Собрание сочинений в 4-х томах. Том 1
Шрифт:
Мы, святые, дабы ускорить конец света, отравляем, жжем, избиваем!
Спасение лишь в муках. Мы предаем себя мукам. Мы сдираем клещами кожу со своих черепов, ложимся под плуг, бросаемся в жерла печей!
Долой крещение! долой евхаристию! долой брак! проклятие всему!
По всей базилике усугубляются безумства.
Авдиане мечут стрелы в Дьявола; Коллиридиане подбрасывают к потолку синие покрывала; Аскиты простираются перед мехом; Маркиониты совершают крещение мертвеца елеем.
Женщина рядом с Апеллесом в пояснение его слов показывает круглый хлеб
Колонны колеблются, как стволы дерев, амулеты на шеях ересиархов пересекаются огненными линиями, созвездия в часовнях движутся и стены расступаются под напором толпы, каждая голова которой - мятущаяся с ревом волна.
Между тем из недр этого гула голосов при взрывах смеха раздается песнь, в которой снова слышится имя Иисуса.
То - люди из простонародья; все они хлопают в ладоши в ритм пения. Посреди них Арий в одежде дьякона.
Безумцы, ратующие против меня, берутся истолковать бессмыслицу; чтобы посрамить их до конца, я сочинил песенки, такие забавные, что их знают наизусть на мельницах, в кабаках и в гаванях.
Тысячу раз нет! Сын не совечен Отцу и не единосущ! Иначе не произнес бы он слов: «Отче, да минует меня чаша сия!
– Что называете вы меня благим? Никто не благ, только один бог!
– Иду к богу моему и богу вашему!» и других слов, свидетельствующих, что он сотворен. На то указывают и все его именования: агнец, пастырь, источник, мудрость, сын человеческий, пророк, путь благой, краеугольный камень!
Савелий. А я утверждаю, что оба они - едины.
Арий. Антиохийский собор постановил обратное.
Антоний. Что же такое Слово?.. Кто был Иисус?
Валентиниане. Он был супруг раскаявшейся Ахарамот!
Сифиане. Он был Сим, сын Ноя!
Феодотиане. Он был Мельхиседек!
Меринтиане. Он был всего лишь человек!
Аполлинаристы. Он принял его вид! он лишь изображал страдания.
Маркел. Анкирский Он - проявление Отца!
Папа Каликст. Отец и Сын-два образа единого бога!
Мефодий. Он был сначала в Адаме, затем в человеке!
Керинф. И он воскреснет!
Валентин. Невозможнее тело его небесное!
Павел Самосатский. Он стал богом лишь после крещения!
Гермоген. Он живет на солнце!
И все ересиархи окружают Антония, который плачет, закрыв лицо руками.
Иудей рыжебородый, с пятнами проказы на коже, подходит вплотную к нему и страшно усмехается:
Его душа была душой Исава! Он страдал беллерофоитовой болезнью; а его мать, торговка благовониями, отдалась Пантеру, римскому солдату, на снопах маиса в вечер жатвы.
Антоний порывисто подымает голову, молча на них смотрит, затем идет прямо на них.
Ученые, маги, епископы и дьяконы, люди и призраки, прочь! Прочь! Прочь! Все вы - обман!
Ересиархи. Наши мученики больше мученики, чем твои, молитвы наши труднее, порывы любви возвышеннее и восторги столь же долги.
Антоний. Но нет откровения! нет доказательств!
Тогда все потрясают в воздухе свитками папируса, деревянными дощечками, кусками кожи, полосами тканей и толкают друг друга.
Керинфнане. Вот евангелие от евреев!
Маркиониты. Евангелие господа!
Маркосиане. Евангелие Евы!
Энкратиты. Евангелие Фомы!
Каиниты. Евангелие Иуды!
Василид. Трактат о присоединенной душе!
Манес. Пророчество Баркуфа!
Антоний отбивается, ускользает от них, - и он замечает в темном углу Старых Ебионитов, иссохших, как мумия, с потухшим взором, с седыми бровями. Они говорят дрожащим голосом:
Мы-то знали его, мы знали его, сына плотника Мы были его сверстниками, жили на той же улице. Его забавляло лепить из глины птичек, он не боялся порезаться инструментом, он помогал отцу своему в работе либо сматывал матери клубки крашеной шерсти. Потом он совершил путешествие в Египет, откуда принес с собой великие тайны. Мы были в Иерихоне, когда он повстречал пожирателя саранчи. Они разговаривали вполголоса, так что никто их не слышал. Но как раз с этого времени он прогремел в Галилее, и о нем пошли всякие россказни.
Они повторяют, дрожа:
Мы-то знали его! мы его знали!
Антоний. Ах! рассказывайте, рассказывайте еще! Какое было у него лицо?
Тертуллиан Дикого и отталкивающего вида, ибо он был отягчен всеми грехами, всеми страданиями и уродствами мира.
Антоний. О, нет! нет! Напротив, я представляю себе, что весь его облик был нечеловечески прекрасен.
Евсевий Кесарийский. В Панеадесе, против старой лачуги, в заросли трав, есть каменное изваяние, воздвигнутое, как говорят, кровоточивой женой. Но время изъело ему лицо, и дожди повредили надпись.
Из кучки Карпократиан выступает женщина.
Маркеллина. Некогда я была диакониссой в Риме, в маленькой церкви, и там я показывала верным серебряные изображения святого Павла, Гомера, Пифагора и Иисуса Христа. У меня сохранилось только Христово - Она приоткрывает плащ.
Хочешь видеть его?
Голос. Он сам является, когда мы призываем его! Час настал! Иди!
И Антоний чувствует у себя на плече грубую руку, которая тянет его за собой.
Он поднимается по совсем темной лестнице и после ряда ступеней подходит к двери.
Тогда ведущий его (может быть, то Иларион?
– он не знает) говорит на ухо другому: «Грядет господь», - и их вводят в комнату с низким потолком, без обстановки.
Прежде всего его поражает находящаяся прямо перед ним длинная куколка кровавого цвета с человеческой Толовой, испускающей лучи, и слово Кнуфис, написанное по-гречески вокруг нее. Она завершает ствол колонны, поставленной посреди пьедестала На других стенах комнаты железные полированные медальоны изображают головы животных - быка, льва, орла, собаки и голову осла - вдобавок!