Собрание сочинений в 10 томах. Том 5. Секта
Шрифт:
…«Вот тебе и Нострадамус».
Глава тридцать вторая
Бакленд, штат Нью-Йорк
На свой страх и риск, но с молчаливого согласия шефа федеральной секретной службы по городу и штату Нью-Йорк, Моркрофт начал слежку за Полом О’Треди.
За неделю работы удалось засечь всего один контакт с неким Чжан Канканом. Они сидели в кафе «Уинго» за одним столиком. Чжан, закончив свой ленч, ушел первым, оставив пакет бумажных салфеток, который преподобный Пол незаметно смахнул себе на колени и, выждав некоторое время, спрятал в портфель. Моркрофт почти не сомневался в том, что это были наркотики. Чжан давно подозревался в причастности к наркобизнесу, но схватить его с поличным никак не удавалось. Подходящий момент был упущен и на сей раз. Жалеть, однако, не приходилось. Чжан Канкан, известный как преподобный Джон, тоже служил проповедником в какой-то секте. Возможно, в той же Лиге последнего просветления, что и О'Треди. Его приход находился в Чайна-тауне и обслуживал в основном этнических китайцев. В последние годы там стали появляться выходцы из Вьетнама и Кореи.
Таким образом, уже одно установление связи обоих преподобий можно было счесть несомненной удачей.
Моркрофт незаметно покинул кафе, решив дождаться выхода О'Треди в машине. Вести пришлось вплоть до Нижнего Манхэттена. С авеню Америки Пол резко свернул на Селливен. Маркрофта занесло и он потерял серебристый «линкольн» из вида. Покрутившись по улочкам Гринич Вилледж, агент нашел машину уже припаркованной возле ресторанчика «Ривьера», уютного местечка с французской кухней, где преимущественно собиралась студенческая молодежь.
Скорее по наитию, нежели руководствуясь трезвым расчетом, Моркрофт решился на рискованный шаг. Оставив машину на углу Вашингтон сквер, он непринужденной походкой направился к ресторану. Считанные секунды понадобились, чтобы залезть в кабину «линкольна». Портфеля, как и следовало полагать, там не оказалось. Зато в ящике для перчаток удалось найти пару гигиенических салфеток. Осторожно попробовав на язык, Моркфорт сплюнул и вернул находку на место. Как он и думал, салфетки были пропитаны ЛСД. Четверть дюйма такой бумаги тянули на десять-пятнадцать долларов.
Войти в «Ривьеру» — ресторан заполнялся обычно лишь к вечеру — значило неизбежно привлечь к себе внимание. Прикинув все за и против, Моркрофт затер плевок, вылез из машины и, слегка покрутив отмычкой, запер замок.
Тип, подобный О'Треди, легко отвертится от галлюциногенных салфеточек. Подкинули — и весь сказ. Если уж брать, то наверняка.
Вскоре Моркрофт уже мчался по широкой набережной Хадсон ривер.
Периодически наведываясь в Бакленд, он не забывал завернуть по дороге в госпиталь. Здоровье Патриции Кемпбелл шло на поправку, однако в поведении девушки обнаружились тревожные симптомы. Будучи прикована к больничной койке, она, едва придя в сознание, начала проявлять, как деликатно отметил врач, бурный, если не сказать, необузданный темперамент.
Налицо были все признаки чистейшей воды нимфомании. Лечащий врач ощутил это на себе, когда больная неожиданно обхватила его шею и задрала на себе рубашку. После такого случая он решался входить в палату лишь в сопровождении сестры. Патрицию это ничуть не смущало. Демонстрируя свои прелести, она несла самую низкопробную похабщину, ухитряясь сохранять милую улыбку на ангельском личике. Унять ее удавалось только с помощью успокоительных средств, что тоже давалось ценой ожесточенной борьбы. При виде шприца Патриция тут же переворачивалась на живот, подставляя пухлые розовые ягодицы, хотя укол предназначался совсем в иное место. Но это еще пустяки. Она просто-таки набрасывалась на сестер, выказывая сумасшедшую хитрость и неожиданную в столь хрупком создании силу. Ничего подобного за ней прежде не замечалось.
Осторожные расспросы родителей и друзей вызывали недоуменную, а то и негодующую реакцию.
Встревоженная администрация считала дни, когда беспокойную пациентку можно будет благополучно сдать на руки родным. Предложение перевести ее в психиатрическую клинику или специальный санаторий мистер Кемпбелл отверг с порога.
