Собрание сочинений в 4-х томах. Том 3
Шрифт:
— Аллочка, ты каталась на трамвае?
— У нас ходят одни автобусы.
— А душилась одеколоном "Красная Москва"?
— Им пахла Наталь Ванна.
Есть над чем поразмыслить. Может ли человек любить то, чего не знает, не пробовал? Еще как может! И чем меньше этот человек, тем больше в его любви самоотречения и настойчивости. Как же можно обмануть такую любовь?
Припомнила личное дело Аллы. Мать умерла, вместо имени отца прочерк. Конечно, отец — неизвестное со многими вопросами, но мать была молодая, умерла от несчастного случая на производстве, а Игорь Павлович и Агнесса Даниловна говорили о серьезности своих намерений, и мы с Аполлошей перерыли все дела, пока нашли им эту девочку. Так сказать, с перспективой. Да и вообще! Крупные веснушки разбрызганы на носу, глаза голубые, озорные. Чертенок в юбке! «Князь» с «княгиней» прямо в нее вцепились. Что же случилось-то?
Неожиданно Алла проговорила:
— Папа Игорь сказал, что после каникул я у них навсегда останусь, — и вздохнула. — Наверное, последний раз здесь ночую.
— Папа Игорь? — осторожно переспросила я.
— У меня же нет папы, — как бестолковой, объяснила серьезно Алла, — а я хочу!
— Ну да, — смутилась я, — конечно.
— А вы приходите к нам в гости, Надежда Георгиевна, — сказала Аллочка, и по скрипу пружин я поняла, что она села. — Вот вы придете, а я стану угощать вас чаем с вареньем. И потом у меня вырастут свои детки, проговорила девочка без перехода, — и я их никогда никуда от себя не отпущу. Даже в зимний лагерь!
В ее голосе послышались укор кому-то и горечь, Алла снова вздохнула. Нет, честное слово, у этих девчонок старушечьи вздохи.
Некоторое время Алла молчала.
— Хорошо, — сказала я, — давай спать.
— А какой папа Игорь красивый, — проговорила она нежным голосом. Особенно когда в майке и трусах. Такой большой, такой громадный. И Агнесса Даниловна тоже большая. И белая. Они по утрам в майках и трусах зарядку делают, так пол качается.
— Аллочка, — спросила я осторожно, — почему ты Игоря Павловича зовешь папой, а его жену по имени-отчеству?
Алла ответила, секунду подумав:
— Не знаю.
Вот как! Я свернула разговор, обещав завтра утром позвонить опять и, если дома у Запорожцев никого нет, сходить с Аллой в кино.
Она притихла, успокоившись. А я, точно анатом, копалась в ее сердечке. Значит, Игорь — папа, однако его жена — Агнесса Даниловна. У маленьких ничего не бывает просто так, значит, что-то случилось? Или чувствует?
И как она сказала о ребятишках, которые будут у нее когда-нибудь… Так и взрослый не каждый подумает, а вот она, соплюха… Ох, малыши!
А ведь и верно, такая измученная душа, исстрадавшееся сердечко, став взрослой и вправду помня себя и свое детство, будет добрым человеком. Такой человек даже собственных детей станет любить предельно осознанно собственной памятью, своим горьким прошлым. Надежное дело — такая горечь, она способна охранить, способна защитить, оберечь. Сколько ни говори людям об их обязанностях, об их долге, о добрых правилах жизни, не услышат они этих слов, коли собственного нет — силы, чести, понимания… А у этих понимание свое, выстраданное, к таким взывать не надо.
Нет, правда, мои ребята необыкновенные. Разве я первоклассницей о чем таком думала? Знала? Сейчас вот только узнаю, да и то по работе, по профессии своей, а будь инженером, каким-нибудь чистым физиком, глядишь, и не поверила бы, что есть на земле взрослые малыши…
Утро вызолотило низким солнцем закуржавелые березы, и такая стояла тишь на ранних, безлюдных улицах, такая благодать, что не верилось, будто ты в городе. Народ в воскресенье отсыпался, только у детского кинотеатра шумно и даже очередь в кассу на первый сеанс. Аллочка просила, чтобы я взяла билеты поближе к выходу. Что ж, к выходу так к выходу — и я значения странной просьбе не придала.
После журнала она шепнула мне на ухо: "Пи-пи", — скользнула в портьеру у двери. Я и тогда ничего не поняла. Решила, что, пожалуй, Аллочке надо помочь, как она тут, в общественном месте, управится. Вышла за ней в фойе и едва ухватила взглядом: приметная рыжая шапка Аллы уже мелькала на улице.
Еще что за новости! Я прибавила шагу, потом побежала.
Алла не оборачивалась. Неслась уверенно, и было понятно, что она знает этот кинотеатр, улицу, весь район.
Нет, определенно у Аллы была цель, продуманная заранее. И кинотеатр именно этот выбран не зря. Алла бежала вдоль дома, через двор, к соседнему зданию, и вначале я хотела окликнуть ее. Потом, поняв, что она не убежит, что все-таки я бегаю быстрее девочки, сдержалась.
Вот она исчезла в подъезде.
Я заскочила за ней и услышала смеющийся, радостный голос:
— А вы, оказывается, здесь! Телефон сломался?
Все предельно понятно. Аллочкин замысел был прост и точен.
Я поднялась на второй этаж и застала немую сцену: «князь» Игорь и «княгиня» в спортивных шерстяных костюмах стоят друг за другом в открытых дверях и очень смущенно молчат, а спиной ко мне стоит Аллочка и смеется. Рада, что все в порядке и ее родня дома.
Потом она оборачивается, ни капельки не смущена, будто мы шли вместе с ней и она только на лестнице обогнала меня.
Я здороваюсь, и Игорь Павлович с женой, как по сигналу, начинают разговаривать, перебивая друг друга:
— Да! У нас сломался телефон! Заходите! Раздевайтесь!
— Аллочка! Какая ты умница! Хорошо, что привела учительницу.
Приходится пройти, раздеться. Потолки действительно высокие, а дом полная чаша: горка набита хрусталем, красивая мебель, мягкие ковры.
И в это время, звонит телефон.
Игорь Павлович словно спотыкается, этот звонок производит на него действие резкого окрика, и я снова с грустью все понимаю, несмотря на соломинку — да что там, целое бревно! — которую кидает «княгиня» своему мужу:
— О! Наконец-то исправили!
Игорь Павлович берет трубку, говорит по телефону, а я всматриваюсь в зеленоватые глаза белокожей красавицы. Что-то жесткое мелькает в этих изумрудиках, но Агнесса Даниловна продолжает бодро щебетать ничего не значащие словечки, а Аллочку усаживает на диван, приносит ей куклу.
Алла цветет, и вновь какое-то едва уловимое высокомерное выражение появляется на ее лице.
— Надежда Георгиевна, а у нас цветной телевизор! Агнесса Даниловна, можно включить?