Собрание сочинений в 6 томах. Том 1. Эмиль из Лённеберги и др.
Шрифт:
Случись кому-нибудь ехать по дороге в Каттхульт в конце этого праздничного дня, когда уже стало смеркаться, он, наверно, подумал бы, что повстречал вереницу серых призраков, которые, хромая, пыхтя и отдуваясь, карабкались по склону на вершину холма, где стоял хутор. И в самом деле, они были похожи на привидения в своих рубищах, эти жалкие нищие, зато они щебетали, будто жаворонки, и резвились, словно дети. Ох-хо-хо, ведь столько лет минуло с тех пор, как они были на праздничном пиру. Они радовались, представляя себе,
— Хи-хи-хи, так Командорше и надо, — сказал Юхан-Грош. — Хи-хи-хи, одна без бедняков, то-то ей будет сладко!
Довольные, они все вместе смеялись над старостихой. Потом они вошли в празднично убранную кухню Каттхульта и оторопели. А когда Эмиль зажег пять больших свечей в подсвечнике и их пламя отразилось в начищенных до блеска медных тазах, а посуда засверкала и засияла на свету, все затихли, а Дурень-Юкке даже подумал, уж не угодил ли он прямо на небеса.
— Гляньте-ка, здесь свечи и вечное блаженство, — сказал он и заплакал, потому что плакал теперь Юкке и в радости, и в горе.
Но Эмиль сказал:
— Будем пировать!
И праздник начался. Эмиль, Альфред и маленькая Ида принялись таскать из кладовой все, что только могли унести. И я хочу рассказать тебе, что они поставили на стол.
Блюдо с пальтами.
Блюдо со свиной колбасой.
Блюдо со свиным студнем.
Блюдо с печеночным паштетом.
Блюдо с жареной колбасой.
Блюдо с котлетами.
Блюдо с телячьими фрикадельками.
Блюдо с копченой грудинкой.
Блюдо с крупяной колбасой.
Блюдо с картофельной колбасой.
Блюдо с селедочным салатом.
Блюдо с солониной.
Блюдо с присоленным говяжьим языком. Блюдо с большим рождественским окороком. Блюдо с головкой рождественского сыра.
Блюдо с белым хлебом.
Блюдо со сладкими хлебцами на патоке.
Блюдо с ржаным хлебом.
Кувшин можжевелового кваса.
Кувшин с молоком.
Миску рисовой каши.
Поднос с сырными лепешками.
Вазу с черносливом.
Блюдо с яблочным пирогом.
Вазу со взбитыми сливками.
Вазу с клубничным вареньем.
Вазу с имбирными грушами.
Запеченного целиком молочного поросенка, украшенного сахарной глазурью.
Вот, кажется, и все. Я могла забыть три, ну от силы четыре, самое большее пять блюд, но остальное я все перечислила.
Они сидели за столом, эти старички и старушки из богадельни, и терпеливо ждали, пока всё принесут. При виде каждого нового блюда их глаза разгорались все сильнее.
Наконец Эмиль пригласил их:
— Пожалуйста, налетайте!
И они принялись уплетать угощение так, что только за ушами трещало.
Альфред, Эмиль и маленькая Ида тоже сидели за столом. Но Ида съела всего несколько фрикаделек. Она все думала, уж не новая ли это проделка Эмиля, на самом деле. Она вдруг вспомнила: ой, и верно, ведь завтра утром к ним в Каттхульт на третий день праздника приедут в гости родственники из Ингаторпа! А тут вся праздничная еда исчезала прямо на глазах! Она слышала, как за столом хрустели, грызли, причмокивали и глотали. Казалось, стая хищных зверей набросилась на миски, блюда и подносы. Маленькая Ида понимала, что так жадно едят лишь изголодавшиеся люди, но это все равно было ужасно. Она дернула Эмиля за рукав и зашептала ему на ухо, чтобы никто не услышал:
— Ты уверен, что опять не напроказничал? Вспомни-ка, ведь завтра к нам приедут гости из Ингаторпа!
— Они и так толстые, хватит с них! — спокойно ответил Эмиль. — Куда лучше, если еда достанется тому, кому она и вправду нужна.
Но все же он немного испугался, так как, судя по всему, к концу пиршества не останется и полпальта. То, чего гости не могли съесть, они распихивали по карманам и сумам, блюда и миски опустошались в мгновение ока.
— Ну вот, я слопал грудинку, — вымолвил Калле-Лопата, дожевывая последний кусочек.
— А я слопала селедочный салат, — сказала Пройдоха-Фия.
Они говорили «слопал», «слопала», и это значило, что они съели все до крошки и что на блюде было пусто.
— Теперь мы слопали все дочиста, — сказал в конце концов Придурок-Никлас, и правдивее этих слов он никогда в жизни не произносил.
Вот почему это пиршество прославилось на долгие времена как «великое опустошение Каттхульта», и о нем, к твоему сведению, долго не прекращались толки как в Лённеберге, так и в других приходах.
Лишь одно блюдо оставалось нетронутым — целиком запеченный молочный поросенок. Он лежал на столе и печально глядел своими сахарными квадратиками вместо глаз.
— Чур меня, нечистая сила, упаси и помилуй! Поросенок похож на крошечное привидение, — сказала Пройдоха-Фия. — Я и прикоснуться к нему боюсь.
Ни разу в жизни не пришлось ей видеть запеченного целиком молочного поросенка, да и другим беднякам тоже не выпадало такого случая. Поэтому-то и оробели они перед ним и даже не дотронулись до него.
— У вас случайно не осталось больше колбасы? — спросил Калле-Лопата, когда все блюда были уже пусты.
И тогда Эмиль ответил, что на всем хуторе уцелела лишь одна колбаска, да и та насажена на колышек, который торчит из его волчьей ямы. Там она и останется как приманка для волка, которого он с нетерпением ждет, поэтому ни Калле и никто другой ее не получит.
Но тут Виберша всполошилась.
— Блаженная Амалия! — запричитала она. — Про нее-то мы совсем забыли!
Она растерянно поглядела по сторонам, и взгляд ее остановился на поросенке.