Собрание сочинений в девяти томах. Том 5. Льды возвращаются
Шрифт:
– Несчастный Дарвин!.. Кто только его не опровергает!..
– Дарвина глупо отрицать. Его теорию эволюции надо распространить и на другие планеты, помимо Земли. Только тогда можно дать ответ, почему мозг пещерного человека не отличается от современного, как и мозг ученого и дикаря, которые, увы, оба, подобно пещерному человеку, не в состоянии использовать все возможности дарованного им Природой мозга. А ведь Природа слишком скупа, чтобы наделять живое существо органом, которым оно не в состоянии пользоваться. Вам, конечно, известно, что современные люди в малой доле используют свои десять миллиардов мозговых клеток даже к концу жизни.
– Что вы хотите сказать? – уже серьезно спросила я.
– Между человеком и животным миром Земли нет связующего звена. Человек произошел от обезьяны, но от инопланетной обезьяны, и он ведет свой род на Земле от космических пришельцев, когда-то не смогших вернуться на свою планету, потерявших связь с родной цивилизацией… Увы, но они не смогли передать даров цивилизации своим одичавшим в чуждых условиях потомкам. Для этого ведь требовалось «образование», школы, библиотеки, индустрия… Всего этого не могло быть у застрявших на чужой планете пришельцев, занятых лишь только тем, как бы выжить. От былого величия своей культуры они передали правнукам лишь могучий мозг, который те не в состоянии были использовать, мозг, способный вместить несметные знания высшей культуры, до которого еще не поднялось ныне человечество в своем повторном восхождении по лестнице цивилизации.
– Что же выходит… наши предки прилетели на Землю? – сказала я, не веря своим ушам.
– Вполне возможно, – без тени сомнения сказала Марта. – И у нас с вами, дорогая, даже сохранилась память предков.
Бредила она или издевалась надо мной?
– Разве вы никогда не ощущали во сне состояния невесомости, разве не парили в воздухе без всяких мускульных усилий? Откуда эта память предков? Ведь мы произошли не от птиц… скорее мы произошли от тех, кто летал уже в космосе, ощутив незабываемое чувство невесомости, передающееся в виде воспоминания даже потомкам…
– Потомки… марсиан? – сказала я, стараясь вернуть насмешливый тон. – Что же, наши предки были высланы с Марса и не посмели вернуться?
– Кто вам сказал, что они были с Марса? Между Марсом и Юпитером была еще одна планета. От нее остались лишь обломки, расположившиеся теперь кольцом астероидов. Она взорвалась миллионы лет назад, эта планета Фаэтон… Как раз тогда на Земле внезапно появился человек…
– …обладая шестым чувством фаэтов?
– Почему не предположить, моя дорогая, что наши предки не сотрясали воздух для того, чтобы передавать звуками свои мысли? Они просто и естественно читали мысли друг друга, как это способны и сейчас делать… влюбленные или близкие друг другу.
– Как же они лгали, как скрывали что-нибудь, как шпионили?
– А им это требовалось? Впрочем, кто знает, почему взорвался Фаэтон? Может быть, цивилизация фаэтов, выходя в космос, познала и атомную энергию, дошла до своего естественного конца, до… ядерных войн, в результате которых взорвались все океаны планеты, содержащие, как известно, самое опасное ядерное горючее – водород.
Я передернула плечами, как от озноба. Гибель цивилизаций космоса. О них когда-то говорил Буров, считая это столь же редким и исключительным, как самоубийство людей.
Что-то возмутилось во мне. Я уже слышала это, нет… читала! Но где? Где? Вспомнила!
– Зачем вы пересказываете мне содержание фантастического романа? Сказки!
– Фантастика – отражение действительности! «Сказка – ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок», – заплетающимся языком закончила Марта.
Она снова впала в сомнамбулическое состояние. Должно быть, подошел срок связи. Я поймала себя на том, что с волнением смотрю на нее. Я уже не иронизировала, я, кажется, всерьез верила и в телепатическую связь, и в унаследованное от несчастных предков вместе с неиспользуемым мозгом шестое, телепатическое, чувство.
Затрещала пишущая машинка. Марта раскачивалась из стороны в сторону и бойко печатала с закрытыми глазами. Я была уверена, что в этот миг кто-то, сидящий в сером офисе за залитым чернилами столом, печатает те же самые строчки.
От дымящейся сигареты Марты или от выпитого вина кружилась голова и даже слегка подташнивало, как при беременности.
Марта резким движением переводила каретку.
У меня перед глазами плыли дымные круги. Сигарета Марты лежала прямо на дымящейся бумаге.
Я не могла двинуть ни руками, ни ногами, словно усыпленная на расстоянии…
Марта кончила писать.
Вдруг до моего затуманенного сознания дошло, что она должна ведь проверить мое кошмарное видение…
Дедушка! Что с ним? Как я могла говорить о внушенных рисунках и звездных предках, когда дедушка, быть может, умер?!
Вцепившись в ручки кресла, подавшись вся вперед, я смотрела на Марту. Она с трудом раскрыла глаза.
– Что? Что? – спросила я хрипло.
– Не знаю… Ничего не знаю, – устало сказала она. – Я только писала… – Обмякнув, она вдруг сползла с кресла на ковер.
Только сейчас я пересилила себя, опустилась на колени и стала приводить ее в чувство. Когда я давала ей воды, зубы ее стучали о край стакана. С трудом я подняла ее и отвела в спальню, уложила в не прибранную с ночи постель, положила на голову мокрое полотенце. Потом вернулась в гостиную, открыла окно. Оттуда вместе с морозным воздухом ворвались клубы пара. Нужно было выветрить запах сигарет Марты.
В моей спальне жалобно пищал Рой. Я хотела броситься к нему, но увидела пишущую машинку с напечатанной страницей.
Рой надрывался. Я не могла пойти к нему, я читала:
«Мистер Кир Сэхевс, русский князь Кирилл Шаховской, скончался в своей квартире два часа назад, завещав внучке выполнить его последнюю волю. Во имя идей, которым служил до последнего вздоха, он приказал ей, находящейся на посту, совершить подвиг до конца, ибо именно сейчас, в обострившихся условиях надвигающегося ледникового периода, будет сломлено последнее сопротивление коммунистов и великий русский народ-богоносец будет возвращен на свой исторический путь…»