Собрание сочинений, том 6. Мароны. Всадник без головы.
Шрифт:
Работорговец ехал по широкой, обсаженной пальмами и тамариндами аллее в самом скверном расположении духа. Он был так рассержен неудачным исходом переговоров, что забыл раскрыть зонт, хотя солнце уже сильно пекло. Вместо этого он то и дело принимался колотить им по бокам мула, словно желая выместить досаду на ни в чем не повинном животном. Всю дорогу старик не переставал поносить человека, чей кров он только что покинул. Не пощадил он и дочери плантатора, и брань его перемежалась угрозами:
– Чтоб тебе провалиться! Будь ты трижды проклят!
Он приподнялся в стременах и, полуобернувшись, мстительно погрозил зонтом в сторону дома Вогана, сопровождая свой жест злобным взглядом.
Едва Джесюрон снова погнал мула, как на дороге показалась всадница, которая быстрой рысью ехала ему навстречу. Поравнявшись со стариком, она повернула коня и поехала обратно бок о бок с ним.
Всадница, молодая женщина редкой красоты, казалась ангелом рядом с похожим на самого дьявола старым работорговцем.
Очевидно, она ожидала его за поворотом, так как непринужденность, с которой они заговорили, доказывала, что в это утро они уже виделись.
Кто же была эта прекрасная амазонка?
Посторонний наблюдатель не преминул бы задать себе такой вопрос, глядя на нее со смешанным чувством: восхищаясь ее редкой красотой и удивляясь странному обществу, в котором она оказалась. И в самом деле, она была поразительно красива. Высокий, благородный лоб, черные дуги бровей, сверкающие темно-карие глаза, нос с легкой горбинкой, изящные раздувающиеся ноздри - поистине полный контраст с безобразным стариком, который ехал рядом. Так несходны меж собой колючий терновник и роза, на кусте которого она цветет. И эта прекрасная роза, эта красавица была дочерью старого Джесюрона. Грустно признаться, но разница между ними ограничивалась внешностью. В отношении духовного их облика можно было бы сказать: «Яблочко от яблоньки недалеко падает». По виду сущий ангел, душой Юдифь Джесюрон была достойной дочерью своего отца.
– Не выгорело?
– тотчас осведомилась красавица.
– Да нечего и спрашивать, по лицу видно. Хотя, надо заметить, твоя прекрасная физиономия не очень-то выдает мысли. Ну, так как же отнесся к твоему предложению чванливый Воган? Согласен продать рабыню?
– Нет, отказался наотрез.
– Так я и думала. Сколько же ты ему предложил?
– Мне даже совестно тебе признаться, Юдифь.
– Ну-ну, старый плут, от меня тебе таиться нечего. Сколько же?
– Двести фунтов.
– Двести фунтов? Да, сумма изрядная. Если верить тому, что ты мне рассказывал,
– Тише, Юдифь, тише! Умоляю тебя, молчи об этом. Ты можешь расстроить все мои планы.
– Не бойся, почтенный мой родитель. Я, кажется, еще ни разу не расстраивала твоих планов.
– Да-да, ты всегда была хорошей дочерью.
– Ну, говори же, почему судья не пожелал продать рабыню? Он любит деньги не меньше, чем ты. Двести фунтов - высокая цена за медно-красную девчонку. Вдвое больше того, что она стоит.
– От них отказался не Лофтус Воган, а его дочь.
– Как! Она?
– воскликнула Юдифь, скривив губы и раздувая ноздри, от чего ее лицо сразу стало отталкивающим.
– Она, ты говоришь? Этого еще недоставало! Возомнившая о себе метиска! Сама-то она не лучше рабыни!
– Тише, тише, Юдифь!
– остановил ее отец, беспокойно оглядываясь.
– Помолчи об этом до поры до времени. Даже у деревьев могут быть уши.
Приступ неудержимой злобы помешал красавице возразить отцу, и некоторое время они ехали молча.
Первой снова заговорила дочь:
– Ты простофиля, отец, ты старый простофиля! Тебе вовсе незачем покупать эту девчонку.
– Бог ты мой! Как это - незачем?
– Что с тобой, почтенный мой родитель? Обычно ты бываешь понятливей. Ну, скажи, на что она тебе понадобилась?
– Ты сама знаешь. Принц отдаст мне за нее двадцать мандингов. Она его сестра, это несомненно. Два десятка сильных, здоровых мандингов стоят две тысячи фунтов. Бог ты мой! Целое состояние!
– Разумеется, целое состояние. Ну, и что же?
– Как «ну и что же»? Ты рассуждаешь о двух тысячах фунтов, как будто это сор.
– Достойный мой родитель, ты меня плохо понял. Я ценю две тысячи фунтов больше, чем ты полагаешь. Поэтому-то я и хочу, чтобы ты непременно их получил.
– Но ведь именно этого я и добиваюсь!
– Да, а сам повел дело так глупо, что рискуешь упустить их.
– А как бы ты поступила на моем месте?
– Просто взяла бы их.
Старик дернул за уздечку, остановил мула и бросил на дочь недоумевающий взгляд. Юдифь тоже придержала коня.
– Отец, ты становишься бестолковым. Пока я дожидалась тебя у ворот этого надутого плантатора, я задавала себе вопрос: чего ради, собственно, ты к нему поехал? И ответ на это очень прост: ты поехал попусту.
– Да, ты права. Дело не вышло. Двадцать мандингов - ты только подумай!
– Чепуха!
– Чепуха? Что ты только говоришь, Юдифь!
– Я говорю, что ты мог бы завладеть мандингами без малейших хлопот. Полагаю, возможность эта еще и теперь не упущена. А в придачу нам достанется еще и сам принц.
– Объясни, Юдифь, я ничего не понимаю.
– Сейчас поймешь. Ты ведь сам говорил, что капитан Джоулер имеет причины не появляться на берегу - не так ли?
– Капитан Джоулер? Да он скорее высадится на Каннибальских островах, чем в бухте Монтего! Ну и что?