Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.
Шрифт:
— Смотри, за тебя руки тянут! — шепнул кто-то Нюше. Обхватив пылающую голову руками, она опустилась на порог у двери — только бы ничего не видеть и не слышать. Как сквозь стену донесся до нее размеренный голос: «Пять... шесть... девять... одиннадцать», потом председатель собрания что-то объявил, затем все поднялись, задвигали скамейками, захлопали в ладоши.
— Вставай... — толкнула Нюшу Феня. — Заголосовали тебя! Большинством! — И, схватив за рукав, она потянула ее к столу.
Нюша вырвалась и стремглав выбежала из избы-читальни.
ПРОВОДЫ
Утром
Пришли счетовод с завхозом, потом Василий Силыч.
Они принялись что-то обсуждать, подсчитывать и не обращали на рассыльную никакого внимания.
«Значит, ничего они о вчерашнем собрании не знают», — решила Нюша. Если бы знали, то счетовод обязательно бы заговорил с ней о «младом племени», о международных новостях, о пограничных инцидентах, как это он обычно делал со Степой Ковшовым.
«А может, меня и не избрали в секретари-то, — спохватилась Нюшка. — Взяли да и переголосовали, когда я убежала... Оно и к лучшему... Еще не доросла я, как говорит Степа».
В правление вошел высокий, рыжеватый старик Прохор Уклейкин.
— Честь имею! — по-военному отрапортовал он. — Я от старшего конюха, от Тихона Кузьмича... Кормов требует... Уль... уль... ультимативно... — Он с трудом выговорил трудное слово. — Так и просил передать... «Не обеспечат, мол, в срочном порядке, слагаю с себя всякую ответственность за конское поголовье».
— Скажи на милость — ультимативно! — покачал головой Василий Силыч. — Нет чтобы самому зайти, так нарочного посылает. Тоже мне персона! — И он обратился к Нюше: — Сходи-ка проверь. Я вчера Осьмухиным да Ползиковым наряд дал, чтобы они солому к конюшне подвезли...
— Есть, дядя Вася! — козырнула Нюша и, прихватив свою знаменитую суковатую «палочку-выручалочку», которой она отбивалась от собак, отправилась по деревне.
С кого же начать? Пожалуй, с Осьмухиных. Нюша недолюбливала эту семью. Осьмухины, особенно шумная, крикливая Матрена, больше всех поносили молодой колхоз, вступили в него позже других семей, успев до этого разбазарить почти все свое хозяйство, да и сейчас продолжали жить словно единоличники.
«Сквалыги... притворщики», — подумала Нюша, осторожно пробираясь через темные сени, заставленные ларями, кадушками, ящиками.
Она с трудом открыла тяжелую, тугую дверь, переступила высокий порог, и ее сразу обдало жаром — прямо против двери топилась печь.
Засучив рукава, раскрасневшаяся дородная тетка Матрена пекла блины. Она наливала тесто из опарницы на сковородку, ловко орудуя сковородником, задвигала ее в жаркую печь, поближе к огню и тем же сковородником вытаскивала другие сковородки с уже готовыми блинами. Быстро поворачивалась, подносила шипящую сковородку к столу, сбрасывала блин в глубокую миску, и затем все повторялось сначала. Вид у Матрены был решительный, строгий, будто она по меньшей мере была кузнецом и стояла у наковальни.
За широким столом молча ели блины муж Матрены Тимофей, узколицый, небритый мужчина, неуловимо чем-то похожий на суслика, и ее дочь Феня.
Заметив Нюшку, Феня едва не поперхнулась блином и, взглянув на стенные часы, поднялась из-за стола.
— Кончай, мама... На работу пора. И так опаздываешь.
Она поспешно оделась и вышла за дверь.
— А ну еще по парочке, — сказала Матрена, круто поворачиваясь к столу и сбрасывая со сковородки в миску горячие блины.
Нюша обратилась к Тимофею:
— Дядя Тимоша! Скажите вы тетке Матрене...
— А-а, рассыльная! — засмеялся Тимофей, придвигая к себе сметану. — Блинов хочешь? Гречневые... с пылу-жару. Мы тут с Фенькой наперегонки схватились, кто больше умнет.
— Вы почему не на работе? — спросила Нюша. — Почему солому не возите?
Матрена, сделав вид, что не замечает дивчину, вновь загремела сковородником:
— Тимофей, кого это бог принес?
— Нюшка Ветлугина заявилась... — лениво отозвался Тимофей.
— А я думала, что ее будущий отчим пожаловал, сам старший конюх...
— Тихон Кузьмич, поди, только что похмеляется. После вчерашнего сватовства у него головка болит... Аграфена ему сейчас на особинку жарит-парит.
Нюшка растерянно посмотрела на Осьмухиных. Ох уж этот Горелов! Сколько недобрых разговоров вызвало его сватовство к Нюшкиной матери.
— Тетя Матрена! Дядя Тимофей! — умоляюще заговорила она. — Почему вы за соломой не поехали? Вам же дали вчера наряд!
Отложив сковородник, Матрена уперла руки в бока:
— Да разве же это работа — гнилую солому из-под снега выкапывать? Додумались тоже, начальнички!.. Профукали корма-то, а теперь людьми помыкают! Ты что об этом понимать можешь? Да кто ты такая, чтобы наставлять меня?..
— А она, Матрена, зампред! — вытирая ладонью масленые губы, ухмыльнулся Тимофей. — Ко всем дыркам затычка...
— Так не пойдете на работу? — с трудом сдерживая себя, спросила Нюшка.
— И не подумаем! — бросила Матрена. — Какая уж тут работа! Собрались в артели Тюха с Матюхой, Колупай с братом — вот теперь и трещит все по швам...
— А я... я говорю... пойдете! — взорвалась Нюшка. — Я вот председателя кликну... Он вам...
Она бросилась к двери и чуть было не опрокинула ведро с водой. И тут ее словно бес попутал. Не помня себя, Нюшка схватила ведро и с размаху выплеснула воду в печь, на горящие дрова. Огонь с шипением потух, из печного чела повалил густой чадный дым.
— Ах ты... затычка! Бес лукавый! — завопила Матрена.
Нюшка выронила из рук ведро, бросилась в сени, спрыгнула с крыльца и помчалась вдоль деревни. А следом за ней, воинственно размахивая сковородником, тяжело топала Матрена и на всю улицу проклинала басурманку Нюшку.
Из домов высыпали любопытные, откуда-то появились вездесущие мальчишки.
— Айда, ребята! — кричали они.
— Нюшка Ветлугина чужие блины съела!
— Ее сковородником бить будут!
Нюшка понимала, что бежать вот так вдоль всей улицы, на глазах у людей, смешно и глупо, но остановиться уже не могла и только свернула в переулок. И тут она неожиданно налетела на Матвея Петровича, дядю Васю и Степу Ковшова.