Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.

Мусатов Алексей Иванович

— Дядя Матвей тоже по хлебозаготовкам будет работать. Ему такое задание по партийной линии дано. А уполномоченный говорит, что весь народ поднять надо, чтобы люди сами за кулаками следили, не давали хитрить им, изворачиваться, лишний хлеб скрывать. А кое-кого из крепеньких, наверно, твердым заданием обложат, как вот Еремина в прошлом году: сдай столько-то пудов, и весь разговор.

— Так им и надо! — подала голос Нюшка. — А то издеваются они, спасу нет. Позавчера на сходке агитатор из города два битых часа мужиков уговаривал

хлеб сдавать, а толстомордый Шмелев потом поднялся и говорит: «Спой петухом, парень, — дам два пуда хлеба».

Из школы вышел Матвей Петрович. Ребята поднялись ему навстречу.

— Матвей Петрович, будете нас учить? — спросил Степа.

Учитель окинул ребят взглядом — так вот они, его будущие ученики! Как-то он с ними поладит, сойдется? Увлечет ли их, поведет ли за собой или оставит их ко всему равнодушными и безучастными?

— С вами, ребята, с вами! — помолчав, сказал учитель. — Зачислен в штат школы. Буду преподавать обществоведение...

— А Филька-то, выходит, проспорил! — шепнул Степе Митя Горелов. — Ты обязательно у него покрышку забери. Имеешь полное право!

— Какую покрышку? Кто проспорил? — насторожившись, спросил учитель.

Митя растерянно посмотрел на ребят, но они сделали вид, будто не слышали его шепота.

— Та-ак! — усмехнулся Матвей Петрович. — С первого же дня и секреты.

— Какие там секреты! — Шурка, запинаясь, объяснил учителю про спор Степы и Фильки.

— Значит, на футбольный мяч спорили? Не очень-то дорогой заклад за учителя.

— Степа голову закладывал, а Филька не захотел, — пояснил Митя. — Футбол ему дороже.

— Ну, если голову, тогда можно еще помириться, — засмеялся Матвей Петрович.

Ребята перестали хмуриться. Митя, расхрабрившись, спросил учителя, будет ли он теперь играть с ними в лапту и ходить на рыбалку.

— Посмотрим, как дела в школе пойдут, — сказал Матвей Петрович. — Можно и в лапту сыграть. Да и рыбалка вещь неплохая...

Он усадил ребят рядом с собой на скамейку.

— А теперь шутки в сторону. Поговорим о другом. Напомните-ка мне, кто из кольцовских ребят не ходит в школу. Я вот знаю: Таня Ковшова не кончила шестого класса и сидит дома, Нюра Ветлугина не учится...

— Тимка Карпухин второе лето с дедом скотину пасет, — сказал Шурка.

— Фенька Заглядова дитё у Ереминых нянчит, — добавил Митя. — А Мишку Суслонова мать к сапожнику отдала.

— А еще кто? Еще? — выспрашивал Матвей Петрович, торопливо записывая в записную книжку названные фамилии.

Набралось человек двенадцать.

— А зачем это вам, Матвей Петрович? — спросил Митя, кося глазом на записную книжку.

— А как вы думаете? Что бы вам больше по душе пришлось: в пастухах ходить или в школе учиться?

— А если не каждый может учиться? — заметил Степа.

— Не может или не хочет?

— Всякое бывает... Вон Нюшке Ветлугиной перво-наперво стипендия нужна.

—

Вот нам и надо сделать так, чтобы все могли ходить в школу, — объяснил Матвей Петрович. — И я рассчитываю на вашу помощь. Поговорите с теми, кто не учится, выясните, что с ними. А насчет стипендий я буду беседовать с директором.

В УЧЕНЬЕ

Расставшись с учителем, Степа твердо решил сегодня же поговорить с Таней.

Дома Степа застал сестру вместе с Нюшкой. Они сидели у кровати заболевшей бабушки.

— Ну как, выиграл? — вполголоса спросила Нюшка, встретившись со Степой глазами.

— Наша взяла! Плакал теперь его футбол, — ответил Степа.

— Чего вы там шушукаетесь? — прислушавшись, сказала бабушка и слабым голосом попросила внука посидеть с ней и рассказать, что делается на белом свете.

Присев у кровати, Степа сообщил, что Матвей Петрович вернулся из города и будет у них учителем.

— Мотя приехал, Рукавишников? — обрадовалась Евдокия Захаровна. — Это хорошо! Справедливый человек, в обиду ребят не даст...

— Не даст, — уверенно согласился Степа. — Он уже списки ребят составляет и говорит, что все должны ходить в школу... Да, бабушка, Тане тоже надо учиться. Зачем ей от других отставать? И Нюшке надо...

Девочки переглянулись.

— Так-то оно так... — Бабушка вздохнула- и покосилась на внучку. — Мы уж с ней говорили об этом. И не один раз...

— Ну и что? — насторожился Степа.

Наступило молчание. Бабушка лежала, полузакрыв глаза. Таня растерянно теребила рукав кофточки.

Степа кинул на сестренку подозрительный взгляд и строго спросил:

— Может, ты учиться не хочешь?

Таня вскинула на Степу недоумевающие глаза.

— Что же ты молчишь?

Таня опустила голову и отвернулась. Плечи ее задрожали. Вдруг она вскочила, распахнула дверь, выбежала в сени и принесла оттуда матерчатую сумку.

— Вот... смотри, — глотая слезы, забормотала она и принялась вытаскивать из сумки учебники и тетради. — Учусь я, все время учусь! И книжки читаю, и задачки делаю. А ты говоришь...

— Уж чего-чего, а лентяйкой внучку не назовешь, — поддержала бабушка. — Они с Нюшкой до ученья вот какие охотницы...

Из сумки выпал старенький, щербатый пенал, открылась крышка, и по полу покатились карандаши, ручки, рассыпались перья.

Степа бросился собирать.

— Ну, будет тебе, будет, — сконфуженно бормотал он. — Я же не знал... сгоряча бухнул.

Сложив в пенал карандаши, ручки и перья, Степа подошел к сестренке, взял ее за руку и подвел к столу:

— Тогда знаешь что... Раз такое дело, садись и пиши.

— Чего писать? — не поняла Таня.

— Заявление в школу. В шестой класс... И ты, Нюшка, пиши.