Собрание сочинений в 20 т. Том 8. Вечные спутники

Мережковский Дмитрий Сергеевич

Еврипид в сравнении с Эсхилом и Софоклом казался некогда трагиком упадка. Его находили слишком утонченным, изысканным, лишенным той громовой силы, которая есть у его предшественников, упрекали за то, что он отошел от правды жизни и допустил чудесное в своих трагедиях. Но так ли это?

Действительно, боги развязывают у него узлы человеческих страстей сверхъестественным вмешательством; он обнажает два вечные начала мира, «Я» и «не-Я», Аполлона и Диониса, – до последней, почти безобразной наготы; он знает борьбу между ними и уже символизирует ее в «Ипполите» борьбой двух богинь – Афродиты и Артемиды. Может быть, у него уже слишком много сознания, что лишает его стихийной, первобытной мощи Эсхила и совершенной гармонии Софокла; но именно это острое и тонкое сознание и преобладание его над стихийностью, глубокая прозрачность символов, разлад, ослабляющий и углубляющий его, и приближают к нему нас, людей с душами, едва пробудившимися к сознанию, еще такими же раздвоенными, как душа Еврипида.

Так же, как он, мы поняли, что трагедия мировой жизни заключается в окружающей, в проникающей нас великой борьбе двух великих начал; так же, как он, увидели, что говорить о ней можно только символами, и, как он, слишком острым и тонким сознанием еще не сумели найти последней гармонии последнего соединения.

Афродита – сила, сладострастие и красота – идет против Артемиды, целомудренной, строгой, нежной – и такой же сильной и прекрасной. Обе они равно прекрасны – и потому равно правы. Вечная борьба их не оканчивается и никогда не окончится в трагедии мира поражением одной, победой другой, и эта борьба не нарушает их олимпийской тишины и ясности, совершаясь только внизу, на земле, в сердцах человеческих. Артемида говорит Тезею, после гибели Ипполита:

А есть такой обычай у блаженных,Что на своих в семье богов никтоНе восстает, но каждый уступает.Не то, поверь, не стала бы терпетьЯ, гордая, такого униженья.Чтоб из людей того, кто для меняДороже всех, невинного, казнили.………………………………………………….………Но как над ним ты должен плакать, смертный,Когда и мне его, богине, жаль [3] !

3

Трагедия Еврипида «Ипполит» в переводе Д.С. Мережковского. – Примеч. авт.

Молниеносную Афродиту-мстительницу Хор называет беспощадною:

Эрос, Эрос! ЖеланьяТы вливаешь чрез очиВ душу тех, кого губишь,Проникая в сердцаУпоительной негой…Не являйся мне, Эрос,Разрушающей силой,Беспощадным врагом.Нет, слабей огонь пожараИ светил, враждебных людям,Смертоносные лучи,Чем из рук твоих любезныхСтрелы нежной Афродиты,Олимпийское дитя.

И далее:

Диркейский колодезь,Священные Фивы,Вы помните яростьБогини любви.Там Семелу, Дионисия,От Крониона зачавшую,Не на радость полюбившую,Ты сожгла, Киприда, молнией:Губишь ты своим дыханьем,А потом, золотокудрая, Улетаешь, как пчела!

Богиня Сладострастия мстит человеку, непокорному ей, чтущему в сердце своем Богиню Целомудрия, убивает его и губит невинную Федру, «сжигает ее своим дыханием». Ипполит умирает, его должны принести к отцу; и вдруг, среди горя и плача, среди несчастий, созданных Афродитою, перед самым появлением Артемиды, Хор возглашает радостный, как бы победный гимн:

Гордое сердце богов и людейТы, Афродита, смиряешь;Веет над ним, порхая, твой сынЛегкий, на радужных крыльях,И над певучей соленой волнойИ над землею летает…Укрощает ЭросИ зверей свирепых,На горах живущих, —Только что в их душуТемную проникнетЗолотым лучом; —И морских чудовищ,И несметных тварей,Вскормленных землею,Озаренной окомСолнца – и людей!Всем повелевает.Надо всем, Киприда,Ты одна царишь.

Какая тишина, какое благоволение к злой силе прекрасного!

