Собрание сочинений, том 22
Шрифт:
Однако английский средний класс был дальновиднее немецких профессоров — он состоял из лучших дельцов, чем они. Только под давлением обстоятельств он уступил часть своей власти рабочим. Во времена чартистского движения он научился понимать, на что способен народ, этот puer robustus sed malitiosus. С того времени ему волей-неволей пришлось превратить добрую часть требований Народной хартии в закон Соединенного королевства. Больше чем когда-либо важно было теперь держать народ в узде моральными средствами. Первым же и важнейшим моральным средством, которым воздействуют на массы, оставалась все та же религия. Отсюда — поповское засилье в школьных советах, отсюда — возрастающее самообложение буржуазии для поддержки всякого рода ревивализма [В немецком тексте вместо слов «для поддержки всякого рода ревивапизма» напечатано: «для использования всевозможных способов благочестивой демагогии». Ред.], начиная от ритуализма [319] и кончая «Армией спасения».
319
Ритуализм (более распространенное название — пьюзиизм) —
И теперь наступило торжество британской респектабельности [В немецком тексте вместо слов «британской респектабельности» напечатано: «британского респектабельного филистерства». Ред.]над свободомыслием и религиозным индифферентизмом континентального буржуа. Французские и германские рабочие прониклись мятежным духом. Они повально были заражены социализмом и при этом, по весьма веским соображениям, вовсе не так уж были озабочены соблюдением законности при выборе средств для завоевания власти. Этот puer robustus действительно становился там с каждым днем все более malitiosus. Для французской и немецкой буржуазии оставалось лишь одно крайнее средство: отбросить втихомолку свое свободомыслие, подобно тому как юноша, чувствуя, что его все более и более одолевает морская болезнь, незаметно бросает зажженную сигару, которой он щеголял на борту корабля. Один за другим богохульники стали принимать внешне благочестивый облик, с почтением говорить о церкви, ее учении и обрядах и стали даже их соблюдать сами, поскольку нельзя было их обойти. Французские буржуа довольствовались maigre [постной пищей. Ред.] по пятницам, а немецкие буржуа по воскресеньям терпеливо выслушивали на своих скамьях в церкви длинные протестантские проповеди. Со своим материализмом буржуа попали в беду. «Die Religion muss dem Volk erhalten werden» — «Религия должна быть сохранена для народа» — таково последнее и единственное средство спасения общества от полной гибели. К несчастью для самих себя, они открыли это только тогда, когда сделали с своей стороны все возможное, чтобы навсегда разрушить религию. И тогда наступил момент, когда британский буржуа в свою очередь мог над ними посмеяться и крикнуть им: «Глупцы, это я мог бы сказать вам еще двести лет назад!»
Однако я опасаюсь, что ни религиозное тупоумие британского буржуа, ни наступившее post festum [буквально: после праздника, то есть с запозданием. Ред.] обращение континентального буржуа не смогут сдержать поднимающийся все выше пролетарский поток. Традиция — это великий тормоз, это vis inertiae [сила инерции. Ред.] в истории; но она только пассивна и потому неизбежно оказывается сломленной. Поэтому религия тоже не может долго служить оплотом капиталистического общества. Если наши юридические, философские и религиозные представления являются более близкими или более отдаленными отпрысками господствующих в данном обществе экономических отношений, то эти представления не могут удержаться продолжительное время после того, как экономические отношения в корне изменились. Либо мы должны поверить в сверхъестественное откровение, либо согласиться, что никакие религиозные догмы не в состоянии спасти гибнущее общество.
