Собрание сочинений, том 6. Мароны. Всадник без головы.

Рид Томас Майн

Кроме флага владельца судна, развевавшегося на мачте, как вымпел, на корме реял второй флаг. Когда порыв ветра развернул его полотнище во всю ширь, стало видно голубое, усеянное звездами поле и чередующиеся алые и белые полосы. Полосы и самый цвет их были на этом флаге как нельзя более уместны. Хотя этот флаг называли флагом свободы, здесь он прикрывал собой позорное рабство. Это был невольничий корабль.

Дойдя почти до середины бухты, но все еще держась на значительном расстоянии от берега, где находился город, корабль неожиданно лег на другой галс и, вместо того чтобы идти к пристани, повернул к южному, незаселенному берегу залива. На расстоянии мили от него на корабле убрали паруса. Грохот цепи в клюзе возвестил, что якорь брошен. Несколько секунд корабль дрейфовал, но вот якорный канат натянулся, и барк

замер.

Почему невольничий корабль не зашел в гавань, почему он стал на якорь вдали от нее?

Догадаться об этом было нетрудно, стоило лишь подняться на борт судна. Однако привилегия эта не была дарована посторонним зрителям. На палубу допускались лишь посвященные - те, кто был заинтересован в покупке груза.

Издали казалось, что жизнь на корабле замерла. Но в действительности на палубе его разыгрывалась страшная драма. Груз судна состоял из двухсот человек, или «штук» - на профессиональном языке работорговцев. «Штуки» эти были не вполне одинаковы. Это был, как острил корабельный шкипер, «разносортный товар» - его набирали вдоль всего африканского побережья, и, естественно, здесь попадались представители различных темнокожих племен. Тут были светло-коричневый, живой и сметливый мандинг и рядом с ним черный, как смола, йолоф. Свирепый, воинственный короманти был скован с кротким, послушным поупо, желтокожий, похожий на павиана, унылый эбо - с каннибалом моко или же беспечным, веселым уроженцем Конго или Анголы. Однако сейчас никого из них нельзя было назвать ни беззаботным, ни веселым. Ужасы путешествия в трюме сказались на каждом. Жизнерадостный уроженец Конго и угрюмый лукуми равно пребывали в состоянии полнейшего уныния. Яркая картина, открывавшаяся их глазам, пейзаж, сверкающий всеми оттенками тропической флоры, не вселяли в их сердца радостных чувств. Одни смотрели на берег равнодушно, другим он напоминал родную Африку, откуда их силой увезли грубые, жестокие люди. Некоторые поглядывали на него со страхом, думая, что это Куми, страна великанов-людоедов, и что их привезли сюда на съедение.

Беднягам стоило лишь немного поразмыслить, и они сообразили бы, что едва ли таковы были намерения белых мучителей, привезших их сюда из-за океана. Твердый, неочищенный рис и грубые зерна кукурузы служили невольникам единственной пищей за все время плавания. Такими яствами едва ли кого откормишь для пиршества людоедов. Когда-то гладкая и блестящая кожа пленников стала сухой и дряблой от болячек и рубцов, оставленных страшным бичом, «кракра», как они его называли. Самые темнокожие за время пути стали пепельно-серыми; более светлая, коричневая кожа других приобрела болезненный, желтоватый оттенок. И мужчины и женщины - среди живого груза на корабле было немало и женщин - носили на себе следы бесчеловечного обращения и длительного голодания.

На корме стоял шкипер - долговязый, тощий субъект с нездоровой кожей, а рядом с ним его помощник - отталкивающего вида чернобородый человек. По кораблю сновало еще десятка два негодяев рангом пониже, находившихся в подчинении у этих двух. Время от времени один из них, расхаживая по палубе, разражался гнусной бранью или из одной лишь жестокости осыпал ударами какого-нибудь несчастного.

Тотчас после того, как был брошен якорь, развернулось следующее действие этой отвратительной драмы. Живой товар, находившийся внизу, был выведен вернее, вытащен - на палубу. Рабов тащили по двое, по трое. Каждого, едва он показывался из люка, грубо хватал матрос, стоявший тут же с большой мягкой кистью, которую он обмакивал в ведро с черной жидкостью - смесью пороха, лимонного сока и пальмового масла. Этой смесью обмазывали покорного пленника. Другой матрос втирал эту жидкость в черную кожу африканца, а затем тер ее щеткой до тех пор, пока она не начинала блестеть, как начищенный сапог. Подобная процедура могла бы вызвать недоумение у всякого непосвященного. Но для всех присутствовавших на корабле подобное зрелище было привычным. Не первый раз эти бесчувственные скоты подготавливали к продаже несчастных чернокожих рабов.