В этот миг является Артемида, непобежденная и непобедившая, чистая, справедливая и холодная. Она снимает клевету с Ипполита:

О милый мой, для мук ты был рожденИ жить с людьми не мог, затем что слишкомБыла для них душа твоя чиста.

Но, когда он, умирающий, взывает к ней:

О, Артемида,Взгляни, как я страдаю!..

Богиня отвечает ему кротко:

Вижу все,Но слезы лить не должно нам, блаженным.

Ипполит, в безумии ропота, восклицает:

Зачем проклясть богов не могут люди?

Но Артемида утешает его, безгневно обещает отомстить Афродите, убив человека, который ей дороже всех. Борьба продолжается в бесконечность, и поле битвы все то же – сердце человека. Еврипид понимает, что эта борьба богов есть истинная жизнь людей, что она – биение их сердца, движенье крови, усилие и победа мысли. Мир – две чаши весов, вечно колеблющихся, две разные и равные чаши, с одной трепетной стрелкой вверху. И только две, соединенные и далекие, они могут существовать, обреченные на ничтожество одна без другой:

Если о мудрости вечных богов помышляю,В сердце моем утихает тревога,И понимать начинаюВолю бессмертных В мире земном.

Прошло много веков, борьба Артемиды и Афродиты проявилась многими символами, люди познали галилейское учение целомудрия, смирения, отречения и покорности, не побежденное радостью жизни и солнца – но и не победившее их.

Еврипид как будто за много веков прозревал неведомое новое учение и носил его в душе своей. Это смутно чувствовали люди старой русской церкви, тихие и глубокие, более нас близкие к тайне жизни, потому что они в эту тайну хотели проникнуть, тогда как средний человек, под корой сонной нехристианской и неязыческой пошлости, – к ней равнодушен. Наши древние иконописцы изображали языческих мудрецов, поэтов и сивилл, предвещавших Мессию. И в Вяжицком монастыре, в храме святого Николая (1462 г.), под Спасителем, сидящим на престоле, изображен «Трагик Эврипидий» со свитком: «Аз чаю неприкосновенному родитися от Девы и воскресити мертвыя и паки судити им».

_________

В Петербурге, на частной сцене, предполагается постановка «Ипполита», с возможной верностью и строгостью. Обещано участие артистов Императорских театров. Хоры будут сопровождаться музыкой, которую напишет бар. Е. Овербек. Полное подражание древней постановке недостижимо, да и не нужно. Все мелочное, временное уходит со временем, остается лишь вечное, и ясною должна быть только цепь, соединяющая наши помыслы и желания с душой великого поэта и пророка. Антигона может растрогать на минуту доброго, среднего человека, может испугать и ослепить душу более глубокую; но надо, чтобы нежный, девственный Ипполит заговорил со сцены, чтобы Богиня Целомудрия Артемида и Богиня Сладострастия Афродита, страшная, как смерть, золотая и легкая, как пчела, – стали вновь лицом к лицу в вечной борьбе, губя и возвеличивая сердца человеческие, и тогда, может быть, многие, смутно или ясно, вдруг почувствуют, как две чаши весов мира, разные и равные, колеблются и как дрожит между ними, вверху, единая стрелка, не умея найти последнюю неподвижность.

Марк Аврелий

I

Передо мною последний том громадного исторического исследования Ренана – книга, озаглавленная: «Marc Aur`ele et la fin du monde antique» [4] . Это одно из самых блестящих характерных созданий его гения.

Сентиментальный и чувственный культ художественного католицизма, несмотря на отречение от него Ренана, оставил на нем неизгладимые следы. Эпохи мистического созерцания ему более симпатичны и доступны, чем эпохи сильного религиозного творчества и борьбы. Темперамент писателя лучше всего узнается по стилю. В этом отношении Ренан – полная противоположность Тэну. Язык Тэна стремится к чрезмерному изобилию образов, к роскоши и силе. Он не чужд пестроты, гипербол и преувеличений. Тэн подражает колориту Рубенса, которого он любит. Таков характер его творчества. Тэн по преимуществу описывает эпохи крайнего напряжения воли, сосредоточенного драматизма и действия – революцию, Возрождение с его великими характерами и борьбою страстей. Он любит изображать темпераменты цельные, с избытком жизненной силы и воли, как Свифт, Рубенс, Бетховен, Наполеон.

4

«Марк Аврелий и конец античного мира» (фр.).