Собрание сочинений [Том 1]
Шрифт:
Книга, таким образом, содержит наиболее важные фрагменты моих полевых записей, где речь идет об испытываемых мною в процессе обучения состояниях необычной реальности. Порядок подачи фрагментов не всегда хронологический, поскольку я следовал логике развертывания учения. Я никогда не записывал свои впечатления прежде, чем они улягутся и я смогу осмыслить их сравнительно беспристрастно. Однако комментарии дона Хуана к испытанному мною в очередной раз я записывал немедленно, поэтому подчас они опережают описание самого опыта.
Мои полевые записи представляют субъективную интерпретацию
При записи я добавлял для полноты картины некоторые бытовые детали. Кроме того, в записках содержатся также попытки толкования мировоззрения дона Хуана.
Чтобы избежать повторений, я упростил наши диалоги и убрал все второстепенное. Однако, чтобы передать все же общую атмосферу, мои правки коснулись лишь тех диалогов, в которых не содержалось ничего нового, что способствовало бы моему постижению этого пути. Информация от дона Хуана всегда была спорадической, и подчас малейшее его замечание вызывало целую лавину расспросов, которые длились часами. С другой стороны, было множество случаев, когда он все рассказывал сам.
Глава 1
10 ноября экстремисты.
Мои заметки о встречах с доном Хуаном начинаются 23 июня 1961 года. С этого дня началось мое обучение. До этого я встречался с ним лишь в качестве наблюдателя. При всяком удобном случае я просил рассказать мне, что он знает о пейоте. Каждый раз это кончалось ничем, и все же, судя по его колебаниям, какая-то надежда оставалась.
И вот на этот раз он дал понять, что может снизойти к моим просьбам - при условии, что я обрету ясность мышления, буду точно знать, о чем прошу. Это условие было для меня непонятным, поскольку моя просьба относительно пейота была, собственно, предлогом установить с ним более тесный контакт. Я рассчитывал, что моя ссылка на его особые знания вызовет его на большую откровенность - и я, таким образом, смогу без особых препятствий узнать все, что он вообще знает о растениях. Однако он истолковал мою просьбу банально - а именно как желание получить знания о пейоте.
Пятница, 23 июня 1961
– Ты научишь меня тому, что знаешь о пейоте, дон Хуан?
– Это зачем еще тебе понадобилось?
– Ну, хотелось бы на этот счет знать побольше. Разве сама по себе тяга к познанию - не достаточная причина?
– Нет! Ты должен спросить в самом своем сердце, чего ради тебе, зеленому юнцу, вздумалось связываться со столь серьезными вещами.
– А сам ты чего ради этому учился?
– Ты почему об этом спрашиваешь?
– А может, у меня такая же причина.
– Сомневаюсь! Я - индеец. У нас разные пути.
– Если серьезно, моя причина - просто сильное желание этому учиться, просто я хочу знать чтобы знать. Но у меня нет плохих намерений, честное слово.
– Верю. Я курил тебя.
– А?..
– Неважно. Мне известны твои намерения.
–
– Назови как угодно.
– Так, может, ты все-таки будешь меня учить?
– Нет!
– Потому что я не индеец?
– Нет. Потому что ты не знаешь своего сердца. Что по-настоящему важно - это чтобы ты точно знал, почему тебе так позарез этого хочется. Учение о Мескалито - вещь крайне серьезная. Будь ты индейцем - одного твоего желания в самом деле было бы достаточно. Но лишь у очень немногих индейцев может появиться такое желание.
Воскресенье, 25 июня 1961
В пятницу я весь день был у дона Хуана. Я рассчитывал уехать часов в семь вечера. Мы сидели у него на веранде, и я решился еще раз спросить насчет обучения. Затея казалась безнадежной, и я заранее смирился с отказом. На этот раз я спросил его - может быть, существует способ, при котором мое желание выглядело бы так, как если бы я был индейцем. Он долго молчал, а я все ждал ответа, поскольку казалось, он что-то мысленно взвешивает.
Наконец он сказал - есть вообще один способ, собственно вот какой. Прежде всего он обратил внимание на тот факт, что я очень устаю, сидя на полу, и для начала следует найти на полу «пятно», как он выразился, где я мог бы сидеть без устали сколько угодно.
До этого я сидел обхватив руками щиколотки и прижав колени к подбородку. Едва он сказал это, как я почувствовал, что совершенно выдохся и спину у меня ломит от усталости.
Я ожидал объяснений, что это за «пятно», но он и не подумал ничего объяснять. Я решил, что, может быть, он имеет в виду, что мне надо пересесть, поэтому поднялся и сел к нему поближе. Он возмутился и принялся втолковывать, упирая на каждом слове, что «пятно» - это место, где ты чувствуешь себя самим собой - сильным и счастливым. Он похлопал рукой по тому месту на веранде, где сидел, и сказал - вот, к примеру, мое собственное место: затем добавил, что эту задачу я должен решить самостоятельно, причем не откладывая.
Для меня такая задача была попросту загадкой. Я понятия не имел, с чего начать, да и вообще - что именно. Несколько раз я просил дать мне какой-нибудь ключ или хотя бы подсказку насчет того, как приступить к поискам этого самого места, где я буду чувствовать себя сильным и счастливым. Я стоял на своем и доказывал, что совершенно не представляю себе, что же имеется в виду, да и как подойти к решению этой задачи. Он предложил мне походить по веранде, - может статься, я найду «пятно».
Я встал и начал выхаживать взад-вперед; наконец почувствовал, до чего это глупо, и сел перед ним.
Его охватил гнев, и он заявил, что я ничего не желаю слушать и вообще, похоже, не собираюсь учиться. Потом успокоился и вновь начал втолковывать, что отнюдь не на каждом месте можно сидеть или вообще на нем находиться, и что в пределах веранды есть одно особое место, «пятно», на котором мне будет лучше всего. Моя задача - найти его среди всех остальных. Если угодно, это можно понимать так, что я должен «прочувствовать» все здесь пятна, пока без всяких сомнений смогу определить то, которое мне подходит.