И действительно, в Англии рабочие также пришли снова в движение. Несомненно, они скованы различными традициями. Прежде всего буржуазными традициями: так, например, очень распространенным предрассудком, будто возможны только две партии, консервативная и либеральная, и будто рабочий класс должен добиваться своего освобождения при помощи великой либеральной партии. Затем — традициями самих рабочих, унаследованными со времени первых робких попыток самостоятельных выступлений рабочего класса: такой традицией является исключение из многих старых тред-юнионов всех тех рабочих, которые не прошли регулярного ученичества, а это означает только, что каждый такой профессиональный союз готовит себе собственных штрейкбрехеров. Но несмотря на все это, английский рабочий класс движется вперед, как вынужден был с прискорбием сообщить об этом своим катедер-социалистическим собратьям даже сам профессор Брентано [320] . Рабочий класс движется — как все в Англии — медленным, размеренным шагом, то колеблясь, то делая ощупью робкие, порой бесплодные попытки. Он движется местами с чрезмерным недоверием к слову «социализм», впитывая постепенно в себя его сущность. Он движется, и его движение захватывает один слой рабочих за другим. В настоящее время оно пробудило от спячки необученных рабочих лондонского Ист-Энда, и мы видели, какой великолепный толчок дали со своей стороны рабочему классу эти свежие силы. И если ход этого движения не поспевает за нетерпеливыми требованиями тех или иных лиц, то пусть они не забывают, что именно рабочий класс является хранителем лучших черт английского национального характера и что в Англии каждый шаг вперед, раз он завоеван, никогда, как правило, не пропадет. Если сыновья старых чартистов, по изложенным выше причинам, были не совсем таковы, как можно было бы ожидать, то, по всей видимости, внуки будут достойны своих дедов.
320
Энгельс имеет в виду работы и выступления Л. Брентано, посвященные английским тред-юнионам (см. примечание 184). В них он всячески превозносил английский тред-юнионизм как образец организации рабочего класса, дающей якобы возможность достигнуть в условиях капитализма коренного улучшения положения рабочих и избавиться от капиталистической эксплуатации. Согласно утверждениям Брентано и других катедер-социалистов, хорошо организованные профессиональные союзы делают излишней политическую борьбу и политическую партию рабочего класса. В работе «Брентано contra Маркс» Энгельс вскрыл фальшивый характер и классовый смысл подобных утверждений.
Однако победа европейского рабочего класса зависит не от одной Англии. Она может быть обеспечена только совместными усилиями, по крайней мере, Англии, Франции и Германии. В обеих последних странах рабочее движение значительно опередило английское. В Германии можно даже уже определять время его торжества. Успехи, достигнутые там рабочим движением за последние двадцать пять лет, не имеют себе равных. Оно идет вперед со все возрастающей быстротой. Если немецкий средний класс показал свое жалкое убожество и отсутствие политических способностей, дисциплины, смелости, энергии, настойчивости, то немецкий рабочий класс вполне показал, что всеми этими качествами он обладает в достаточной мере. Почти четыреста лет тому назад Германия была исходным пунктом первого крупного восстания европейского среднего класса; если судить по теперешнему положению вещей, разве не может оказаться, что Германия станет также ареной первой великой победы европейского пролетариата?
Ф. Энгельс
20 апреля 1892 г.
Напечатано в книге: Frederick Engels. «Socialism Utopian and Scientific». London, 1892 и с некоторыми сокращениями в переводе автора на немецкий язык в журнале «Die Neue Zeit», Bd. 1, №№ 1 и 2, 1892–1893 гг.
Печатается по тексту книги, сверенному с немецким переводом
Перевод с английского
ТРЕТЬЕМУ АВСТРИЙСКОМУ ПАРТИЙНОМУ СЪЕЗДУ
Лондон, 31 мая 1892 г.
Уважаемые товарищи!
Благодарю вас за ваше любезное приглашение на дважды запрещенный партийный съезд, который, надеюсь, теперь состоится [321] . И хотя у меня нет возможности присутствовать в качестве гостя на ваших заседаниях, но я с радостью пользуюсь случаем передать собравшимся австрийским товарищам мой привет и выражение моего живейшего участия. Мы, пользующиеся здесь свободой движения в такой мере, как нигде на континенте, можем, разумеется, по достоинству оценить тот факт, что австрийские рабочие, несмотря на многочисленные препоны, затрудняющие их движение, завоевали себе то славное положение, которое они теперь занимают. И я могу вас заверить в том, что и здесь, на родине крупной промышленности, дело рабочих продвигается вперед; да и вообще самое замечательное и самое радостное явление наших дней состоит в том, что, куда бы мы ни бросили взгляд, всюду движение рабочих развивается неудержимо.
