Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. Повести и рассказы
Шрифт:
— Не пойти ли нам в вагончик-ресторанчик и не выпить ли нам по сто под блеск горных вершин, — предложил один из партнеров.
— Мне лично не хочется, — ответил Журавский. — Пойду-ка я в свое купе.
Он вышел в коридор. За окном важно проплывали зеленые, праздничные горы. Веселые, неряшливые, взбаламученные ручьи прыгали по уступам. В окно зябко тянуло прохладой, запахом зелени. Вот промелькнул маленький поселок с красными черепичными крышами, и вдруг поезд изогнулся, метнулся туда-сюда, и стало видно, что его со всех сторон окружили горы и водят вокруг него хоровод, словно потешаясь над ним. Тогда паровоз рассерженно загудел, состав выпрямился и с гулким грохотом вошел в туннель.
— Наконец-то ты оторвался от этих глупых карт, — сказала Лидия Петровна, едва Журавский вошел в купе. — Ты не голоден?
— Пока нет, — ответил он, садясь рядом с ней.
— Михаил, я чуть не забыла рассказать тебе, какой странный сон я ночью видела, — встревоженно-деловым тоном проговорила она. — Представь себе, прихожу будто бы я к Инне Игнатьевне — она будто бы выкройку какую-то мне обещала, — и вдруг ее Джульф ощетинился и залаял на меня. Я испугалась и проснулась. Как ты думаешь, что это значит?
— Как всегда — ничего, сны ничего не значат.
— Нет, ты просто нечуток, Михаил, — поджав губы, возразила жена. — А вы верите, что сны что-то значат? — обратилась она к женщине, сидевшей напротив, рядом с мужчиной в темных очках. Женщина улыбнулась:
— Честное слово, не знаю. Но пожалуй — нет.
— Какие вы все, однако... Ну а вы, товарищ, какого мнения? — спросила Лидия Петровна человека в темных очках.
— Я редко вижу сны, — ответил тот, повернув к ней спокойное и энергичное лицо.
Лидия Петровна слегка смутилась и молча откинулась на спинку дивана. Журавский смотрел на слепого и не чувствовал к нему жалости, которую обычно вызывает вид непоправимой чужой беды. Человек этот внушал скорее уважение, нежели сочувствие; на лице его не было той печати отчужденности и раз и навсегда застывшей печали, что так часто видна на лицах слепых. Лицо как лицо, разве только слегка задумчиво, как у человека, смотрящего на огонь. Эти пассажиры сели в поезд прошлой ночью на большой узловой станции, — видно, ехали с пересадкой, и Журавский сквозь сон слышал их негромкий разговор и бас проводника, сообщившего, что койки застелены. А проснувшись утром, Журавский увидел со своей верхней полки, что в их купе спит незнакомая женщина; ее лицо было спокойно и красиво, и, должно быть, снилось ей что-то хорошее, потому что она слегка улыбалась во сне. Рука ее с какими-то желтыми пятнышками на пальцах свешивалась с полки, и ему захотелось положить эту руку на одеяло — ведь затечет во сне. Потом он глянул вниз и увидел, что на нижнем диване полулежит какой-то мужчина.
«Хорош гусь, — подумал Журавский, — женщину загнал на верхотуру, а сам разлегся внизу». Вдруг поезд тряхнуло на стрелке, пассажирка проснулась и сразу поглядела вниз. «Ты спишь, Коля?» — спросила она. «Нет, не спится», — ответили снизу. «Так уже утро, Коля! Полотенце у тебя под подушкой, а мыльница в сеточке над койкой». «Маша, а за окном что сейчас?» — спросили снизу. «Все еще равнина, — мягко ответила женщина. — Далеко еще твое море».
Тогда Журавский понял, что человек на нижней полке — слепой и что напрасно он мысленно выбранил его. Журавский встал, умылся, поел и пошел в соседнее купе играть в преферанс — что еще делать, когда поезд вторые сутки тянется по равнине?
Но
— Скоро ли наконец море? — спросил человек в темных очках.
— Сразу за Туапсе, — ответил Журавский. — Оно покажется с правой стороны, его будет видно из коридора.
— Да, Коля, сразу за Туапсе. Я тебе скажу, когда будет море, — сказала женщина.
— Все-таки пойду постою в коридоре, — проговорил слепой. — Надоело сидеть.
— Вы меня извините, но это как-то странно, — сказала Лидия Петровна, обращаясь к женщине, — не все ли ему равно, что море, что не море, ведь он ничего не видит.
— Нет, ему это не все равно, — мягко ответила женщина. — Он всю жизнь мечтал побывать у моря, но как-то все не получалось. Когда мы поженились, то первым делом решили поехать к морю. Но все как-то не удавалось.
— Ах, вот в чем дело... как это интересно, — с притворной заинтересованностью произнесла Лидия Петровна и обратилась к мужу: — Михаил, я попробую на следующей остановке купить курицу. Ту, что ты купил, есть невозможно!
Поезд уже замедлил ход, приближаясь к какой-то станции, и она вышла из купе.
— Понимаете, он всю жизнь хотел увидеть море, но все не удавалось как-то, — повторила женщина, обращаясь к Журавскому. — До войны он учился, потом в сорок первом, совсем собрались было к морю — тут война. На войне он потерял зрение. Ну, после войны он несколько раз бывал в санатории, путевки-то ему дают, но все не у моря. А вот теперь мы собрались наконец и едем.
— Так, выходит, это у вас — свадебное путешествие, — сказал Журавский.
— Да, — улыбнулась женщина. — Только с большим опозданием.
— Мне почему-то кажется, что вы медик. Вы медик? — спросил Журавский.
— Нет, я работаю в заводской лаборатории. Видите, — она положила руку на столик, — никак от химикалиев не уберегусь. Конечно, — добавила она, — если быть уж очень аккуратной, то и следов никаких не останется. Но иногда торопишься, знаете...
Он смотрел на нее и думал, какое у нее красивое, а главное — милое лицо, и как ей идет это серое строгое платье из легкой шерстяной ткани, и как хорошо, что на свете есть вот такие женщины. Пусть они с другими, а не с ним, но они есть, — и это уже хорошо. В юности он любил одну такую женщину. Выла она старше его и не обращала на него внимания. Жила она у самого моря в маленьком городке, а он туда приехал на практику. Но обо всем этом не стоит вспоминать, потому что та женщина просто не обращала на него внимания. А во время войны она пошла медсестрой на госпитальное судно, и судно это в сорок втором году погибло от торпеды.
Паровоз загудел, поезд тронулся, и вскоре в купе вошла Лидия Петровна.
— Вот, умей выбирать кур, — сказала она. — Очень хорошая кура, — а почему хорошая? потому, что я умею выбирать.
— Ладно, уж бог с ними, с курами, — примирительно сказал Журавский.
— Тебе бог с ними, а мне не бог с ними! Мне надо сбавить несколько кило, но это не значит, что я должна голодать!
— Ладно, Лида, все хорошо, — скоро море.
— «Море, море», — передразнила жена. — Какое же сейчас море, если в нем купаться нельзя! Море бывает в августе, когда виноградный сезон и когда хорошо купаться. Я тебе говорила — требуй, добивайся, чтобы тебе дали отпуск в августе. А тебя опять Евгений Петрович твой обскакал, ему в августе, а тебе в мае. А еще друг называется!