Одна за другой жертвы человеческой алчности появлялись из люка, и их тут же подвергали обработке дьявольской смесью. Пленники всему подчинялись с видом покорного смирения, словно овцы в руках стригальщиков. На лицах многих можно было прочесть страх: что, если это подготовка к ужасному жертвоприношению?

Глава VI.

ДЖОУЛЕР И ДЖЕСЮРОН

Едва барк стал на якорь, как небольшой ялик отчалил от пустынного берега и направился к кораблю. В ялике находилось три человека. Двое сидели на веслах - это были негры, и весь наряд их состоял из грязных холщовых штанов и шляп.

Третий сидел на корме и правил лодкой. Ни цветом кожи, ни костюмом он ни в малейшей степени не походил на двоих гребцов. Впрочем, во всем мире вряд ли отыскался бы похожий на него человек.

На вид ему было лет шестьдесят. Это был белый, но вест-индское солнце и грязь в складках и морщинах щек придали его коже цвет табачного листа. От природы узкое лицо с возрастом высохло и заострилось так, что фас почти исчез. Чтобы разглядеть лицо как следует, требовалось встать сбоку и смотреть на него в профиль. Зато профиль в полном смысле слова был выдающийся: особенно примечателен был нос, напоминавший клешню омара. Прибавьте к этому острый, выступающий вперед подбородок и глубокий провал на месте рта - все это придавало ему разительное сходство с попугаем. Когда страшный, провалившийся рот раскрывался в улыбке, - что, кстати сказать, случалось весьма редко, - обнаруживалось всего два далеко отстоящих друг от друга зуба - словно два часовых, стерегущих мрачную, темную пещеру.

Эту своеобразную физиономию освещали два черных слезящихся глаза, сверкающих, как глаза выдры. Сверкали они постоянно и закрывались, лишь когда их обладатель погружался в сон - состояние, в котором его почти никогда не заставали.

Глаза казались особенно блестящими по контрасту с густыми седыми бровями, сросшимися на узкой переносице. На голове волос не было - вернее, их не было видно, так как всю ее закрывал надвинутый на уши грязновато-белый полотняный колпак. Поверх него красовалась белая касторовая шляпа, продавленная тулья и обтрепанные поля которой красноречиво свидетельствовали о долголетней службе. На горбатом носу сидели огромные зеленые очки - очевидно, чтобы защищать глаза от солнца, но, может быть, и для того, чтобы скрывать светившуюся в них злобную хитрость. Светло-синий, выцветший от долгой носки полотняный сюртук с когда-то яркими золотыми, а теперь тусклыми, словно оловянными, пуговицами, короткие засаленные штаны из казимира, длинные чулки и нечищеные сапоги - таков был костюм этого странного субъекта. На коленях у него лежал голубой полотняный зонт. Нарисованный здесь портрет - или, вернее, профиль - изображает работорговца Джекоба Джесюрона. Гребцы были его рабами.

Лодка неслась с необычайной быстротой. Джесюрон то и дело понукал чернокожих гребцов, и те изо всех сил налегали на весла. Время от времени он оборачивался и с опаской поглядывал в сторону города. По-видимому, работорговец боялся конкурентов и стремился во что бы то ни стало попасть на корабль первым.

Намерения его увенчались успехом. Утлому суденышку понадобилось немало времени, чтобы покрыть расстояние от берега до корабля, хотя оно было не больше мили, но все же, когда ялик прибыл на место, на волнах залива еще не было видно ни одной лодки.

– Эй, на барке!
– закричал Джесюрон, как только лодка приблизилась к левому борту судна.

– Эге-гей!
– ответил голос с корабля.

– Капитан Джоулер?

– Я! Кому я там понадобился?
– откликнулся голос с кормы, и минуту спустя над бортом показалась бледная, землистая физиономия капитана Аминадаба Джоулера.
– А, мистер Джесюрон! Решили первым взглянуть на моих черномазых? Ну что ж, первым пришел, первым получай. Такое уж у меня правило. Рад видеть вас, старина! Как живете?

– Превосходно! Превосходно! Надеюсь, и вы благополучно здравствуете, капитан Джоулер? Хорош ли нынче товар?

– Первый сорт, приятель! На этот раз товар отличный. Всех цветов и размеров! Ха-ха-ха! Выбирайте любых по вкусу. Давайте-ка, карабкайтесь на борт! Гляньте на мой товарец!

Получив такое приглашение, работорговец ухватился за спущенный ему веревочный трап и, взобравшись по нему с проворством обезьяны, мигом оказался на палубе.

Обменявшись рукопожатиями и другими приветствиями, показывающими, что торговец и покупатель - старые дружки и отлично понимают друг друга, Джесюрон поправил очки и принялся осматривать «товар».