Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста
Шрифт:
— Что же вы предлагаете? — растерялся Малик. — Не отвечать вообще? Примириться?
— Ничуть не бывало. Надо немедленно запузырить ответ. Причем в самой категорической форме.
— Но ведь вы говорите, что бессмысленно драться с тенью! Выходит, нам и сказать по существу нечего. Она нам — «не имеет», мы им — «имеет». Так, что ли?
— Молодец, — удовлетворенно откликнулся Евгений Владимирович. — Усвоил. Нечего ломать голову. Учитесь у Громкова экономить силы для настоящей схватки. Выразив иначе категорическое несогласие с решением за номером таким-то, повторите, не мудрствуя лукаво, все наши прежние доводы, и будет с них.
— А они опять скажут: «нет».
— Вот и превосходно!
— Так и будем воду в ступе толочь?
— Почему. Рано или поздно мы вынудим наших, так сказать, контрагентов пойти на серьезное обсуждение. Там-то и произнесем свое веское слово.
— Сколько времени уйдет на такую канитель!
— И пусть. Вам-то что? Работайте себе на здоровье, спокойно делайте свою, подчеркиваю, игру. Или не согласны?
Ровнин промолчал, затаив сильные сомнения насчет тактики шефа. Ему, члену-корреспонденту, хорошо было ждать спокойно. Ну еще одно направление, еще одна работа. Для него ничего не изменится от того, получит ли она признание или канет в небытие. А вот для них с Кирой дело обстоит совершенно иначе…
— Может быть, вам в инстанции обратиться, Евгений Владимирович? — сделал Малик осторожный заход. — Все-таки не пустячная проблема.
— Не пустячная? — Доровский удивленно раскрыл глаза и театрально выбросил руку. — Да у меня в жизни не было ничего более интересного! Архиважная, государственного значения проблема.
— Вот я и говорю…
— Глупости говорите! Имейте терпение, милый мой Паганини. Вам что, работать не дают? Тему вам закрывают? С чем вы пойдете в инстанции?.. Борьба вокруг авторского свидетельства только завязывается, притом учтите, что это лишь эпизод в длительной эпопее. И Громков, и этот, как его… Пупкин-Глупкин, что подмахнул отказную, — всего лишь мелкие сошки. За ними стоят куда более весомые фигуры.
Малик понимающе кивнул.
— Тогда наберитесь терпения. Что рекомендует нам военная наука? — Доровский энергично принялся загибать пальцы — Во-первых, не нарушать боевые порядки, во-вторых, не раскрываться преждевременно, а в-третьих, выполнять приказы начальства!.. Короче говоря, делайте, что велят, Марлен Борисович.
— Понял, — с готовностью согласился Марлен, не слишком, впрочем, убежденный. — Молчу.
— Что творится в лаборатории? — без особого интереса спросил Евгений Владимирович, достаточно полно осведомленный об институтских делах.
— Ничего особенного. Народ в основном разъехался: каникулярный сезон.
— Но вы-то хоть работаете?
— Мы-то работаем. — Малик почти в точности воспроизвел патетическую интонацию шефа. — Я вот о чем хотел посоветоваться, Евгений Владимирович… Время у нас, сами понимаете, смутное. Качаемся по волнам без руля и без ветрил. Пока назначат исполняющего обязанности, пока улягутся всяческие сомнения и страсти… В общем, вы меня понимаете.
— Разве что в общем. — Доровский насупился, давая понять, что разговор становится для него неприятным. — Сколько можно объяснять, что до сентября лаборатория остается за мной. Я в обычном отпуске, на который имею такое же конституционное право, как и все вы…
— Я понимаю, — поспешно заверил Малик. — Разве я про себя, Евгений Владимирович… Меня лично технический персонал волнует. Отпускные настроения и общая, никуда не денешься, неопределенность здорово сказываются на продуктивности. Участились, например, случаи невыполнения анализов.
— Нехорошо, Марлен Борисович, не дело.
— Чего ж хорошего? Мы вихревую камеру поставили, темпы наращиваем, а аналитики не поспевают… Может, на принцип личной заинтересованности нажать? Я бы включил кой-кого из девочек и, конечно, Бошарина в число авторов. Как вы на это смотрите? Мы тут с Кирой как раз новую серию статей готовим…
— Первый раз слышу, чтобы механики и лаборантки подписывали научные публикации, — развел руками Доровский. — Но почему бы нет, в принципе? Если вы считаете, что столь экстравагантная мера даст надлежащий эффект, у меня нет возражений. Валяйте…
По интонации, а еще более по устало-небрежному взмаху руки Малик лишний раз убедился, что шефу глубоко безразлично, кто подпишет очередную статью, где и когда она появится и как будет называться. Напечатав триста, а то и более трудов, он мог позволить себе не вникать в подобные мелочи. Но Ровнину, чье сердце счастливо замирало, когда он видел свою фамилию, набранную типографскими литерами, это показалось обидным.
— Погребу, пожалуй, Евгений Владимирович. — Он потянулся за портфелем.
— Куда вы рветесь? — удержал его Доровский. — Ведь вы на машине? Оставайтесь к ужину. Марья Васильевна может неправильно понять, если сбежите от ее грибов. — Он оживленно причмокнул. — Это же нечто особенное!.. Дарья утром нашла с десяток белых. Причем, не поверите, прямо здесь, на участке. Тугие, как теннисные мячи, один к одному! Представляете, что будет, если их порезать кружочками, слегка обжарить в масле, а после залить сметаной?.. Нет, Ровнин, для этого у вас не хватит воображения… Или хватит?
— Конечно, не хватит, Евгений Владимирович. Мне правда пора. Нужно еще заехать кое-куда, поискать сок для девок и вообще подшустрить по хозяйской части.
— Сок? — Доровский вздернул седые всклокоченные брови. — Какой сок вам нужен?
— Какой подвернется. Моим девахам без разницы.
— Тогда считайте, что он у вас в кармане. Марья Васильевна закатала несколько банок превосходнейшего вишневого сока. Получите целую бутыль. И без разговоров! Кстати, кроме грибков, ожидаются вареники с вишнями. Как вы относитесь к вареникам? Или даже это совершеннейшее творение, сваренное в вишневом сиропе, не способно пробудить вашу усталую фантазию?
— Способно, — сдался бедный Марлен, чувствуя, как потекли слюнки. После бледных сосисок и сиротского винегрета в столовке набросанная сочными мазками перспектива показалась особенно впечатляющей.
— Вот и отлично. — Доровский удовлетворенно расправил плечи, надолго устраиваясь в любимом кресле. — Тяпнем по рюмочке. От настойки на смородиновых почках, кажется, еще никто не отказывался?
— Уж как водится, Евгений Владимирович.
Малик улыбнулся, вспомнив, как прошлым летом Кира выловил всех карасей под восхищенные возгласы профессорской дочки. Негодование Доровского не знало предела. Он обозвал их тогда браконьерами и почему-то вивисекторами, запретив появляться на даче в осенне-летний период. К вечеру, однако, подостыл и даже отведал, ворча и стеная, запеченных в яичнице карасей.