Собрание сочинений в 10 томах. Том 1
Шрифт:
— Я намерен посетить этого Мотомбо, — решительно прервал меня брат Джон.
— Это уже решено, — сказал Стивен. — Что толку начинать все сначала?
— Нет, — с раздражением ответил я, — лучше скажите: что толку спорить с сумасшедшими? Поэтому лучше всего ляжем спать, так как это, вероятно, наш последний сон.
— Великолепно! — сказал Стивен, снимая с себя куртку и складывая ее вдвое, чтобы положить ее себе под голову. — Подождите минуту, — прибавил он, — я встряхну это одеяло. Оно покрыто каким-то сором.
С этими словами он встряхнул одеяло.
— Сором? — с подозрением сказал я. — Почему вы не подождали встряхивать его, чтобы дать мне возможность посмотреть, что это за сор? Раньше я ничего на нем не видел.
— Должно быть, по крыше бегают крысы, — беспечно сказал Стивен.
Не удовлетворившись этим объяснением, я начал осматривать потолок и глиняные стены хижины, которые были расписаны замысловатым узором, при слабом свете примитивных ламп. В это время в дверь постучали. Забыв о трухе, я открыл ее. В хижину вошел Ханс.
— Один из этих дьявольских людоедов хочет поговорить с баасом. Мавово не пускает его сюда.
— Пусть он войдет, — ответил я, так как мне казалось, что нам лучше всего не проявлять смущения. — Только будьте настороже, пока он будет с нами.
Ханс что-то шепнул через плечо, и в следующий момент в хижину вошел, или, вернее, впрыгнул высокий мужчина, закутанный с головы до ног в белое одеяние, придававшее ему вид призрака, и тщательно запер за собою дверь.
— Кто ты? — спросил я.
Вместо ответа он открыл свое лицо, и я увидел, что перед нами стоит сам Калуби.
— Я хочу поговорить наедине с белым господином Догитой, — сказал он хриплым голосом, — и это надо сделать сейчас, так как потом это будет невозможно.
Брат Джон встал и посмотрел на него.
— Как поживаешь, мой друг Калуби? — спросил он. — Я вижу, что твоя рана зажила.
— Да, да, но я хочу поговорить с тобой наедине.
— Нет, — ответил брат Джон, — если ты хочешь что-нибудь сказать, ты должен сказать это нам всем или совсем не говорить, так как все, что знаю я, должны знать и эти белые господа.
— Могу ли я довериться им? — пробормотал Калуби.
— Так же, как и мне. Поэтому либо говори, либо уходи. Но наш разговор здесь могут подслушать…
— Нет, Догита! Стены хижины достаточно толсты. На крыше никого нет, ибо я сам осмотрел все кругом. Нам будет слышно, если кто-нибудь попытается взобраться туда. Кроме того, его заметят ваши люди, которые стерегут дверь. Никто не услышит нас, разве только боги.
— Тогда испытаем богов, Калуби. Говори смело, мои братья знают твою историю.
— Господа мои! — начал он, вращая глазами словно затравленный зверь. — Я в ужасном положении. С тех пор как я видел тебя, Догита, я должен был еще раз посетить Белого бога, живущего в лесу, на горе, и разбросать там священные семена. Но я притворился больным, и Комба, «Будущий-Калуби-миновавший-бога», взял на себя эту обязанность и вернулся невредимым. Завтра полнолуние, и я, как Калуби, должен снова посетить бога и разбросать семена. Он убьет меня, о Догита, убьет меня, которого он уже однажды укусил! Он, без сомнения, убьет меня, если я не смогу убить его. Вместо меня будет царствовать Комба, который убьет вас посредством «жаркой смерти». Вас принесут в жертву богам, чтобы женщины понго еще раз стали матерями многих детей. Да-да, если вы не сможете убить бога, живущего в лесу, все вы должны будете умереть!
— Все это хорошо, — сказал брат Джон. — Но если даже мы убьем бога, то поможет ли нам это избежать Мотомбо и твоего народа? Они наверняка убьют нас за оскорбление святыни.
— Нет, Догита. Если умрет бог, умрет и Мотомбо. Это издревле известно. Вот почему Мотомбо сторожит бога, словно мать свое дитя. До тех пор, пока не отыщется новый бог, нами будет править Мать Священного Цветка, а она милосердна и никому не причиняет зла. Я буду править ее именем и, конечно, предам смерти своих врагов, особенно этого колдуна Комбу.
Тут я услышал слабый звук, похожий на шипение змеи; но он не повторился, и я, ничего не заметив, решил, что это мне просто почудилось.
— Кроме того, — продолжал Калуби, — я дам вам много золота и всяких даров, каких вы только пожелаете, и доставлю вас целыми и невредимыми в страну ваших друзей мазиту.
— Постой, — вмешался я, — надо выяснить все получше. Вы, Джон, переводите все Стивену. Прежде всего скажи мне, друг Калуби, что это за бог, о котором ты говоришь?
— Это огромная обезьяна, о господин Макумазан, белая от возраста или, быть может, с самого рождения. Она вдвое больше любого человека и сильнее двадцати человек. Она может сломать в руках человека, как я ломаю тростинку, или откусить ему голову, как откусила мне в виде предостережения палец. Ибо так она поступает со всеми Калуби, когда они надоедают ей. Сначала она откусывает им палец, но позволяет им уйти, потом ломает их, словно тростник, и вместе с ними — всех тех, кто обречен быть принесенным в жертву.
— Ага, это большая обезьяна! — сказал я. — Я так и думал. А как давно это животное считается у вас богом?
— Не знаю. С самого начала. Оно существовало всегда, так же, как и Мотомбо, ибо они — одно.
— Все это вздор, — сказал я по-английски; потом прибавил: — А что это за Мать Священного Цветка? Она тоже существовала всегда и живет в том же месте, где и бог-обезьяна?
— Нет, господин Макумазан, она умирает, как и все смертные. Ей наследуют те, кто может занять ее место. Так, теперешняя Мать — белая женщина средних лет, принадлежащая к вашей расе. Когда она умрет, ее место займет ее дочь, которая тоже белая и очень красивая. После ее смерти найдутся другие белые женщины, быть может из числа рожденных от черных родителей.
— А сколько лет этой дочери, — спросил брат Джон изменившимся голосом, — и кто ее отец?
— Она родилась, Догита, свыше двадцати лет тому назад, после того как Мать Цветка была взята в плен и приведена сюда, в Землю Понго. Мать Цветка говорила, что отцом этой девушки был белый человек, за которого она вышла замуж, но который умер.
Голова брата Джона опустилась на грудь, и его глаза закрылись, будто он погрузился в сон.
— А живет Мать Цветка, — продолжал Калуби, — на острове, среди озера, находящегося на вершине горы, которая окружена водой. Она не имеет ничего общего с Белым богом, но женщины, которые прислуживают ей, по временам переплывают через озеро, чтобы присмотреть за полем, где Калуби разбрасывают семена. Из этих семян вырастает хлеб, служащий пищей Белому богу.