Собрание сочинений в четырех томах. 1 том
Шрифт:
— Вы только честно думайте и пишите честно, — говорила она, волнуясь и торопясь.
Она наклонилась сейчас к Бакинскому и спросила его шепотом:
— И вас тоже будут избирать, да?
Бакинский кивнул головой: он был польщен, увидев себя в списках ячейки.
Первым голосовали Гайдаша.
Зинаида Николаевна с любопытством посмотрела на него.
Алексей сидел, чуть подавшись вперед, стиснув зубы и упершись подбородком в кулаки.
«Вот он какой!» — вдруг подумала она испуганно и даже отодвинулась.
И ей непонятно, почему подымается такой шум, когда произносится фамилия Ковалева.
— К черту! К черту его!
— Не голосовать его совсем!
— Доло-о-ой!
Зинаида Николаевна нервно морщится: чем виноват ребенок, что его отец — офицер?
— Поймите же это, Валя, Гайдаш, — шепотом убеждает она их.
Вдруг стихает зал. Ковалев берет слово.
— Чувствуя себя... — произносит он отрывисто и хрипло, — чувствуя себя неспособным работать в этой атмосфере, я прошу снять мою кандидатуру.
Смех и крик перебивают его. Ковалев садится на место, он бледен, но спокоен. Рябинин замечает даже легкую усмешку на его губах и настораживается.
— Прошу! Прошу слова! — подымается Пышный. — Я тоже заявляю себе отвод, так как я перегружен учебой.
— Уважить! Уважить! — кричит, смеясь, зал. — Все равно не изберем.
А Рябинин морщится, он хочет понять: в чем тут дело? Он предоставляет слово Бондареву, кандидату ячейки.
— Я, товарищи, — смущенно говорит Бондарев, — тоже прошу меня вывести из списка. Нет уж, выведите! — раздраженно кричит он и садится на место.
«Саботаж! — соображает Рябинин. — Ну, ерунда!»
— Итак, — произносит он вслух, — итак, голосуем, товарищи!
— Нет, позвольте! — раздаются голоса. — Дайте всем высказаться.
Подымается Канторович:
— Заявляю себе отвод. Занят!
Подымается Алферова:
— Прошу меня вывести из списка. Не хочу, не хочу!
Подымается Воробейчик.
— Что же я? — говорит он развязно. — Что же, я останусь один, когда в списке только малыши теперь? Все товарищи из старших групп отказались. С кем работать? Благодарю покорно!
— Какие малыши остались? Чего плетете? — кричит Рябинин. — Вот Кораблев на седьмой группы.
— Связался черт с младенцами! — выкрикивает кто-то.
Подымается смех. Кораблев ерзает на скамейке. Его сосед Канторович говорит Колтунову:
— Нашему кораблику большое плавание.
Вспыхнув, подымается Кораблев.
— Я тоже... того... — глухо говорит он. — Прошу меня... того... — Он показывает рукой — чик! — как вычеркивают, и садится.
Неловкая тишина замирает над залом.
— Что же это? — растерянно бормочет Зинаида Николаевна. — Что же это?
Алеша забыл о Тасе, о соседях. Лицо его злобно перекосилось. Зубы стиснуты до боли.
— Что это? — хрипит он в ответ. — Это контрреволюция.
Рябинин пробегает глазами список. Никаких высказываний он больше не допустит. Голосовать! Есть еще в списке школьники старших групп.
— Голосуется товарищ Рубан Михаил из пятой группы, — подчеркивает он. — Кто «за»? Опустите! Кто «против»? Прошел товарищ Рубан. Голосуется товарищ Мартынова Варвара.
— Из какой группы?
— Из четвертой.
Смех, обидный, презрительный смех. Торжественное настроение перевыборов сорвано.
— Валяй Варвару! — хохочет зал.
Рябинин темнеет, он упорствует.
— Голосуется товарищ Безбородько Мария.
— Какой группы?
— Третьей, — тихо признается Рябинин, но из зала задорно отвечают сами третьегруппники:
— Она — наша! Нашей группы! Третьей!
— Даешь Марусю!
— Мурочку даешь!
— Показать ее! Показать!
— Не видно!
— Где ее видать: от горшка три вершка.
Невозмутимый, опирается на костыли Рябинин, Они уже жмут ему подмышками, он плотно наваливается на них и ждет. Стихает зал, радостно ожидающий новой кандидатуры.
— Бакинский Валентин! — торжественно произносит Рябинин и, ликуя, добавляет: — Шестой группы.
Молчит зал. Кое-где подымаются руки.
Зинаида Николаевна облегченно вздыхает.
— Ну, за Валю и я голосну! — говорит она и подымает свою худенькую руку, с которой сползает вниз рукав серенькой вязанки.
Валька озирается, как затравленный зверь. Лиловый бант болтается на груди.
«Засмеют, — думает Валька, — проходу не дадут».
Медленно и устало подымается он.
— Я не могу, — говорит он тускло. — Я ведь не организатор. Я не справлюсь.
— Справишься, справишься! — злобно шипит Алеша, и Зинаида Николаевна удивленно смотрит на Вальку.
— Что же это? — шепчет она растерянно, и Алеша хрипло отвечает ей:
— Это трусость!
Обессиленный, падает на место Бакинский. Тася отворачивается от него и прижимается к Зинаиде Николаевне.
Та медленно опускает руку. Рукав серенькой вязанки полает назад.
— Голосуется Арон Хайт, седьмая группа, — неуверенно произносит Рябинин. — Есть ли отводы?
Рыжий Хайт подымается и вытягивает вперед длинную волосатую руку.
— Слова прошу! — говорит он голосом, за который его звали «иерихонской трубой».
— Что? Отвод? — кричат с места, и снова смех ползет по валу.
— Товарищи! — трубит Хайт. — Товарищи! — Он встряхивает рыжими Самсоновыми космами. — Я буду! Я сказал: буду — и буду! А-а! — вдруг яростно оборачивается он к группе, сбившейся около Ковалева. — A-а, вам не нравится? Не нравится? Да? А?