Собрание сочинений в 10 томах. Том 1. Ларец Марии Медичи
Шрифт:
— Кто он, этот Воздвиженский?
— Проректор духовной академии.
— Он согласится подтвердить, что приходил к вам?
— Я так думаю! Он же действительно приходил. Лев Минеевич, вспоминаю теперь, даже открыл ему дверь.
«В таком случае у тебя железное алиби. И на вторник, и даже на среду… Как я и ожидал, налицо алиби…»
— Как, где и когда вы познакомились с иностранцем?
— В комиссионном на Арбате, в понедельник, совершенно случайно разговорились.
—
— Не понимаю…
— О случайном знакомстве в магазине я уже слышал от вас в первую нашу встречу.
— Ну и что? Как было, так и говорю.
Люсин чуть приподнял брови и повел плечом, всем своим видом показывая, что лично ему совершенно безразлично, врет Михайлов или же говорит правду.
— Я же вам правду говорю! — наклонился к нему Михайлов.
— Сколько раз вы встречались с ним после знакомства? — Люсин словно не обратил внимания на эти слова Михайлова.
— Один-единственный раз, у меня на квартире.
— Что вы можете сказать по поводу его исчезновения? Что знаете об этом?
— Абсолютно ничего. Я к этому не причастен.
— Он не делился с вами планами на будущее? Не говорил, к примеру, как собирается провести завтрашний день?
— Нет. Мы говорили только об искусстве.
— Где вы приобрели эту икону?
— У одной старухи. Купил.
— За сколько?
— Не помню… точно. Задешево.
— Только что вы упомянули, что не верите в древние иконы, которые можно случайно купить у старухи за двадцатку.
— Разве?
— Представьте себе.
— Ну, двадцатку я употребил в фигуральном смысле, в том смысле, что дешево.
— А продали за пятьсот… Вы часто так продавали иконы?
— Нет. Это был первый и последний раз.
— А покупали?
— Я, знаете ли, чаще меняюсь.
— Это как понять?
— Старухи любят яркие, новые иконы, без дефектов, и охотно отдают за них старые образа. Порой ведь берешь совершеннейшего кота в мешке — абсолютно черную доску! Никогда заранее не знаешь, что из нее получится. Отмоешь, потратишь время и труд, а там, — он развел руками, — только пятна облупленной краски и дырки от оклада.
— Вот вы то и дело говорите: «Старуха, старухи…» Это основная ваша клиентура?
— Нет, конечно… Но с ними, естественно, чаще всего приходится вести дело. Да и кто в основном вокруг церквей трется? Старухи опять же…
— А у вас какие дела с церковью?
— Я же реставратор!
— Кто назначил цену за «Троицу»?
— Я.
— И он сразу согласился?
— Сразу. Сам даже взял стремянку и полез снимать.
— Видимо, не в пример вам, он правильно распознал ценность вещи.
— Вряд ли…
— Почему вы так думаете?
— Они там за рубежом наслышаны о русском Эльдорадо, думают, что у нас Византия чуть ли не на улицах валяется. Купит какой-нибудь дурак попорченную доску восемнадцатого века, а дома у себя кричит, что это Рублев или Дионисий.
— А вы-то откуда знаете?
— Люди говорят.
— Они-то, конечно, все там простофили, — усмехнулся Люсин. — Этот, который у вас «Троицу» купил за пятьсот целковых, тоже, видимо, очень наивный мужик… С кем из иностранцев вы имели дело раньше? Кому и когда продавали иконы?
— Иконы я не продавал и с иностранцами, кроме этого, никаких дел не вел.
— Раньше вы утверждали, что и этого приняли за русского, поскольку он говорил без акцента, но потом одумались и сознались. Откуда на самом деле вы узнали, что он иностранец? Он вам представился?
— Женевьева сказала…
— Стоп! Значит, Овчинникова имела касательство к этому делу? Вы подтверждаете?
Михайлов кивнул и опустил голову.
— Вы подтверждаете? — чуть повысил голос Люсин.
— Да, подтверждаю.
— Какое?
— Она познакомила нас.
— Но вы утверждали, что познакомились случайно, в магазине на Арбате.
— Оно и было случайно в том самом магазине. Женевьева зашла с ним туда. Мы и встретились. Случайно. Мы ведь не договаривались встретиться.
— А что было потом?
— Потом она извинилась, сказала, что торопится, и ушла, мы же остались в магазине. Разговорились. Он спросил моего совета по поводу финифти… Одним словом, на улицу вышли вместе, он заговорил об иконах, и я пригласил его к себе. Тогда я и не собирался ему ничего продавать.
— Как она вас представила друг другу? Какими словами?
— Как обычно. Это мой друг, художник, а это мосье такой-то, историк.
— А Овчинникова не сказала, куда торопится?
— Нет.
— И потом вы ее об этом не спросили?
— Как-то не пришлось… Я думаю, ей просто надоело возиться с ним. Она часто жаловалась, что приходится таскаться по всему городу.
— Она знала, что вы пригласили его к себе?
— Нет. Мы в тот день больше ни виделись. И на другой день тоже.
— А о вашей сделке знала?
— Нет. Вообще она тут абсолютно ни при чем.
— Ну а теперь-то она, надеюсь, знает, что вы продали икону?
— Конечно.
— Почему?
— Она же была там… в номере, когда вы распечатали коробку.
— Ну и…
— Она долго ругала меня, что я это сделал.
— Вы, конечно, рассказали ей о нашей встрече в гостинице?
— Конечно. Она сказала, чтобы я все рассказал вам, но я ведь и так все рассказал!.. Почти все…