Собрание сочинений в девяти томах. Том 4. Купол надежды
Шрифт:
И тогда открылось чистое поле и небосвод, усеянный звездами. То самое поле, с которого днем дохнуло русским простором.
«Самое место для крутого поворота», – подумал Анисимов и решил, что именно сейчас откроет Аэлите все: и что любит ее, и что отказывается от нее и своего счастья.
Но привычная сдержанность предотвратила непоправимое. Анисимов не сказал рубящих все слов, а произнес совсем иное:
– У меня к вам просьба, Аэлита. Дела складываются так, что мне предстоит весьма длительная поездка за границу.
Аэлита отпустила руку Анисимова и вся похолодела.
– Уезжаете? Зачем?
– Чтобы… В том весь смысл моей жизни. И вашей тоже.
Аэлита зажмурилась. Вот оно главное, что сейчас услышит!
– И вашей тоже, как участницы нашей научной разработки.
Аэлите хотелось помочь ему, подсказать.
– И вам понадобятся помощники. И даже такие, как я. Впрочем, какая же я помощница?
– К сожалению, речь идет о другой помощи. В моем выступлении в Организации Объединенных Наций от имени советских ученых вы не поможете.
– О той идее, которая зарождалась в Западной Германии, в госпитале?
– Да. В особой палате, при вас. Мы мечтали предложить ООН создать Город-лабораторию, как бы перенесенный из будущего.
– Какой замечательный город! Как бы мне хотелось попасть в него!
– Если наш проект пройдет, если ООН выделит необходимые средства и укажет место создания города, мне придется пробыть там, по крайней мере, несколько лет.
– Несколько лет? – ужаснулась Аэлита, останавливаясь, словно наткнулась на дерево.
– Потому-то я и обращаюсь к вам с просьбой.
– Поехать с вами?
– Увы, совсем наоборот. Я знаю, что хозяйка квартиры, в которой вы живете, возвращается с Севера.
– Да. Возвращается.
– А как думаете жить в дальнейшем? Вернее, где?
– В институте предложили вступить в стройкооператив.
– И деньги есть для внесения пая?
– Я не решалась рассказать, Николай Алексеевич. Юрий Сергеевич во время своего последнего посещения, оказывается, оставил на кухне конверт со слезным письмом и моими деньгами, которые я швырнула ему в лицо за Бемса.
– Чем же вызван такой поступок?
– Видимо, даже в таком человеке есть доброе начало. Честное слово! Я всегда считала Мелхова безукоризненно честным. Правда, честность могла диктоваться расчетом. Ему хотелось восстановить наши отношения. Но это невозможно.
– Невозможно?
– Я люблю другого человека.
Еще одно слово – и Аэлита назвала бы, кого любит, но вековое представление женщины, что о любви первым говорит мужчина, удержало ее.
Николай Алексеевич все прекрасно понял и тем решительнее продолжил свою мысль:
– Я не знаю, когда вы можете въехать в свою кооперативную квартиру… но совсем не поэтому я хотел просить вас об одолжении.
– Николай Алексеевич, я на все готова.
– Почти угадали мою просьбу.
– Почти?
– В том смысле, что на время моего отсутствия вы с Алешей и Бемсом, конечно, могли бы пожить в моей пустой многокомнатной квартире. Словом, постережете ее.
– На время многолетнего отсутствия?
– Да, речь идет о длительном времени.
Аэлита сразу сникла.
– Могу я рассчитывать? – спросил Николай Алексеевич, голос его перехватило от волнения, он боялся, что схватит сейчас Аэлиту в объятия и забудет о своем решении уехать от нее навсегда в надежде, что она устроит свою жизнь. Ведь, любя ее, он желал счастья любимой.
– Я бы сделала все, чего бы вы ни пожелали, – прошептала Аэлита. – Честное слово!..
Они пошли вдоль поля. И оба молчали, хотя мысли каждого были обращены к другому.
На даче ждала дочь Николая Алексеевича Софья Николаевна. Спартак и Тамара уже сидели за чайным столом и светились таким внутренним светом, что электричество казалось излишним.
Софья Николаевна, дородная русская красавица с таким же иконописным лицом, как у отца, очень страдала оттого, что один глаз у нее был больше другого. Умелой косметикой она скрашивала свой недостаток, но у нее выработалась привычка садиться к собеседнику в профиль. У незнакомых создавалось несколько неприятное впечатление, будто она избегает смотреть в глаза, но непринужденная сердечность сглаживала все.
– Ну вот и папа! – обрадовалась Софья Николаевна. – А ваш брат, Аэлита, прекрасно разбирается в театре – так разделал нашу последнюю постановку, что я предложила ему перейти к нам режиссером.
– Только на тракторе, – рассмеялся Спартак.
– Этюд Тамары чудесен. Хочется вызвать пожарных, – продолжала Софья Николаевна. – Откройте секрет, как удалось его выпросить?
– Все дело в законе ее предков, – отшучивался Анисимов. – Понравилось – забирай. Я бы очень хотел, чтобы Тамаре у нас что-нибудь понравилось.
– А мне у вас все нравится, – смеясь, ответила Тамара. – Так что придется подарить мне вас со всем окружением.
– Считайте, княжна, себя обладательницей нашего замка вместе с обитателями, – и Николай Алексеевич сделал широкий жест рукой.
– Если мне дается право выбора, я возьму себе только одного.
– Неужели меня? – рассмеялся Анисимов.
– Нет, другого, – тоже смеясь, ответила Тамара, сияющими глазами смотря на Спартака, а тот не знал, куда деваться от смущения.
– Друзья мои, – сказал Анисимов, – я только что объявил Аэлите о своем отъезде на долгий срок за рубеж. Сонечка, Аэлита согласилась избавить тебя от хлопот по присмотру за моей квартирой. Они с сынишкой поживут там, пока не достроят кооперативный дом. Оптимальное решение!