Накануне выписки, когда были сделаны последние снимки и анализы, случилось то, чему и надлежало случиться. Если незримую цепь причин и следствий натягивают до предела, лопается самое слабое звено. У Патриции подскочила температура — 71 градус по Фаренгейту [11] — и начался бред.
11
Около 40 °C.
С ней творились ужасные вещи. Изрыгая грязную ругань, она выгибалась дугой, ее вздувшийся, как на последнем месяце беременности, живот ходил ходуном, глаза, где зрачки оттеснили радужку, вылезали из орбит. Происходившее напоминало сцену из колдовских фильмов вроде «Ребенка Розмари». С той лишь разницей, что Патриция не богохульствовала. В ее горячечных речах главное место занимали мужские гениталии и, как не странно, призывы к покаянию перед наступающим концом света.
Агенту Моркрофту удалось получить разрешение остаться на ночь у кровати, в которой лежала связанная по ругам и ногам, вернее, пристегнутая специальными манжетами бесноватая Пат. Путы не мешали вздыматься ее надутому чреву, откуда тоже доносились непотребные речи.
Моркрофт не поверил своим ушам, различив два разных голоса. Один, исходивший из уст Пат, требовал, скажем так, мужских объятий, другой, грубый и явственно чревовещающий, отвечал площадной бранью.
— Ее проверяли на беременность? — спросил Моркрофт, спешно включая магнитофон.
— Как же иначе? — нервно поежилась издерганная сиделка.
Агент благодарно кивнул. Вопрос, навеянный впечатлениями от фильмов ужасов, был неуместен. Воистину: «Как же иначе?». Одержимая бесом Патриция не зачала антихриста. И на том спасибо. Смех смехом, а ситуация складывалась такая, что хоть экзорциста вызывай.
— Еще! Еще! Еще! — выкликала Пат Кемпбелл.
— Уймись лахудра! — отвечал демонический бас, аранжированный урчанием и бульканьем внутренностей.
— Возьми меня, всадник! — настаивала несчастная девушка, елозя головой по подушке.
Злобу и оскорбительное однообразие отказов несколько скрашивал изощренный перебор обширной титулатуры уличных женщин. Моркрофту приходилось участвовать в налетах на тайные бордели, но даже он смог обогатить свой словарный запас. Бросая вызов дипломированному специалисту по контркультуре, враг человеческий выдавал такие выверты, что становилось завидно. С каждый новым синонимом неуловимо изменялся и тембр чревовещания, словно в утробе Патриции поселился целый легион нечистой силы, как то бывало в незапамятные времена на исторической родине предков. Каждый демон откликался на ее домогательства собственным голосом. И немудрено, ибо она всякий раз обращалась, как успел подметить Моркрофт, не к одному, а к разным партнерам. Их поначалу оказалось не меньше дюжины. За первым, кого называла «всадником», последовал «казначей», затем еще какой-то «медиатор». Кого только не было в ее греховном списке: «рыцарь», «терапевт», «хлебодар», «аспирант», «герольд», «менеджер», «миссионер», «маг» и даже «оракул».
Дежурный врач все списывал на состояние бреда. Моркрофт считал иначе. За такими кличками, как «аспирант», «всадник», «казначей», «магистр», могли скрываться реальные люди. Он и сам получил магистрский диплом в Йеле. И не пропускал случая погарцевать на лошадке по дорожкам Центрального парка. И «миссионеров» всяческих пруд пруди, и «терапевтов», не говоря уже о «менеджерах» и «медиаторах», [12] уж их-то, как собак нерезаных. «Оракул» и «маг» тоже могли быть вполне конкретными лицами, учитывая принадлежность Патриции к пастве О'Треди. Исторический акцент, правда, присутствовал в «хлебодаре» с «герольдом», но что мешало называть себя так какому-нибудь булочнику? Почтальону? Особенно на молодежных вечеринках. Пара беспутных вертопрахов, не более. Один подрабатывает разноской газет, другой помогает в свободное от учебы время в хлебной лавке. Такие же распутные лоботрясы и прогульщики, как и Патриция Кемпбелл. Беспощадная бритва Оккама отсекала все лишнее: фантастику, мистику, искаженное преувеличение бреда. Оставалась обычная жизнь небольшого городка, суженная до колледжа и церкви, до кучки избранной молодежи с ее балами, хэппинингами и, нельзя исключить, групповым сексом.
12
Посредник (англ.).