321
Открытие III съезда Социал-демократической рабочей партии Австрии намечалось на 17 апреля 1892 г. в Линце. Однако 2 апреля власти запретили его проведение в этом городе. В связи с этим созыв съезда был перенесен на 5 июня 1892 г. в Вену. И хотя в конце мая австрийское правительство отменило свое запрещение, съезд тем не менее состоялся в Вене с 5 по 9 июня 1892 года. Он рассмотрел тактические и организационные вопросы социалистического движения в Австрии, принял устав и внес дополнения в программу партии.
Ваш старый
Фридрих Энгельс
Напечатано в «Arbeiter-Zeltung» № 24, 10 июня 1892 г.
Печатается по тексту газеты, сверенному с рукописью
Перевод с немецкого
КАРЛ ШОРЛЕММЕР [322]
Не только люди науки всех стран, но и германская социал-демократия скорбит над могилой, засыпанной сегодня на южном городском кладбище в Манчестере. Покоящийся в ней крупный химик был коммунистом еще до того, как в Германии выступил Лассаль; нисколько не скрывая своих убеждений, он был до самой смерти активным членом германской социалистической партии и регулярно платил членские взносы.
322
Некролог «Карл Шорлеммер», написанный Энгельсом для газеты «Vorwarts» и опубликованный в ней 3 июля 1892 г., был напечатан также в «Arbeiter-Zeitung» № 29, 15 июля 1892 г. и в болгарском журнале «День», кн. 7, 1892 года.
Карл Шорлеммер родился 30 сентября 1834 г. в Дармштадте; он учился в гимназии, в своем родном городе и затем изучал химию в Гисене и Гейдельберге. По завершении образования он переехал в 1858 г. в Англию, где тогда талантливым химикам школы Либиха открывались широкие возможности для карьеры. В то время как большинство его молодых коллег устремилось в область промышленности, он остался верен науке; сначала он был ассистентом у частного химика Ангуса Смита, затем у Роско, который незадолго до этого был назначен профессором химии недавно основанного колледжа Оуэнса [323] . В 1861 г. Шорлеммер, бывший до тех пор частным ассистентом Роско, получил штатную должность ассистента в лаборатории колледжа Оуэнса.
323
Колледж Оуэнса — высшее учебное заведение в Манчестере, основанное в 1851 г. на средства, завещанные для этой цели манчестерским купцом Джоном Оуэнсом.
К шестидесятым годам относятся его открытия в области химии, составившие эпоху в этой науке. Органическая химия продвинулась, наконец, настолько в своем развитии, что из скопления разрозненных, более или менее несовершенных сведений о составе органических тел она могла превратиться в действительную науку. Шорлеммер избрал предметом исследования простейшие из этих тел, будучи убежденным, что здесь-то
и надо закладывать основу новой науки, а именно исследования тех тел, которые первоначально состоят лишь из углерода и водорода, но при замене части их водорода другими, простыми или сложными, веществами превращаются в совершенно другие тела с самыми разнообразными свойствами; это были парафины, из которых более известные содержатся в нефти и из которых получаются спирты, жирные кислоты, эфиры и т. д. Тем, что нам сейчас известно об этих парафинах, мы обязаны главным образом Шорлеммеру. Он исследовал имеющиеся вещества, принадлежащие к ряду парафинов, отделил одни от других и многие из них впервые получил в чистом виде; другие вещества, которые теоретически должны были существовать, но в действительности не были еще известны, были открыты и получены также им. Таким образом, он стал одним из основоположников современной научной органической химии.