Собрание сочинений в 4-х томах. Том 1
Шрифт:
Теперь она часто меняла прическу: то причесывалась по-китайски, то распускала волнистые локоны, то заплетала косы; потом сделала себе сбоку, пробор, сзади подвернула волосы, и у нее вышло подобие мужской прически.
Ей захотелось выучиться итальянскому языку: она обзавелась словарями, купила грамматику, купила бумаги. Попробовала читать серьезные книги по истории и философии. Шарль иногда просыпался ночью и вскакивал - ему казалось, что его зовут к больному.
– Сейчас приду, - бормотал он.
Но это Эмма, зажигая лампу, чиркала спичкой. Между
Временами Эмму охватывало лихорадочное возбуждение, и тогда ее легко можно было подбить на любую дикую выходку: как-то раз она поспорила с мужем, что выпьет залпом полстакана водки, и так как Шарль имел глупость раззадорить ее, то она и выпила все до дна.
Несмотря на спои чудачества, как выражались ионвильские дамы, Эмма все же не производила впечатления жизнерадостной женщины, углы ее рта были вечно опущены, как у старой девы или у незадачливого честолюбца. Она всегда была бледна, бела, как полотно, морщила нос, смотрела на всех невидящим взглядом. Обнаружив у себя на висках три седых волоса, она заговорила о том, что начинает стареть.
Она заметно слабела. Как-то раз у нее даже открылось кровохарканье. Шарль встревожился, забегал.
– А, да не все ли равно!
– сказала она.
Шарль забился в свой кабинет, сел в кресло и, облокотившись на письменный стол, на котором возвышалась френологическая голова, заплакал.
Он выписал мать, и они вели долгие разговоры об Эмме.
Как быть? Что с ней делать, раз она отказывается от всякого лечения?
– Знаешь, как бы надо поступить с такой женой?
– твердила г-жа Бовари-мать.
– Приучить ее заниматься делом, ручным трудом! Пришлось бы ей, как другим, работать ради куска хлеба, так небось сразу бы поздоровела, - это у нее все оттого, что голова не тем забита, да от безделья.
– Она все-таки занимается, - возражал Шарль.
– Занимается! А чем? Романы читает, вредные книги, в которых против религии пишут, да, подражая Вольтеру, высмеивают духовенство. Проку от этого не жди, бедный мой мальчик! Кто не верит в бога, тот добром не кончит.
Словом, было решено не давать Эмме читать романы. Задача была не из легких. Тем не менее г-жа Бовари-мать взяла это на себя: она обещала проездом через Руан зайти к библиотекарю и сказать, что Эмма отказывается от абонемента. Если же библиотекарь, этот змей-искуситель, станет упорствовать, то ведь недолго и в полицию заявить.
Свекровь и невестка простились холодно. Если не считать обычных вопросов во время еды и пожеланий спокойной ночи, то за три недели, что они прожили вместе, они и двух слов не сказали друг другу.
Госпожа Бовари-мать уехала в среду - в Ионвиле это был базарный день.
С утра на площади вдоль домов, от церкви и до трактира, выстроился ряд телег, поставленных на задок, вверх оглоблями. На противоположной стороне в брезентовых палатках торговали бумажными тканями, одеялами,
Эмма сидела, облокотившись на подоконник (это было ее излюбленное место - в провинции окно заменяет театр и прогулки), и от скуки смотрела на толпившееся мужичье, как вдруг внимание ее остановил господин в зеленом бархатном сюртуке. На нем были щегольские желтые перчатки и вместе с тем грубые краги. Направлялся он к докторскому дому, а за ним, понурив голову, задумчиво брел крестьянин.
– Барин дома?
– спросил незнакомец Жюстена, который болтал на пороге с Фелисите.
Все еще принимая Жюстена за слугу доктора, он добавил:
– Скажите, что его спрашивает господин Родольф Буланже де Ла Юшет.
Новоприбывший присоединил к своему имени название географического пункта не из местного патриотизма, а для того, чтобы сразу дать понять, кто он такой. Под Ионвилем действительно было поместье Ла Юшет, и он его купил вместе с барской усадьбой и двумя фермами; управлял он имением сам, но жил на довольно широкую ногу. Говорили, что у этого холостяка «по меньшей мере пятнадцать тысяч ренты».
Шарль вошел в залу. Г-н Буланже сказал, что вот этот его работник желает, чтобы ему отворили кровь, а то-де у него «мурашки по всему телу бегают».
– Мне от этого полегчает, - на все доводы отвечал работник.
Бовари велел принести бинт и попросил Жюстена подержать таз. Видя, что малый побледнел, он его подбодрил:
– Не бойся, милейший, не бойся!
– Ничего, ничего, - ответил тот, - действуйте!
И, расхрабрившись, протянул свою ручищу. Из-под ланцета выбилась струя крови и забрызгала оконное стекло.
– Ближе таз!
– крикнул Шарль.
– Вот на!
– сказал крестьянин.
– Прямо целый фонтан! А кровь-то какая красная! Все это хорошо?
– Некоторые сперва ничего не чувствуют, а потом вдруг теряют сознание, - заметил лекарь.
– Особенно часто это бывает с людьми крепкого телосложения, как вот он.
При этих словах сельчанин выронил футляр от ланцета, который он все время вертел в руке. У него так свело плечи, что затрещала спинка стула. Шапка упала на пол.
– Так я и знал, - зажимая пальцем вену, сказал Бовари.
В руках у Жюстена заплясал таз, колени у него подгибались, он побледнел.
– Жена! Жена!
– позвал Шарль.