Собрание сочинений (Том 1)
Шрифт:
После каждой порции Васька ухарски вытаскивал из кармана деньги, клал их продавщице, хрупал вафлями, опять ждал меня - и я сдался. И тоже начал кусать, а не лизать.
Дело шло быстро, мы молчали, только причмокивали, и я чувствовал, как леденело у меня горло. Остановились мы как будто на десятой порции и то не потому, что объелись, а потому, что у Васьки кончились деньги.
– Всю зарплату?
– спросил я деревянным голосом, ужасаясь Васькиной удали.
– Еще на одну осталось!
– прохрипел он, разглаживая мятые бумажки, и добавил великодушно: - Хошь?
–
– ответил я совершенно искренне.
Но Васька уже протягивал рубли мороженщице. Она поглядывала на нас удивленно, но ничего не говорила.
Потом мы пошли в туалет, Васька снова покурил, предлагая мне папироску.
– Ты зыбни, зыбни!
– уговаривал меня Васька.
– Сразу отойдешь!
Но я так и не зыбнул. И наверное, зря.
* * *
Назавтра был последний перед каникулами день, а я не мог шевельнуться. Голова горела, как головешка, муторно и жарко, горло распухло, и я дышал с хрипом, тяжело потея. Мама заохала, вызвала врача и не пустила меня в школу. К обеду пришел доктор, потрогал мой лоб и даже не стал градусник ставить.
– Где это ты так?
– спрашивала меня бабушка.
– Сознавайся, опять снегу поел?
Ей почему-то всегда казалось, что я зимой ем снег, а весной лижу сосульки. А между прочим, никогда я снег не ел. Ну, может, раза два попробовал, так и то давно. Снег мне не понравился - он был какой-то сухой и бессолый, и я его больше в рот не брал, а вот бабушке всегда мерещилось, будто я снегоед какой-то.
"Дурак ты, дурак!
– ругал я себя.
– Надо было не слушать Ваську. Что он в мороженом понимает - первый раз увидел. Жадность одолела. Боялся, что Васька переест, дурачина ты, простофиля". Но бабушке в ответ мотал головой.
– Кхакхой снех, - хрипел я.
– И так хонодхно!
Обедать я не стал, не было аппетита, и бабушка прямо извелась, уговаривая меня, протягивая ложку с супом. Да и о какой еде могла идти речь!
Солнце уходило за крыши, сугробы синели. Новый год подступал тихими шагами, а я хрипел и кашлял и не мог пойти на базар за елкой.
Так мы вчера уговорились с Васькой. Я прихожу из школы и бегу за елкой, а он, вернувшись с занятий позже, помогает мне ее украсить. Васька все не возвращался, а бабушка, когда я сказал ей про елку, даже возмутилась:
– Не брошу же я тебя!
Васька пришел уже под вечер. Он остановился у порога, разглядывая меня, а я только виновато развел руками - мол, видишь?
Васька шагнул в комнату, улыбнулся и сказал:
– Ништяк, и так проживем.
А я чуть не заплакал. Я-то надеялся на него. Я-то думал, может, Васька чего-нибудь придумает. Он увидел, как я скис, тряхнул головой и сказал:
– Ну дак ладно. Не боись. Я на базар сбегаю, - и исчез, оставив от валенок мокрые следы.
Как-то сразу стало полегче. И горло, кажется, отпустило. И будто бы даже жар спал. Я проглотил несколько ложек супа. Бабушка улыбнулась. Я улыбнулся тоже: Васька не мог подвести, такой уж он человек.
Но Васька пришел без елки.
– Пусто на рынке, - сказал он виновато.
"Ну все! Попраздновали называется". Я отвернулся к стене, закусив дрожащие губы.
– Сами виноваты, - укорила мама, - не могли вчера позаботиться или еще раньше?
– Вчера в театр ходили, - ответил я сдавленным голосом, готовый зареветь.
– Ну, ну!
– сказала мама.
– Постыдись Васи.
Но никого я стыдиться не собирался и начал уже хлюпать носом, как Васька вдруг сказал:
– Тетя Лиза, дайте топор.
– Зачем это?
– всполошилась бабушка, заведовавшая всем нашим хозяйством.
– В лес пойду.
Я приподнял голову. В лес! Во дает Васька! Друг так друг, ничего не скажешь!
– Ни в коем случае!
– заговорила, волнуясь, мама.
– Сейчас стемнеет, а до лесу километров пять, заблудишься. Нет, нет!
– Не пропаду, - сказал он, посмеиваясь, - не бойтесь, я ведь деревенский!
– Нет, это безумие, - говорила мама, расхаживая по комнате.
– Он просто не успеет. А если заблудится?
– Она нервно шагала, поглядывала строго на меня и отворачивалась, будто Васька уже погиб в снежных сугробах.
Васька вернулся ровно через пять минут, весело смеясь. За ним вошла тетя Нюра. В вытянутой руке Васька держал за комель аккуратную маленькую елочку, такую ровную, такую зеленую и пушистую, что от одного ее вида хотелось смеяться.
– Где ты взял?
– вскричал я и вскочил с дивана как был - в трусах и майке, совсем не стесняясь тети Нюры.
– Мамка принесла!
– ответил Васька, вытаскивая топор из-за веревки. До ворот дошел, гляжу - встречь она! Да и с ней!
– он кивнул на елку.
– Ага!
– ответила тетя Нюра.
– Еду на подводе и думаю: а ну как у них там елки-то нету? Возницу подговорила, залезла в сугроб и взяла вот эконьку.
Тетя Нюра доставала из мешка белые, похожие на хлебцы кругляши. Это было мороженое молоко.
– Ой, Нюра, золотко!
– запричитала бабушка и вдруг всплакнула.
– Ты для нас как Дед-Мороз.
– Не Дед-Мороз, а Баба-Морозиха, - сказал я, и все засмеялись.
– А у нас вот Коля приболел.
Бабушка суетилась, усаживала тетю Нюру поближе к печке, стучала в стенку, чтобы тетя Сима не больно-то расфуфыривалась, а шла прямо так, карнавала не будет, наливала Бабе-Морозихе горячего чаю, клала в кастрюльку кругляш мороженого молока и все говорила, говорила, и я ее понимал, потому что в самом деле все получилось как будто в волшебной сказке.
– Ты извини нас, Нюра, - сказала бабушка, вдруг останавливаясь перед ней.
– За что это?
– удивилась тетя Нюра и оторвалась от большой кружки с чаем.
– Да вот, - кивнула бабушка на плитку, - за молоко.
– Ну что ты, Васильевна!
– тихо сказала тетя Нюра.
– Ведь у вас Вася живет, мы вам благодарные, а про молочко-то, так где оно еще-то есть, как не в деревне?
– Ну, мам! Чо там, дома-то?
– весело крикнул Васька. Он, торопясь, наряжал елку.
– Все ладно, - ответила тетя Нюра негромко.
– Председатель нос отморозил. За соломой ездили в район.