Собрание сочинений [Том 2]
Шрифт:
Он сказал, что люди древности стали легендарными благодаря безмолвному знанию о той силе, которую можно получить, сдвигая точку сборки. Маги возродили эту древнюю силу, хотя и в более умеренном масштабе. При помощи сдвига точки сборки они могли манипулировать, своими чувствами и изменять вещи. Я изменяю вещи, почувствовав себя большим и страшным. Чувства, направленные таким образом, называются намерением.
– Твоя точка сборки уже немного сдвинулась, - продолжал он.
– Сейчас ты находишься в таком положении, что можешь или утратить свое достижение, или же заставить свою точку сборки сдвинуться
Он сказал, что, вероятно, любой человек, живущий в обычных условиях, однажды или несколько раз получает возможность вырваться из оков обусловленности. При этом он подчеркнул, что имел в виду не социальные условия, но те условности, которые сковывают наше восприятие. Мгновенного чувства приподнятости было бы достаточно, чтобы сместить точку сборки и разбить наши цепи. То же касается и мгновения страха, гнева, плохого самочувствия или горя. Но чаще всего, получая шанс сместить нашу точку сборки, мы пугаемся. Обычно вступают в игру наши академические, религиозные, социальные устои. Они подсказывают, что безопаснее вернуться в толпу, в привычное стадо, вернуть нашу точку сборки в обычное положение «нормальной» жизни.
Еще он сказал, что все известные мне мистики и духовные учителя действовали по тому же принципу: их точка сборки смещалась благодаря дисциплине, аскетизму - или даже случайно - в определенное место, после чего они возвращались в нормальное состояние, сохраняя полученный опыт на всю жизнь.
– Ты можешь быть весьма благочестивым, хорошим парнем, - продолжал он, - и забыть при этом о начальном движении твоей точки сборки. Или сумеешь вытолкнуть себя за пределы своего разума. Ты, кстати, все еще находишься в этих пределах.
Я знал все, о чем он говорил, но при этом ощущал странные колебания, делавшие меня нерешительным.
Дон Хуан развивал свою мысль далее. Он сказал, что средний человек, не в силах накопить энергию, превышающую ту, что находится за пределами повседневной жизни, называет область восприятия необычной реальности магией, волшебством или происками дьявола, отшатывается от нее и не утруждает себя дальнейшими исследованиями.
– Но ты уже не можешь так поступать, - продолжал дон Хуан.
– Ты не религиозен и при этом слишком любопытен, чтобы так просто отказаться от приобретенного опыта. Единственное, что могло бы остановить тебя - это трусость. Воспринимай все тем, чем оно является на самом деле: абстрактным, духом, Нагвалем. Не существует ни колдовства, ни зла, ни дьявола. Все это только восприятие.
Я понимал его. Но я не мог точно сказать, каких действий он от меня ждал.
Я взглянул на дона Хуана, стараясь отыскать нужные слова. Казалось, я вошел в состояние, необыкновенно обострившее мои умственные способности, и я старался не пропустить ни единого слова.
– Стань огромным!
– приказал он мне с улыбкой.
– Выйди из разума! И тут я точно понял, что он имеет в виду. Я действительно знал, что могу сделать ощущение своей величины и свирепости настолько интенсивным, что и в самом деле стану гигантом, возвышающимся над кустарником и обозревающим все вокруг нас.
Я попытался высказать свои мысли, но быстро прекратил это. Я понял, что дон Хуан знает все, что я думаю, и очевидно гораздо, гораздо больше.
Вдруг
Войдя в такое состояние, я почувствовал, что меня что-то гонит вперед, и я начал двигаться. Нечто заставляло мое тело перемещаться с одного места на другое. Я больше не чувствовал никакой усталости. Скорость и легкость, с которой я мог двигаться, приводили меня в восторг.
Мое состояние нельзя было назвать ни ходьбой, ни полетом. Скорее меня как бы переносили с невероятной скоростью. Движения тела только тогда становились резкими и неуклюжими, когда я пытался их осмыслить. Наслаждаясь ими и не размышляя, я погрузился в уникальное состояние такого физического счастья, какое до сих пор было мне совершенно незнакомо. Если у меня в жизни и были такие моменты, то они были столь кратковременны, что не оставили следа в моей памяти. Однако испытав этот экстаз, я как бы начал смутно припоминать, что однажды когда-то уже пережил его, но затем все забыл.
Восторг от движения сквозь чаппараль был таким огромным, что все остальное просто не имело значения. Реальной была лишь эта огромная радость и последовавшее за ней прекращение движения, когда я вдруг обнаружил, что смотрю на чаппараль.
Но еще более невероятным было телесное ощущение что я возвышаюсь над кустарником, возникшее у меня с того момента, как я начал двигаться.
Но вот я отчетливо увидел прямо перед собой ягуара. Он изо всех сил убегал прочь. Я почувствовал, как он старается не наступать на колючки кактусов. Несмотря на скорость, он ступал на землю очень осторожно.
Мне вдруг ужасно захотелось погнаться за ягуаром и напугать его до такой степени, чтобы он, забыв осторожность, покалечился колючками. Но тут мысль о том, как опасен может быть ягуар если поранится, пронзила мой затихший ум. Эта мысль подействовала так, как если бы кто-то разбудил меня.
Когда я наконец понял, что мой мыслительный процесс восстановился, то обнаружил, что нахожусь у подножия невысоких скал. Оглядевшись, я в нескольких футах от себя увидел дона Хуана. Он выглядел измученным, был бледен и тяжело дышал.
– Что случилось, дон Хуан?
– спросил я, прочистив свое пересохшее горло.
– Это ты расскажи мне, что случилось, - сказал он задыхаясь. Я рассказал ему о своих ощущениях. Вдруг я понял, что прекрасно вижу вершину горы, находившуюся непосредственно в поле моего зрения. Это были последние минуты дня, и это означало, что я бежал или шел более двух часов.
Я попросил дона Хуана объяснить такое несоответствие во времени. Он сказал, что моя точка сборки сместилась дальше места без жалости и достигла места безмолвного знания, однако мне все еще не хватает энергии, чтобы смещать ее самостоятельно. Сделать это самостоятельно я смог бы только имея достаточно энергии для ее перемещения между безмолвным знанием и разумом по своей воле.