Собрание сочинений в 10 томах. Том 7. Бог паутины: Роман в Интернете
Шрифт:
— Repulsivo [77] , — Ампаро гадливо поморщилась. — Бедные, вы, бедные мужички-паучки…
— Согласись, amada [78] , Джерри не так уж не прав. Природа не ведает жалости, но и отвращение ей не присуще. Не бывает хороших или плохих тварей. Все одинаково замечательны и столь же равно отвратительны. Паук, между прочим, многозначный архетипический образ. Вместе со своей паутиной он ассоциируется с мировым центром. Это Майя индусов, ткущая сети иллюзий. Непрерывное плетение паутины сочетается с постоянной готовностью к убийству. Паук одновременно и созидатель,
77
Отвратительный (исп.).
78
Любимая (исп.).
— Internet не имеет единого центра, а следовательно, нет и паука, — отрезала Ампаро. — Не надо делать из мухи слона, а из паука — бога.
— Во Вселенной тоже нет центра, между тем… Свято место пусто не бывает.
— Не богохульствуй, Рене! — взорвалась Ампаро. — Не накликай…
— Он прав, — Блекмен осторожно накрыл ее руку своей, давая понять, что не шутит. — Хозяин рано или поздно появится, если уже не пришел. Иначе, откуда эти феномены, эти массовые электронные галлюцинации? По-моему, все очень и очень серьезно. Сильно подозреваю, что наша леди с близнецами порождена недобрыми духами. Кстати, она ведь мать! Жестокая мать?
Ампаро отдернула руку и отвернулась. Гнетущую тишину нарушал лишь мелодичный переплеск за бортом, отзывавшийся неясными вздохами в трюме.
— Как сходится все, — прервал молчание Бургильон. — Над миром явлений всегда владычествовала Луна. Она прядет нити человеческих судеб. В ней одной древние видели источник развития и смерти феноменальных форм. Отсюда понятно, почему в мифах ночное светило часто предстает в образе гигантского паука. Наше вечернее застолье приобрело неожиданное направление. Не берусь судить, что стало непосредственной причиной: гримасы Всемирной сети информации или… — пожав плечами, он кивнул на иллюминатор, где жирными блестками переливалась тяжелая, как мазут, вода. — Сегодня ночь полнолуния.
— Мы ходим по кругу, будто вол, привязанный к водяному колесу, — сказал Блекмен, сминая недокуренную сигару. — У нас нет ни малейшего шанса.
— По кругу, — охотно согласился барон, — как на буддийском образе колеса кармы. Паутина несет в себе идею творения и развития — колеса и его центра. На одной из греческих мозаик изображена спираль с Медузой. Смерч, который затягивает в свое нутро.
— Довольно! — Ампаро гневно ударила по краю стола. — Я по горло сыта бредовыми разглагольствованиями.
Перехватив взгляды, которыми она обменялась с Рене и Джерри, Павел Борисович кожей ощутил грозовую напряженность связавшего всех троих поля. Отношения были не из простых. Он попытался хоть немного разрядить обстановку:
— Легче отыскать иголку в стогу сена, чем эту мифическую скульптуру, но мне чертовски нравится сам процесс. Надо только лодку спустить. Пока яхта будет дрейфовать над отмелью, мы можем позволить себе поплавать?
— Поплаваем, и еще как поплаваем! — заверил Бургильон, возвращаясь к роялю, но играть не захотел, передумал. — Я получил по электронной почте ответ миссис Ларионовой, — задумчиво, словно размышляя наедине, произнес он. — Ей не удалось связаться с нами из-за несовершенства телефонных сетей, но она видела нашу леди с младенцами, приняв ее то ли за рекламу, то ли за какую-нибудь заставку. Всего несколько секунд, но видела… Не мудрено.
— Похоже, вас уже ничто не может удивить, — сказал Блекмен. — Даже пришествие Люцифера.
— Я ко всему готов. Наука загнала миф в подсознание, но он вырвался на свободу в киберпространстве. Кто-то считает Всемирную сеть гигантским лоскутным одеялом или блестящей витриной рекламных буклетов, а кто-то клоакой, в которую стекается вся мировая скверна: от детской порнографии до нацистской блевотины… Зеркало не может быть ни плохим, ни хорошим, даже если оно увеличивает изображение. Киберпространство свободно, и это главное. В него выходят по собственной воле, в него несут самое сокровенное. О том, как это суммируется, не нам судить. Время покажет… Я не устаю восхищаться совершенству плетения. Гермесу Трисмегисту не снились такие узоры, такая чувствительность конструкции к малейшей вибрации самой далекой нити. Вы верите в случайные совпадения, Джерри?
— Верю, ибо в противном случае не остается ничего другого, как уверовать в магию.
— А вы, Пол?
— Не знаю… Смотря какие совпадения.
— Антонида Ларионова прислала свой реферат о необычном поведении угрей… Обратите внимание, Пол! Как и ваша нерка, угри тоже неукоснительно следуют тайному зову природы. Они со всех уголков мира уходят спариваться в Саргассово море, и никуда больше. Ихтиологи проследили маршруты миграций. Эти змееобразные рыбы ведут себя так, словно на дороге через Атлантику перед ними встает земля. Понимаете, что это значит?.. В генах записана география, отличная от современной. Острова, что мешал плыть по прямой, давно нет, а древняя память направляет путями далеких предков… Я рад сообщить, что через несколько дней мадам Ларионова прибывает в Монако, откуда отправится с экспедицией океанографического института в Атлантику. Мы назначили рандеву у острова Наксос. Возможно, удастся несколько дней поработать вместе.
Климовицкий почувствовал, как закачалась палуба.
Файл 048
Федор Поликарпович очнулся от острого запаха нашатыря. Стены скупо обставленного кабинета еще вершили плавно затухающее кружение.
— Что с вами? — донеслось, как сквозь вату.
Увидев над собой чье-то участливо склонившееся лицо, сконфуженно улыбнулся.
— Право, не знаю… Голова закружилась. Душновато у вас.
— Вот уж не замечал, но ничего — ситуация поправимая. Желание гостя — закон.
Почувствовав освежающее, вроде бы даже с легким морским привкусом дуновение, Бобышкин понемногу обрел ясность мысли. Ощущал он себя крайне неловко. Сражение было проиграно еще до начала.
— Никак не узнаете меня, Федор Поликарпович? — высокий мужчина в нарядной рубашке в радужную полоску грузно опустился по другую сторону стеклянного столика в жалобно скрипнувшее под ним кресло. От свежевыбритых щек повеяло хорошим английским одеколоном.
— Почему же? — заставил себя улыбнуться Бобышкин, напряженно разглядывая из-под опущенных век резко обрисованный профиль. Кустистые брови, нос сапожком, массивный подбородок с ямочкой — определенно он уже видел этого человека. — Я знал, куда шел…
— В самом деле? И куда же, позвольте спросить?
Легкая ирония, окрасившая барственный, с покровительственным оттенком голос, помогла соединить разносторонние сигналы, атакующие забывчивый мозг. Собравшись в едином фокусе, обоняние, зрение и слух озарили темные закутки мгновенной вспышкой.
— Да ведь к вам, Анатолий Мелентьевич, — нарочито вяло, как бы позевывая от скуки, вымолвил Бобышкин, овладев ситуацией в упорной внутренней борьбе. Меньше всего он мог ожидать, что встретит здесь Серова. — Забыли, чай, приглашение?