Собрание сочинений в четырех томах. Том 4.

Погодин Николай Федорович

— Расскажи о себе, — мягко попросила Ирочка, — для первого знакомства.

— Мы и так знакомы.

— Нет, Володя, — уже серьезней сказала она, — мы совсем не знакомы. А мне интересно узнать, какой ты…

— Какой! — Он опять рассмеялся. — Я сам не знаю, какой.

— Правильно. Этого никто не знает. Даже самые умные люди.

— Что же рассказывать, если ничего не знаешь?

— Как ты в Москву приехал.

— Проверяешь? — недобро спросил Володька.

— Чудак!

— Я не боюсь, проверяй. Отец от колхозов тягу дал и меня с собой прихватил. Я еще пацаном был. Отец ненавидел

колхозы.

— А ты?

— Проверяешь?

— Чудак…

— Проверяй. Я на колхозы смотрю издалека. — Володька с удовольствием потянулся.

— Объективно?

— Как?

Он насторожился.

— Объективно и есть издалека. Ни за, ни против.

— Вот именно. А мне что! Я рабочая масса. Сопловщик, слава богу, профессия, мастер. Отец — другое дело. Он был справный хозяин… Ему не забыть.

— Кулак?

— Все у вас кулаки… Много вы понимаете!

— Где он теперь?

— Не пропадет. Где! Под Москвой на шоссейке в закусочном ларьке стоит. На молодой женился. Хозяин. Сила!

— А мать бросил?

— Я с детства сирота. Бабы говорили, будто с отцом у нее жизни не было. Она вроде тянула за новое, отец — за старое. Да бабам верить! Грудь у нее была слабая.

— Вот видишь… Ты много рассказал.

Она чувствовала, что говорит с ним как с младшим, хотя, вероятно, он был немного старше ее.

— Что ж, так вот и будем сидеть? — с наивным недоумением спросил он.

— Не нравится? Я могу пересесть напротив.

— Не о том речь, дорогая.

— Скажи, о чем.

— Вот о чем! — Володька размахнулся, точно хотел ударить Ирочку.

Она отшатнулась и в испуге поднялась.

— Чего испугалась? Я обнять хотел. — Он секунду помолчал и добавил: — Для первого знакомства.

Что было делать с таким человеком? Ирочка искренне расхохоталась. «В школе мы называли таких жлобами, — думала она, смеясь, — но он не совсем жлоб. Нет. Просто с ним надо заниматься».

Но Володька понял ее смех по–своему. Он схватил ее руку выше кисти. Сейчас он был силен, стремителен, груб. Ирочка вскрикнула.

— Ладно тебе!.. — простонал Володька, хватая Ирочку за пояс.

— Володька! — сказала Ирочка с неожиданной силой. — Я тебя прогоню, как собаку.

— Так? — с обидой спросил он, остывая.

— Да, так.

Пальцы его ослабли, но руку он не выпускал. Темные глаза прояснились, и в них появилась та самая грусть, которую Ирочка заметила, когда он висел у ее окна.

— Эх, ты!.. Как собаку… Образованная!

— А ты не хватай.

— Ты мне нравишься.

— Пусти руку. У меня имя есть.

— Ира… — с нежностью сказал он. — Честное слово, нравишься!

— Очень рада, но хватать больше не смей!

Он отпустил руку.

— Не гуляла, что ли? — до оторопи деловито спросил он и полез в карман за папиросами.

Что было делать с таким человеком?

— Скажи мне… — медленно начала она, стараясь сделать свои слова как можно более убедительными. — Скажи мне правду… Я вижу по твоим глазам, иногда бывает грустно. А ведешь ты себя жлоб жлобом. А?..

По неопытности Ирочка не знала, как трудно вытянуть у человека такие признания. Да и был ли сам Володька способен объяснить ей свою грусть? Он не придавал значения чувствам, если они не были сразу

ясны ему до конца. Может быть, он все–таки попытался бы ей что–то объяснить, но кто она? Жениться на ней он, конечно, не собирается. Погуляет и уйдет. То, что он непременно и, может быть, очень скоро уйдет, особенно льстило ему и казалось особенным удальством.

— Давай так посидим! — насмешливо сказал он. — Для первого знакомства.

Ирочка с горечью подумала, что из этого знакомства ничего хорошего не выйдет, и приготовилась выпроводить Володьку навсегда.

Глава шестая

Для чего сбываются мечты

В самом деле, для чего?

Этот интереснейший вопрос задавал себе Иван Егорович по дороге с дачи домой и никак не мог на него ответить.

«Вы подумайте, люди добрые!.. — Мысленно он говорил чуть ли не со всем окружающим миром. — Вы подумайте… Как это необъяснимо! Вот ведь ты… Подошло тебе великое дачное раздолье. Ты мечтал курить там, как всякий достойный мужчина! Ты представлял себе, что будешь курить даже ночью, когда тебе не спится. Но главное, рано утром, еще не умытым и сиплым, чтоб продрать эту сиплость и прочистить мозги. А какая сладость курить прямо после еды за столом!»

Эти мечты были хорошо известны всем родным и друзьям Ивана Егоровича. Наконец они сбылись. А он бросил курить! Перекурил, отравился, трое суток валялся на даче, почти ничего не ел. Не может он курить. И не хочет.

Так и не добившись от себя удовлетворительного ответа насчет смысла человеческой мечты вообще и своей в особенности, Иван Егорович входил в новую квартиру. Он предчувствовал злые насмешки со стороны Нины Петровны. Как раз в этот момент Ирочка окончательно решила выставить Володьку. Открыв дверь собственным ключом, Иван Егорович услышал голоса и громко спросил:

— Кто дома?

Ирочка выбежала в прихожую и, неестественно танцуя перед ним, торопливо сказала:

— Я не одна. У меня гости.

— Подруги?

— Нет, не подруги.

— Друзья?

— Возможно.

— Знакомь с друзьями.

Ничего страшного не случилось. Испуг прошел. Ирочка позвала:

— Володя, иди сюда. Познакомься с моим дядей.

— Зачем же… Я сам.

Иван Егорович пошел вперед, Ирочка — за ним.

— Здравствуй, молодой человек!

Дядя приветствовал его с таким радушным достоинством, что Володька почувствовал стыд за свое поведение. Может быть, у них надо держать себя, как говорится, на «вы»…

— Чем занимались?

Володька глянул на Ирочку, словно испугавшись этого вопроса.

Ирочка с интересом смотрела на Володьку.

— Беседовали… — как–то грустно ответил он.

— На какие темы?

— Кто я… Откуда… Какой…

— Какой же?

Володька был, как пишут в книгах, пригвожден.

— Я считаю, что ничего… а другие — наоборот.

— Она считает?

— Она.

— Ничего! — Иван Егорович дружелюбно кивнул Володьке. — Ихнее дело — считать, что мы плохие, а наше — доказать, что мы хорошие. А вот ежели они думают, что ты лучше всех, а ты ничем доказать этого не можешь… тогда, извиняюсь… — Иван Егорович махнул рукой в знак полной безнадежности.