Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.
Шрифт:
Степа недоуменно посмотрел на него.
— Да, да, — пояснял Василий Силыч. — Кто баранку-то крутит? Молодежь, комсомол, твои подопечные. А за порядком молодежь не следит, за делом недоглядывает...
Степа растерянно признавался, что большинство трактористов в бригаде пришлые, чужие, комсомольцев среди них мало, да и те в кольцовской ячейке на учете не состоят.
— Ишь ты! — ухмылялся Василий Силыч. — Не приписаны, значит? А я думал, совесть да радение их приписывать не требуется.
Были недовольны трактористами
Когда Степа показывал Ширяеву или Тимофею Осьмухину плохо вспаханный и небрежно засеянный участок поля, те обычно посылали за Антоном и, не стесняясь посторонних, принимались на все лады костить трактористов:
— Вот же бригаду прислали на нашу шею. Собрались с бору сосенки... Не пахари вы, а землегады. Мы еще весной говорили — лучше бы на лошадях землю-то пахать.
Антон краснел, злился и, в свою очередь, кричал на бригадиров, что они отсталые, старорежимные люди, не любят машин и придираются к трактористам.
— «Старорежимные», — с обидой кряхтел Тимофей Осьмухин. — Еще монархисты скажешь! — И он жаловался Степе: — Вот ведь сынок какой... На отца взъедается.
Однажды утром, проезжая на водовозке позади усадьб, Степа услышал близкое тарахтение трактора. Оно доносилось с приусадебного участка Осьмухиных.
Остановив подводу, Степа перескочил через изгородь, заглянул на усадьбу и обомлел.
Тракторист Банкин, кряжистый, краснолицый парень, прославившийся в Кольцовке как пьяница и скандалист, сидел за рулем колесного трактора и вспахивал приусадебный участок.
Рядом, по густо унавоженной земле, вприпрыжку бежала Матрена и требовала, чтобы Банкин не жалел горючего и пахал глубже.
Степа, раскинув руки, шагнул навстречу трактору.
— Стой! Глуши мотор! — закричал он. — Стой, говорю!
Банкин в недоумении пожал плечами, сбавил скорость и нехотя остановил машину.
— Почему усадьбу пашешь? — спросил Степа.
— А ты зачем под колеса прешь? — неприязненно ответил Банкин. — Жить надоело? Раздавлю, как червяка, и не пикнешь.
— Весна — вот и пашет, — вступила в разговор Матрена. — Герасим — он нам не чужой... Почти сродственник. Харчуется у нас в доме. Чего ж ему не подмогнуть?
— Я спрашиваю, кто тебе разрешил пригнать на огород машину? — наступал на тракториста Степа. — Сейчас же посевная в колхозе.
— А трактор колхозу неподвластен, — лениво отозвался Банкин. — У нас своего начальства невпроворот. Тебе-то какая докука? Иль тоже к начальству лепишься?
— Он теперь у нас «упал намоченный» — долго не поднимется, — фыркнула Матрена и потеснила Степу в сторону. — Ладно, парень, не засти борозду... Тут и пашни-то с гулькин нос осталось.
Степа бросился искать бригадира. Когда он привел Павла Трофимовича на приусадебный участок к Осьмухиным, трактора здесь уже не оказалось, но земля была вспахана полностью.
— Что ж это, Павел Трофимыч? — в сердцах пожаловался Степа. — Земля в поле перестаивает, а трактористы чужие усадьбы за магарыч пашут?
— Наше дело малое, — отмахнулся Павел Трофимович, — У них в эмтээс свое начальство — пусть оно и взыскивает.
— Вот и надо сообщить в эмтээс. Наша же земля, колхозная. И мы ее трактористам не на откуп отдали.
— Сообщим, конечно, — вяло согласился Ширяев. — А только что с них взять — бедолаги, лодыри...
Степа с удивлением покосился на Ширяева. Что это с ним? То ли он постарел и ничего не замечает, то ли не хочет ссориться с трактористами.
На другой день, подвозя воду к Поповкину оврагу, где пахал землю Сема Уклейкин, Степа заметил на конце загона группу колхозников во главе с дедом Анисимом. Колхозники бродили по вспаханному полю и проверяли глубину вспашки. Потом они сошлись вместе, о чем-то возбужденно заговорили, еще раз замерили глубину борозды и с решительным видом пошли навстречу трактору.
Анисим, угрожающе взмахнул палкой, потребовал, чтобы тракторист остановил машину.
— Тебе чего, дед? — удивленно спросил Уклейкин, заглушив мотор.
— Слезай! — строго приказал Анисим. — И ты слазь! — кивнул он Зойке, сидевшей над плугами.
Тракторист и прицепщица подошли к колхозникам.
— Ты что ж, собачий сын, делаешь? — зашумел Анисим. — По какому такому праву десяти сантиметров недопахиваешь? А?
— У меня ж мотор малосильный, цилиндры сношенные. Надорваться может машина.
— Безобразник ты, Семка! Пакостник! Свою же землю поганишь! — с обидой сказал Анисим и обратился к подошедшему Степе: — Видал, как твои комсомольцы над землей измываются...
Уклейкин сослался на прицепщицу — наверное, та неправильно установила плуги.
— А ты не ври! — возмутилась Зойка. — Сам заглублял... Норму выгоняешь, вот и мельчишь, а на других собак вешаешь!
Уклейкин молча переставил деление на углубителе и с мрачным видом полез на трактор.
— Нет уж, милок, погоди! — задержал его Анисим. — Придется тебе с нами в метесе прогуляться.
— Это еще зачем?
— А вот начальству доложим... Пусть баньку тебе устроят, попарят с веничком.
— Верно, Иваныч, — поддержал старика Игнат Хорьков. — Нам такие пахари не нужны...
— Да вы что, смеетесь? — опешил Уклейкин. — Я же на работе... У меня еще смена не кончилась... Кто мне за простой ответит? — И он вновь направился к трактору.
Игнат Хорьков взял Уклейкина за плечо:
— По чести тебе сказано — пошли до начальника.
— Никуда я не пойду! — вырываясь, закричал Уклейкин. — И не цепляйте меня!
— Э-хе-хе! — вздохнул Анисим. — А душа-то у тебя заячья, Семка. Нашкодил — да и в кусты.
Степа приблизился к Уклейкину и вполголоса сказал:
— Иди, раз зовут... Будь же человеком. К спорящим подошел Павел Трофимович.