Собрание сочинений в девяти томах. Том 4. Купол надежды
Шрифт:
– Анисимов – великий стратег науки. Этого даже я не могу отрицать. Но зачем же стулья ломать? Лучше на них посидеть рядком и поговорить ладком. – И он забрал из рук взволнованной Аэлиты стул, усадил на него свою подопечную простушку, потом поправил красивые очки в золотой оправе и чуть насмешливо посмотрел на нее.
– О чем же поговорить? – садясь, робко спросила Аэлита.
– Я недоволен темпами подготовки вашей диссертации. Собака показала чудеса. Их надо перевести на научный язык. А статья о «живом приборе»
– Я напишу. Я уже кончаю. Честное слово!
– Надо спешить! Вкусом и запахом занимаются и за рубежом. Вот в Америке в широкую продажу пошли всевозможные искусственные кушанья из белка сои. А что, если они додумаются до нашей идеи градуировать приборы сверхчувствительным способом? Собаки и в Америке водятся!
– Я совсем не думала об Америке. Право.
– А надо думать. Поезжайте домой. Машину вам я уже вызвал. Завтра с утра пусть Бемс проделает все по моей программе… Отградуирует своим феноменальным обонянием наш дозиметр и индикаторы запаха.
– Спасибо. Так я бегу, а то в яслях заждались.
Глава четвертая. Тряпка на палке
Аэлита подъехала к дому.
Велико же было ее изумление при виде Спартака в военной форме и Остапа, которого знала еще на Урале мальчуганом. Поодаль стоял Юрий Сергеевич, смотря умоляющим взглядом.
Брат и сестра обнялись. Юрий Сергеевич бросился к сыну:
– Хочешь, поиграем в казаки-разбойники?
– А что такое казаки? – спросил Алеша.
Остап занялся Бемсом. Знал он такое «воробьиное слово», что собаки понимали его и «за своего считали», как он сам говорил.
Бемс проделывал все команды, которые подавал Остап: садился, ложился, вскакивал, лаял, приносил брошенную палку.
Юрий Сергеевич тем временем тщетно пытался растолковать трехлетнему сыну как бяки-казаки разгоняли демонстрации революционно настроенных рабочих. Аэлита расспрашивала Спартака о планах на будущее. С Юрием Сергеевичем она поздоровалась лишь издали, кивком. Потом повела гостей в подъезд.
– Мы сейчас с Алешкой придем, – крикнул Юрий Сергеевич. – Так хочется побыть вместе.
«Надо же дать Спартаку минутку на подготовку почвы!» – подумал он.
– Мама! – протестующе закричал мальчик, но отец уже тащил Алешу за руку. И он подчинился только потому, что Бемс остался с ним.
– И ты еще не нашел свою Тамару? – спросила Аэлита, усевшись рядом с братом на тахту.
Остап рассматривал портреты поэтов и читал стихотворные строки под ними.
– Да нет! – ответил Спартак. – Прямо к тебе. Словно знал, не все у тебя в ажуре.
– Нет, почему же? Очень даже в ажуре. Право-право!
Аэлита старалась не смотреть на брата. Она думала о Николае Алексеевиче и о том, что далеко не все у нее как надо.
Время,
В Москве он опять отдалился, отгороженный стеной научных интересов. И даже на концерты они больше не ходили. И Аэлита, как никогда раньше, чувствовала себя одинокой.
– Брось, сестренка, – сказал Спартак. – Хоть ты и старшая, а насквозь просвечиваешь. Неладно у тебя. Скажешь, не так?
– Ну так. Только ты не знаешь почему.
– Отчего же не знаю. Мне Юрий Сергеевич все рассказал. Я понимаю. Нелегкое это дело… И даже близким родственникам нечего тут нос свой совать, а все-таки…
– Что все-таки?
Спартак покосился на Остапа. Тот сразу засобирался:
– Пойду-ка я «выдам пенки». Заигрались наши детишки-то на улице в казаков-разбойников.
Когда он вышел, Аэлита закрыла лицо руками.
– Люблю я его! Честное слово! – прошептала она. – Сама не знаю как, но люблю.
– Ну что ж тут особенного? Столько лет прожили. Любовь, она остается.
– Да не Юрия я люблю, а другого! Пусть пожилого, но замечательного человека.
– Это которому сто два года?
– Юрий тебе так солгал? Не мог без этого! Как ты ему в состоянии хоть в чем-нибудь верить?
– Ты же верила. Как раз в мои годы.
– Верила! И теперь страдаю. Только тебе да папе могу сказать, как страдаю.
– А он, тот Мафусаил, что ли… Он, что? Не любит?
– Он никогда не говорил со мной о любви. И не нужно. Он слишком намного выше меня… во всем, во всем! Если бы ты знал, какой это человек!
– Да я тебе верю. Больше, чем себе.
– А ты и себе поверишь. Вы еще встретитесь!
Зазвучал звонок.
– Ну вот и ребятки с детплощадки, – сказал Спартак и пошел открывать.
Ворвались Алеша и Бемс, потом вошел Остап, широко ухмыляясь, а следом за ним бочком, совсем так, как его папаша Сергей Федорович, робко появился Юрий Сергеевич и встал у дверей. Куда делась его импозантность? Он даже сутулился, как отец.
– Ну и что? Наигрались? – спросил Спартак. – Так не в ту игру вы играли. Надо в пограничников. Остап, надевай шинель. Мы с тобой будем диверсантами, а Алеша – пограничник с собакой, служебной.
Мальчик захлопал в ладоши, глазенки его разгорелись.
– У нас все мигом, дело клевое, – говорил Остап, застегивая шинель.
Алеша гордо взял Бемса на поводок и потянул к двери.
Юрий Сергеевич печально провожал взглядом уходивших.
– Чуткие люди, – обратился он к Аэлите. – Поняли, что нам нужно поговорить.
– О чем? – нахмурилась та.
– Я хотел бы показать тебе написанное мной письмо, которое избавит меня от дальнейших объяснений.
– Садись, – пригласила Аэлита, указывая на тахту.