Собрание сочинений в 10 томах. Том 9
Шрифт:
Сигамба, как инкосикази имевшая право сохранять для себя одной воду в своей хижине, между тем как остальные должны были делиться последней каплей с другими, сама почти не пила из большого сосуда, наполненного водой, стараясь сберечь ее для более слабой Сузи и иногда уделяя немного попадавшимся ей на глаза детям, умиравшим от жажды.
Наконец, когда общее бедствие достигло высшего предела, к Сигамбе явились те самые старики, которые приняли ее с Сузи в предводительницы, и категорически потребовали, чтобы она выдала Сузи Бычьей Голове, который согласен сейчас же снять осаду, как только это будет сделано.
Сигамба с негодованием отвергла это требование, говоря, что пусть лучше выдадут Бычьей Голове ее саму, чем Белую Ласточку, находящуюся под ее покровительством.
Старики, до такой степени ослабевшие, что едва держались на ногах и могли издавать одни хриплые, отрывистые звуки вместо связной речи, стали доказывать Сигамбе, что Белая Ласточка только навлекла на упомондвана еще большие несчастья, нежели были те, против которых ею и Сигамбой была обещана помощь, поэтому племя решило насильно выдать Бычьей Голове виновницу всех настоящих бедствий и тем избавиться от угрожавшей всем страшной смерти от жажды, если она, Сигамба, откажется сделать это добровольно.
Долго спорила бедная Сигамба, отстаивая Сузи, угрожая своим соплеменникам еще большим гневом духов их предков и Великого Духа за то дурное дело, которое они собирались сделать. Но все было напрасно, и она вынуждена была сдаться, хотя и выговорила себе известное условие.
— Если уж такова ваша непреклонная воля, что вы хотите спасти себя только ценой выдачи ни в чем не повинной Белой Ласточки, то скажите Бычьей Голове, чтобы он подпустил вас к воде… Так как я не могу выдать Белую Ласточку собственными руками, то объявите ему, чтобы он сам пришел к нам на гору за ней. Она будет сидеть на своем любимом месте, на вершине горы, и следить за тем, чтобы он заставил освободить вам проход к воде и уговорил вождя зулусов совсем отступить и оставить нас в покое. Как только зулусы уйдут и нам дадут свободный доступ к воде, пусть Бычья Голова приходит за Белой Ласточкой. Вы и я ручаемся ему за то, что она пойдет за ним. Я приношу моему племени страшную жертву; но боюсь, как бы Великий Дух не наказал нас потом за то, что мы ради своего спасения нарушаем священные правила гостеприимства.
Старики с просиявшими лицами поклонились и отправили к Черному Питу посла объявить ему решение Сигамбы. Тот сначала было потребовал немедленной выдачи Сузи без всяких условий, но потом, после долгих переговоров, согласился на предложение Сигамбы.
Было уже поздно, поэтому решили, что Сузи утром, с первыми лучами рассвета, будет сидеть на вершине горы, и Пит, как только увидит ее, исполнит свой уговор: снимет осаду, откроет проход к воде и отошлет войско назад. Так как осада была начата благодаря тому, что он подружился с Дингааном и просил его помочь ему получить убежавшую от него «жену», за что обязался уступить королю часть своих обширных земель со всем находившимся на них движимым и недвижимым имуществом, то от него зависело и прекращение враждебных действий зулусов против упомондвана.
Между тем Сузи, уже несколько дней не выходившая из своей хижины, была совершенно убита, хорошо понимая, что она невольная причина страданий племени, которое не только ее приютило, но даже почтило избранием в правительницы. Конечно, всеми делами руководила одна Сигамба, а Сузи только пользовалась преимуществами своего положения и ни во что не вмешивалась.
Отпустив стариков, Сигамба пошла к Сузи. Терзаемая страшными душевными муками, молодая женщина лежала на постели, уткнувшись лицом в подушку, сделанную для нее Сигамбой.
— Ласточка, ты спишь? — тихо окликнула ее маленькая женщина.
— Нет. Сигамба, — ответила Сузи, подняв голову. — Я только лежу и думаю, не лучше ли мне пойти и сказать Черному Питу, что я готова сделаться его женой, лишь бы прекратилась эта ужасная осада, из-за которой люди гибнут мучительной смертью от жажды. Я не в силах больше слышать этих жалобных криков и воплей, раздирающих душу стонов и проклятий. Пусть берет меня Черный Пит. Как только я увижу, что вы все спасены, то сейчас же сделаю то, что приказывает мне моя честь: кинжал все еще со мной.
— Ну, до кинжала дело все-таки не дойдет, хотя я и вынуждена была согласиться на выдачу тебя Бычьей Голове, — спокойно сказала Сигамба.
— Да?! — вскричала Сузи, вскочив на ноги и дикими глазами глядя на маленькую женщину. — Ты все-таки согласилась на это?… Боже мой!… Могла ли я подумать, что ты, Сигамба, мой лучший друг, когда-нибудь решишься выдать меня, как бы тебя к этому не принуждали? Неужели ты не понимаешь, что мне легче сделать это самой?… Я и так уже готова была на эту жертву, но не на вынужденную, а на добровольную; в этом большая разница… Впрочем, это, пожалуй, и к лучшему, — с невыразимой горечью добавила она, поникнув головой. — Легче будет умирать с разочарованием в душе.
Бедная наша дочь во всем желала видеть честность, доведенную до конца, и мучилась, когда видела — или думала, что видит, — хотя бы малейшую низость в ком-либо.
— Успокойся, Ласточка, — нежно проговорила Сигамба, кладя ей свою крохотную черную руку на плечо. — Я ведь только обещала выдать тебя, но еще не выдала.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Сузи, с недоумением взглянув на свою собеседницу.
— А вот я тебе сейчас расскажу, что придумала.
Наскоро объяснив Сузи их безвыходное положение, маленькая женщина продолжала:
— Человека, который сам постоянно хитрит, обманывает и способен действовать из-за угла, тоже не стыдно обмануть и сделать так, чтобы он не остался безнаказанным. Я отрежу тебе волосы и выкрашу тебя в наш цвет. Завтра утром, как только освободят проход к воде, ты смешаешься с толпой, которая бросится вниз к реке. Никто не заметит тебя; все будут рады скорее добраться до воды. Когда ты очутишься внизу, у тебя уже не будет больше надобности во мне, и ты одна можешь спастись. Я научу тебя, что нужно будет тебе сделать. Я прикажу Зинти…
— Если ты так любишь меня, как я тебя, то должна идти со мной, Сигамба, — перебила Сузи, целуя ее. — Ты будешь жить у меня, как моя сестра…
— Нет, Ласточка, лучше не уговаривай меня, — сказала Сигамба твердым голосом. — Я лучше тебя знаю, что нужно делать. Жить с тобой, как сестра, я не могу, а быть у вас опять служанкой для меня теперь унизительно. Оставаться же здесь инкосикази я не желаю: народ мой опротивел мне с тех пор, как я услыхала, что он готов выдать тебя, лишь бы спастись самому; не так завещали нам действовать наши предки… Нет, Ласточка, не говори больше об этом, — прибавила благородная, мужественная женщина, видя, что Сузи, вся в слезах и в страшном отчаянии, хочет опять перебить ее. — Мое решение бесповоротно. Я должна уплатить тебе долги и умереть; никто не может воспрепятствовать мне в этом. Если тебе всего сказанного мною мало, то я прибавлю, что мне так назначено судьбой, а против судьбы, надеюсь, ты спорить не будешь!