Собрание сочинений в 10 томах. Том 3
Шрифт:
— Матерь небесная! Привидения, привидения!
Она упала бы без чувств, если бы я не поддержал ее. Здесь проход был шире. Я показывал вам его, сеньор Джонс, еще в первое ваше посещение. Я осторожно пробрался вперед, за мною следовал сеньор Стрикленд, а за ним Молас. Могу поручиться, что ни один настоятель, наблюдавший отсюда, никогда не видел более страшного зрелища. Вся алтарная часть была освещена луной, светившей через высокое окно, и большим фонарем, который дон Педро держал в руках, но вскоре поставил на престол. Его свет осветил группу из четырех лиц: самого дона Педро, его сына, старика-индейца и молодую девушку. Оба пленника были привязаны к колоннам у алтаря. Девушка приковала к себе все мое
— Этот мул молчит! Спроси у дочери, ведь не захочет же она подвергать отца новой пытке! — проговорил сын, обращаясь к отцу по-испански.
— Моя милая, — обратился к девушке дон Педро на языке майя, — не упрямься и пожалей своего отца! Скажи, где лежит золото?
— Дочь! Приказываю тебе до последнего дыхания хранить молчание!
— Замолчи, собака! — крикнул на него дон Хосе, закрывая ему рот рукой.
— Если бы я только могла терпеть муки вместо тебя! — воскликнула девушка, подаваясь вперед, но не будучи в силах порвать стягивавшие ее веревки.
— Не торопись, красавица, — обратился к ней дон Хосе. — И до тебя дойдет очередь, я сумею заставить тебя говорить и, если нужно, прибегну к силе. Хотя жаль, ты очень, очень хороша!
Девушка метнула на него взгляд, полный ужаса и ненависти.
— Что мы применим к ней? — спросил сын отца. — Раскаленный клинок? Передай мне, пожалуйста, твой нож… хорошо… А теперь, старый черт индеец, в последний раз спрашиваю тебя: где находится храм, полный золота, о котором ты говорил со своей дочерью в невидимом для тебя присутствии моего отца?
— Нет такого храма, белый человек! — спокойно ответил старик.
— В самом деле? Но как ты объяснишь, откуда у тебя золотые кружки, которые мы захватили в твоем жилище? Откуда у тебя этот нож, осыпанный драгоценностями?
И он указал на большой кинжал, действительно очень ценный, с рукоятью из литого золота, который он держал в руках.
— Он был дан мне одним другом! Я не знаю, где он его получил!
— Неужели? Я постараюсь помочь твоей памяти… Отец, погрей острие клинка, а я тем временем немного отдохну и расскажу нашему гостю, как мы им воспользуемся!
Он близко подошел к старику и что-то сказал ему на ухо. У того в невероятном ужасе широко раскрылись глаза, потом голова поникла на грудь, и он весь осунулся. Если бы не веревки, то он упал бы на пол. До нас едва слышно донеслись сказанные им с глубоким вздохом слова:
— Разве белые люди — злые духи? Или на земле нет больше ни правды, ни справедливости?
— Нисколько, друг! — весело отвечал дон Хосе. — Мы добрые парни, но в нынешние времена трудно жить… Что же касается правды и справедливости, то и в этой стране есть законы, но они не относятся к некрещеным собакам-индейцам. Теперь в последний раз спрашиваю: отведешь ли ты нас на место, где много золота, оставив дочь здесь заложницей?
— Никогда! Пусть мы лучше
— Значит, вы имеете тайны? — воскликнул дон Хосе. — Отец, готов нож?
— Еще минуту, — ответил дон Педро, поворачивая лезвие на огне. — Дай подогреть еще немного.
Вот что мы увидели и услышали.
— Пора нам вмешаться! — сказал сеньор, берясь за перила с намерением спрыгнуть вниз.
— Может быть, нижняя дверь открыта, — шепотом сказал я ему, удерживая за руку.
— Неужели вы хотите туда спуститься? — дрожащим голосом спросила Луиза.
— Разумеется! Мы должны помочь этим людям или умереть с ними, — ответил я.
— В таком случае, прощайте. Меня ожидает мучительная смерть, если меня увидят с вами, а у меня есть ребенок, для которого я должна жить. Будьте счастливы!
С этими словами она быстро исчезла в проходе, а мы без шума сошли по лестнице и действительно нашли дверь открытой. В это время дон Хосе подошел к Зибальбаю, держа в руке раскаленный кинжал.
— Смотри, красавица, как я буду крестить твоего отца в нашу христианскую веру. Я раскаленным лезвием начерчу на его лице знамение креста!
В это самое мгновение Молас схватил его сзади за руку и заставил бросить нож. Со своей стороны, я бросился к дону Педро и, обхватив его руками, сжал, как железным обручем, не давая ему сделать ни малейшего движения.
— При первом же слове вы будете немедленно убиты! — заявил им сеньор, поднимая оброненный доном Хосе кинжал и приставляя раскаленное лезвие к его груди. Послышался запах опаленного сукна, и Хосе стал молить о пощаде:
— Вы джентльмен и англичанин, вы не можете, как мясник, зарезать беззащитного человека!
— А вы сами собирались прирезать нас, как быков, в нашей комнате? Молас, отпусти эту собаку, но если он попытается бежать, то всади ему нож поглубже. Хосе Морено, у вас есть нож за поясом, у меня тоже. Я не хочу вас зарезать, но мы решим наше дело поединком, на этом месте и сию минуту!
— Сеньор, вы с ума сошли рисковать вашей жизнью подобным образом. Я собственноручно заколю этого негодяя!
— Они хотели убить нас, пусть умрут сами! — вставил Молас, но сеньор упорно твердил:
— Я буду драться на равных условиях!
— Хорошо! — ответил я и, обращаясь к Моласу, добавил: — Отпусти его, но держи нож наготове!
Хосе осмотрелся кругом, точно ища способа бежать, но перед ним был кинжал сеньора, а сзади нож Моласа. Последовала странная сцена при неверном свете луны и пламени фонаря, довольно ярко освещавших некоторые части часовни, прочее же оставлявших в совершенной темноте; странен был и самый поединок между этими представителями добра и зла. Первым стал нападать дон Хосе, стараясь нанести удар в голову, но в свою очередь сеньор Стрикленд, удачно увернувшись от грозившего удара, задел левую руку мексиканца, вызвав у него сильный крик боли. Тот стал отступать, пока не дошел до ступеней алтаря. Здесь ему поневоле пришлось остановиться и принять решительный бой. Я с напряженным вниманием следил за всеми перипетиями борьбы и с облегчением вздохнул, когда увидел, что другу удалось пронзить сердце своего врага и тот замертво упал к ногам индейской девушки, которую от так долго мучил. Здесь я должен сознаться в большой оплошности, которая наделала много бед и за которую я не перестаю себя винить. Я уже сказал, что крепко держал дона Педро, но по какой-то необъяснимой для меня причине, вероятно, под радостным впечатлением от победы друга, я несколько ослабил хватку, и мой пленник стремительно вырвался и побежал внутрь часовни. Я бросился за ним, но он уже успел достигнуть потайной двери и захлопнул ее перед моим носом. Со стороны часовни в ней не было ни ручки, ни ключа, и не было никакой возможности ее открыть.