Собрание сочинений в 10 томах. Том 8
Шрифт:
— Да, я верю вашему слову. Но еще одно мгновение, прошу вас. Я хочу оставить моим рыцарям дары.
Розамунда сняла с себя золотую цепь с золотым же крестом, отстегнула крест от цепочки, подошла к лежавшему Годвину и положила распятие на его грудь. Потом быстрым движением обвила цепь вокруг серебряной рукоятки меча старого д'Арси и, подойдя большими шагами к Вульфу, широким размахом вонзила острие между дубовыми досками стола, так что меч возвышался над ним.
— Его дед сражался этим мечом, — проговорила она по-арабски, — в тот день, когда взошел на стены Иерусалима. Это мой последний подарок ему.
Сарацины побледнели и что-то тихонько заговорили, услышав слова, служившие им недобрым предвестием.
Взяв за руку Хасана, который всматривался в ее бледное непроницаемое лицо, она, не говоря ни слова, не оглядываясь назад, прошла по длинной зале и вскоре очутилась посреди ночной тьмы.
— Лучше было бы послушаться моего совета и поджечь дом или, по крайней мере, перерезать горло всем, кто остался в замке, — высказался Никлас своему провожатому Али, идя вслед за остальными. — Если я не ошибаюсь в этих братьях, крест и меч скоро последуют за нами, и людские жизни заплатят за это мягкосердечное безумие!
И он вздрогнул от страха.
— Может быть, и так, шпион, — ответил сарацин, глядя на него мрачными презрительными глазами. — Может быть, ваша жизнь заплатит за все!
Вульф спал, и ему снилось, что он стоит на голове на деревянной доске, как однажды при нем стоял жонглер, и что эта доска вертится в одну сторону, а он — в другую. Но вот наконец кто-то закричал на него, и он упал и ушибся. Вульф проснулся и услышал, что кто-то кричит почти ему на ухо, и узнал голос Метью, капеллана стипльской церкви.
— Проснитесь, — кричал голос, — ради Бога, умоляю вас, проснитесь!
— Что такое? — спросил Вульф, сонливо поднимая голову и смутно чувствуя глухую боль во лбу.
— Смерть и дьявол побывали здесь, сэр Вульф, — ответил Метью.
— Они часто бывают вместе, — заметил Вульф. — Но мне хочется пить. Дайте воды.
Служанка, бледная, растрепанная, с опухшими веками, шатаясь и спотыкаясь, расхаживала по зале и зажигала то сальные свечи, то факелы, потому что было еще темно. Она услышала просьбу Вульфа и поднесла ему воды в ковше, и он с наслаждением утолил жажду.
— Теперь мне лучше, — сказал д'Арси и вдруг увидел окровавленный меч, который стоял над ним острием вниз, и воскликнул: — Матерь Божья, что это такое? Дядин меч, весь красный от крови, и на его серебряной рукоятке золотая цепь Розамунды! Священник, где леди Розамунда?
— Исчезла, — со стоном произнес капеллан. — Служанки проснулись и увидели, что ее нет, а сэр Эндрью, мертвый или умирающий, лежит в соларе. Я только что натолкнулся на него. Боже мой, вас всех споили! Посмотрите на них, — и он рукой указал на лежавших. — Повторяю, здесь побывал сам дьявол.
Вульф с проклятием поднялся на ноги.
— Дьявол! — крикнул он. — Да, я понимаю, вы говорите о кипрском виноторговце, который привез нам вино.
— Отравленное вино, — уточнил капеллан, — и он украл леди Розамунду.
Вульф точно обезумел.
— Украл Розамунду, унес ее через наши спящие тела! Украл Розамунду, и мы ни разу не ударили мечом, чтобы спасти ее! О, Христос, и такое могло случиться! О, Христос, и я должен слушать это!
И могучий человек, рыцарь сильный и храбрый, зарыдал, как ребенок. Но недолго плакал Вульф. Собравшись с силами, он закричал громовым голосом:
— Просыпайтесь, вы, пьяницы! Просыпайтесь и узнайте, что случилось с нами. Вашу госпожу Розамунду украли, пока вы лежали без чувств.
При звуке его громового голоса поднялась высокая фигура и, шатаясь, подошла к нему, держа в руках золотой крест.
— Что за ужасные слова, брат мой? — подошел к нему Годвин, весь бледный, с тусклыми глазами и пошатываясь взад и вперед. Но он тоже увидел красный от крови меч, взглянул сначала на него, потом на золотой крест в собственной руке. — Меч моего дяди, цепь Розамунды и ее крест? Где же она сама… Розамунда?
— Ее увели, увели, увели! — крикнул Вульф. — Скажите ему все, священник.
И капеллан повторил Годвину то, что он узнал.
— Вот как мы сдержали нашу клятву, — продолжал Вульф. — О, что нам делать теперь? Мы можем только умереть от стыда!
— Нет, — задумчиво произнес Годвин, — мы должны жить, чтобы спасти ее. Видишь, она оставила нам знаки: крест — мне, окровавленный меч — тебе, а на рукоятке цепь — символ ее рабства. Мы должны нести крест, оба должны размахивать мечом, оба разрубить цепь, а если нам не удастся это, то умереть.
— Ты бредишь, Годвин, и немудрено! Выпей-ка воды. Если бы мы никогда не знали ничего другого, как она, которая запрещала и нам пить вино! Что вы сказали о моем дяде, священник? Он убит или только умирает? Нет, не отвечайте. Взглянем сами. Пойдем, брат.
И они пошли вместе, вернее, заковыляли к солару, держа факелы в руках.
Вульф увидел кровавые пятна на полу и дико расхохотался.
— Старик хорошо дрался, — воскликнул он, — а мы спали, как пьяные животные!
Они вошли в солар. Перед ними, под белым, похожим на саван плащом, лежал сэр Эндрью. Стальной шлем закрывал его голову, и его лицо под ним было еще белее плаща. Услышав их шаги, он открыл глаза.
— Наконец-то, наконец, — слабо прошептал он. — О, сколько лет я ждал вас! Нет, молчите, так как я не знаю, надолго ли у меня хватит силы… Ну, слушайте… Станьте на колени и слушайте.
Братья опустились на колени по обеим сторонам старика, и он в коротких словах рассказал им, как опоили их дурманом, как он бился, как Хасан долго вел переговоры, чтобы дать время низкому предателю пилигриму всползти на окно, как предательски Никлас ударил его, поведал также обо всем, что случилось после. Наконец, казалось, его силы истощились, тогда братья дали ему напиться, и он снова немного оживился.