Собрание сочинений (Том 1)
Шрифт:
— Да? — сказала ока. — Это хорошо.
Она держалась очень прямо, закинув голову, и говорила спокойно и негромко. Чем-то ее красивое лицо напоминало лицо Крамина… «Он ее многому, должно быть, научил», — подумал доктор.
Вместе с дамой он прошел к одиннадцатому вагону. Крамина вынесли на носилках. Дама тихо и прямо стояла около доктора… Жаркое солнце осветило желтый череп и тонкую желтую шею Крамина и вспыхнуло в стеклах его очков. Дама вдруг шагнула вперед и наклонилась над носилками.
Крамин слегка отстранил ее и, жмурясь от солнца, сказал:
— Здравствуй, здравствуй, Инночка. — Он поцеловал
«…и многому еще научит», — думал доктор, глядя, как она шла по перрону рядом с носилками, что-то говоря мужу и повернув к нему свою прекрасную голову преданно и покорно.
Глава седьмая
ПИСЬМА
На обратном пути из Омска санитарный поезд застрял в потоке, двигавшемся на запад. Маршруты с танками, самолетами, орудиями и горючим вырывались вперед по зеленым улицам открытых семафоров. Санитарный поезд двигался медленно, то и дело вынужденный уступать дорогу очередному километровому маршруту с военным грузом. В Перми простояли восемь суток.
Все люди в поезде утомились не столько от длительного рейса порожняком, сколько оттого, что в эти бездельные дни упорно думалось о доме, о близких, о том, когда же будут письма…
Особенно мучился доктор Белов.
Скоро год, как было написано то письмо от пятого сентября. Уже и вторая посылка пошла в Ленинград из Омска, а из Ленинграда ни слуху ни духу.
Письма, конечно, есть, они лежат в В*, в их почтовом ящике. Но когда поезд попадет в В*?
Данилов решил командировать кого-нибудь за почтой.
Желающих ехать было достаточно: многие были из В*, командировка означала возможность побывать дома. Сам Данилов охотно поехал бы…
Он выбрал Лену.
— Живым духом туда и обратно, — сказал он ей. — В РЭПе узнаешь, где нас поймать. С пассажирскими не связывайся, товарными скорей доберешься. С поезда на поезд на всем ходу. Ну, тебя не учить.
Он дал ей маленькую посылку, с килограмм весом, аккуратно перевязанную веревочкой; за веревочку заткнута бумажка с адресом.
— Вот, передашь. Там сын растет, ему нужно. — Он сдвинул брови, чтобы скрыть улыбку, выдававшую его слабость к сыну. — Посмотришь, каков он, не захирел ли. Жена и напишет, так у нее ничего не поймешь.
С полной сумкой писем и адресов Лена пересела на первый подвернувшийся товарный маршрут и уехала, а в санитарном поезде еще медленнее потянулись дни ожидания.
Ольга Михайловна придумала сварить для раненых варенье и насушить грибов. Пошли с ведрами в лес. Юлию Дмитриевну немного волновало — пойдет ли Супругов. Она была в восторге, когда он спросил ее:
— Вы разрешите присоединиться к вам?
Именно к ней он обратился с этим вопросом; не к Ольге Михайловне и не к Фаине, которые тоже собирались, а к ней.
Ей было сперва неловко, когда они пошли рядом. Она не привыкла гулять у всех на глазах с мужчиной, в которого была влюблена. К счастью, вместе с ними пошли Фаина и несколько санитарок. Фаина повязала голову желтой косынкой и овладела разговором. Закидывая голову, она хохотала, хотя смешного ничего не было. Юлия Дмитриевна молчала и думала о том, что она, Юлия Дмитриевна, никогда не смеялась так громко. И о пустяках она не умела разговаривать, все ее речи звучали серьезно и поучительно, — может быть, это и отпугивало от нее мужчин… Да, мужчины любят вот таких женщин, ярких и шумных, которые, не задумываясь, бросают легкие двусмысленные словечки и хохочут, запрокидывая голову и надувая горло. «Что же делать, если я так не умею?» — рассудительно думала Юлия Дмитриевна. И ей уже было досадно, что Фаина пошла с ними…
В лесу девушки отделились от них, и они остались втроем — Юлия Дмитриевна, Фаина и Супругов. Фаина первая нашла грибное место и кричала Супругову, чтобы шел ей помочь. Супругов не торопился: он прислонился к сосне, закуривая самодельную папиросу, — Юлии Дмитриевне он показался в этот момент необыкновенно интересным, — и, казалось, забавлялся бурными зазывами Фаины. Он поймал взгляд Юлии Дмитриевны и сказал, улыбаясь:
— Жизнерадостная особа, правда?
Ей стало сразу весело: он вовсе не очарован Фаиной, он иронизирует по ее адресу, а она-то думала, что Фаина непременно его очарует… Нет, видимо, он действительно предпочитает всем женщинам в поезде Юлию Дмитриевну.
Фаина не намеревалась сдаться так легко, она пришла и утащила Супругова, крепко держа его под руку и подталкивая плечом и даже, кажется, коленом… Юлия Дмитриевна шла за ними, слегка посмеиваясь. Присутствие Фаины теперь не тяготило ее, напротив — оно было поводом к какой-то особенной дружеской интимности ее с Супруговым, к каким-то взглядам и усмешкам, смысл которых был понятен только им двоим…
К сожалению, приятная прогулка длилась недолго, потому что грибов было множество и ведра наполнились слишком быстро. Выручила Фаина. Она объявила, что воздух в лесу целебный и что незачем возвращаться так скоро домой, в вагонную духоту. Она легла у опушки на мягкую траву в огромной черной тени леса, предвещавшей близость вечера, и позаботилась о том, чтобы принять самую соблазнительную, по ее понятиям, позу. Юлия Дмитриевна и Супругов скромно сели рядом.
— Доктор, — сказала Фаина с закрытыми глазами, — скажите, вы всегда были такой неживой?
Супругов сделал вид, что не понял.
— Как неживой? — спросил он, переглянувшись с Юлией Дмитриевной. — Я всегда ощущал в себе достаточно жизни.
— Ваши ощущения вас обманывают, — сказала Фаина протяжно.
И так как он молчал, она взялась за него снова:
— Вы любили когда-нибудь?
— Странный вопрос, — ответил Супругов.
— Вы — удивительное явление, — сказала Фаина. — Сорокалетний холостяк в наши дни — редкость. Теперь все женаты, на кого ни взгляни. Мальчишки двадцатилетние — и те женаты, или женятся, или есть невеста. У вас есть невеста?
— Но я же не мальчишка, — пошутил Супругов.
— Нет, позвольте, позвольте! — закричала Фаина, с детской резвостью кувыркнувшись в траве, чтобы повернуться к нему лицом. — Отвечайте на вопрос!
Юлия Дмитриевна слушала разговор и глядела на небо. Оно было прекрасно на исходе дня — не голубое, не золотистое — высокое, неопределенной окраски и все насквозь пронизанное нежным, умиротворяющим светом.
«Мне хорошо, — думала Юлия Дмитриевна, улыбаясь этому небу, и этому разговору, и неопределенной светлой надежде, которая рождалась или готова была зародиться в ее сердце. — Мне очень хорошо».