Собрание сочинений в 15 томах. Том 9
Шрифт:
Свадебный завтрак был для Анны-Вероники зрелищем того, как нечто сказочное поглощает реальное; он ей очень нравился, пока по недосмотру ей не подали майонез, хотя она и возражала. Дядя, чьим мнением она дорожила, поймал ее на том, что она строит гримасы Родди, который был от этого в восторге.
В ту пору Анна-Вероника еще не способна была сделать какие-либо выводы из этого множества разрозненных впечатлений, они существовали – и только! Она хранила их в своей памяти – а природа наградила ее хорошей памятью, – подобно тому, как белка хранит про запас орехи. В ее сознании с непостижимой
По пути домой Анна-Вероника спросила мать, почему она, Гвен и Алиса плакали.
– Шш! – остановила ее мать и добавила: – Это – вполне естественное проявление чувств, милочка.
– Но разве Алиса не хотела выходить замуж за доктора Ральфа?
– Шш, Ви! Я уверена, что она будет очень счастлива с доктором Ральфом, – ответила мать фразой стереотипной, как объявление.
Но Анна-Вероника отнюдь не была в этом уверена, пока не навестила сестру в Уомблсмите и не увидала ее в роли хозяйки дома доктора Ральфа, в халатике, который был ей к лицу, очень чужую, хлопотливую и самодовольную. Доктор Ральф пришел домой выпить чаю, он обнял Алису и поцеловал ее, она назвала его «Скуиглс» и с минуту постояла, прижавшись к нему; лицо ее выражало удовлетворенность собственницы. Все же она не раз плакала, Анна-Вероника знала это. Бывали ссоры и сцены, приглушенно доносившиеся из соседней комнаты через неплотно закрытые двери. Алиса плакала и одновременно что-то говорила, – тягостные звуки. Может быть, замужество причиняет боль? Но все это уже позади, и Алисе живется неплохо. Анне-Веронике жизнь сестры напоминала запломбированный зуб.
Потом Алиса отдалилась еще больше. А через некоторое время заболела. Она родила ребенка и стала старой, как все взрослые, и очень скучной, а еще через некоторое время она с мужем переехала в Йоркшир, где он получил практику, у них родилось еще четверо детей, все они выходили на фотографиях плохо, и теперь Анну-Веронику уже ничто с ней не связывало.
Любовная драма Гвен произошла, когда Анна-Вероника училась в Мэртикоумб-он-си за год до ее поступления в среднюю школу, и так и осталась не совсем для нее понятной.
Мать не писала целую неделю, а потом пришло письмо в несколько необычном для нее тоне. «Моя дорогая, должна сообщить тебе, что сестра твоя Гвен глубоко оскорбила отца. Надеюсь, ты всегда будешь любить ее по-прежнему, но ты не должна забывать, что она оскорбила вашего отца и вышла замуж против его воли. Отец очень рассержен и не желает, чтобы при нем упоминали ее имя. Она вышла замуж за человека, брак с которым он не мог одобрить, и сразу же уехала…»
В ближайшие каникулы мать Анны-Вероники заболела, и когда Анна-Вероника приехала домой, в комнате больной она застала Гвен. Сестра была в стареньком платье для улицы, как-то по-новому причесанная, на пальце у нее было обручальное кольцо, и, казалось, она только что плакала.
– Здравствуй, Гвен! – сказала Анна-Вероника, стараясь сразу внести в разговор непринужденность. – Выскочила замуж? Как зовут этого счастливца?
– Фортескью, – ответила Гвен.
– У тебя есть его фотография или портрет? – поцеловав мать, спросила Анна-Вероника.
Гвен вопросительно взглянула на миссис Стэнли, и та указала ей на ящичек для драгоценностей возле зеркала, в котором был спрятан портрет. С него смотрело бритое лицо с длинным греческим носом, густыми волнистыми волосами, вздымавшимися надо лбом, и жирным для мужчины подбородком и шеей.
Наклоняя голову то на один бок, то на другой, Анна-Вероника разглядывала портрет.
– Недурен, – сказала она, желая угодить сестре. – Какие же возражения?
– По-моему, надо ей сказать, – обратилась Гвен к матери, стремясь изменить тон разговора.
– Понимаешь, Ви, – пояснила миссис Стэнли, – мистер Фортескью – актер, а твой отец не одобряет этой профессии.
– А я-то думала, что актеров удостаивают посвящения в рыцари, – отозвалась Анна-Вероника.
– Может быть, Хала когда-нибудь и удостоят, – сказала Гвен, – но когда это будет…
– Теперь, наверное, и ты станешь актрисой?
– Не знаю, имеет ли смысл. – В тоне, каким Гвен сказала это, прозвучала незнакомая томная нотка профессионалки. – Другим актрисам не очень нравится, когда мужья и жены выступают вместе, а Хал вряд ли захочет, чтобы я уезжала одна на гастроли.
Анна-Вероника почувствовала к сестре какое-то новое уважение, однако традиции семейной жизни взяли верх.
– Ты, наверное, и сама не захотела бы ездить, – сказала она.
История с Гвен так тяжело сказалась на больной миссис Стэнли, что муж наконец согласился принять мистера Фортескью в гостиной; с совершенно убитым видом он пожал зятю руку и выразил надежду, что в конце концов все утрясется.
Прощение и примирение было холодным и чисто формальным. Отец сразу же угрюмо удалился в свой кабинет, а мистер Фортескью умиротворенно стал прогуливаться по саду, задрав кверху свой греческий нос, заложив руки за спину, и подолгу и неодобрительно разглядывал фруктовые деревья у забора.
Анна-Вероника наблюдала за ним из окна столовой; поборов девичью робость, она выскользнула в сад, пошла в обратном направлении и столкнулась с мистером Фортескью словно невзначай.
– Здравствуйте, – упершись руками в бока, беспечным тоном, непринужденно сказала Анна-Вероника. – Вы мистер Фортескью?
– К вашим услугам. Вы Анна-Вероника?
– Конечно. Это вы… Вы женились на Гвен?
– Да.
– А почему?
Мистер Фортескью поднял брови, и лицо его приняло шутливое выражение, словно он играл в комедии.
– Очевидно, я влюбился в нее, Анна-Вероника.
– Удивительно. И вам теперь придется ее содержать?
– В меру моих возможностей, – ответил мистер Фортескью с поклоном.
– А у вас большие возможности? – спросила Анна-Вероника.
Чтобы скрыть истинное положение вещей, мистер Фортескью сделал вид, что смущен, а Анна-Вероника задавала вопрос за вопросом, об игре на сцене, и годится ли ее сестра в актрисы, и достаточно ли она для этого красива, и у кого она будет заказывать себе костюмы, и еще, и еще.