Собрание сочинений в девяти томах. Том 6. Пылающий остров
Шрифт:
– Я отлично знаю, чем пахнет в хлеве, – буркнул Петерсен.
– Но вы не знаете, что он пуст, – заметил сыщик.
– Как так – пуст? – завопил Петерсен и метнулся во двор, напоминая перепуганное привидение.
Через секунду он выскочил на улицу, размахивая фонарем:
– Грабят! Моя свинья! Она весила двести три килограмма!
– Ее было очень тяжело нести на носилках, – продолжал наслаждаться видом Петерсена сыщик. – Я думал, уронят носилки в грязь.
– Бог мой! – воскликнул пастор. – Они недостойно усыпили ее хлороформом, и пока скаредный господин
– Ах, да замолчите вы, молитвенник в человечьем переплете! Боже мой! Моя свинья, моя толстенькая хрюшка! Надо просить владетельного господина из замка догнать грабителей…
– Я могу сообщить мистеру Вельту, – задыхаясь от смеха, сказал сыщик. – Он вдоволь позабавится.
Вельт действительно хохотал, когда услышал от промокшего под дождем Ганса всю эту историю. Тот знал его причуды и был уверен, что босс не разрешит гнаться за мнимой каретой «скорой помощи». Вельт, развеселившись, решил, что ловкие грабители заслужили вознаграждения. И карета «скорой помощи» беспрепятственно неслась среди ютландских вересковых степей.
Внезапно она остановилась в пустынной местности. Задняя дверца кареты открылась, и из нее вытолкнули огромную свинью. Свинья упала на дорогу, потом встала на ноги и очумело огляделась вокруг.
Начинало светать, шел мелкий дождь. Автомашина умчалась. Свинья улеглась в дорожную грязь.
– Какой ужасный запах, не правда ли, Иван Алексеевич? – сказал низенький санитар, снова открывая заднюю дверцу машины. – Пусть в целях гигиены карета «скорой помощи» немного проветрится. Мы, японцы, особенно ценим свежий воздух.
– Я не понимаю, зачем вы способствовали моему бегству? – спросил второй санитар, худой и высокий.
– О, господин Кленов, только во имя интересов великой страны Ямато! Однажды бог воздуха Шанаи, беседуя с супругой и задумчиво глядя на облако, окунул свое копье в пурпуровое море. Капли, упавшие с копья, затвердели и образовали Страну Восходящего Солнца. Этой стране невыгодно, чтобы господин Вельт вынудил господина Кленова открыть тайну сверхбомбы.
– Эта тайна никогда и никому не будет открыта!
– О! Теперь я в этом уверен. Пусть так – никому. Все же нам, извините, выгодно вырвать господина Кленова из рук Вельта… Почтительно умоляю, не благодарите. Сентиментальность некоторых лиц, помогавших вам нести носилки, чужда вашему покорному слуге.
– Слуга! – усмехнулся Кленов. – Вы действительно когда-то были слугой.
– О, я часто вспоминаю с восхищением об этом времени! Харбин, 1913 год. Почтенный и больной профессор Баков и его молодой, извините меня, ассистент Кленов… Как сейчас вижу вас обоих в тайге, а потом в харбинском кабачке. Верьте мне, я искренне сожалел о смерти замечательного русского ученого, но плохого верноподданного Российской империи профессора Бакова, скончавшегося в Сан-Франциско на наших с вами руках. Ведь в то время я подумал, что от молодого ученого будет мало пользы. Слава императору, я ошибся. Вы великолепно продолжили дело своего учителя, реализовали его идею…
– Вы действительно были живым свидетелем всей истории этого изобретения. Многие позавидовали бы вашей осведомленности.
– Это мое призвание. Еще в Томске, где я держал парикмахерскую, я узнал, что профессор Баков сослан в тунгусскую тайгу. Я счастлив, что мои друзья рекомендовали меня вам, который полюбился еще в университете профессору Бакову. Ах, эти студенческие волнения! Зачем было профессору Бакову, который высказал столь интересные мысли о трансурановых элементах, проповедовать еще и опасные взгляды? Ему пришлось не только подать в отставку, но и отправиться в ссылку. Я сочувствовал ему как ученый и был просто обрадован, узнав, что он получил приглашение от Холмстеда, который славился своей готовностью поддержать любого смелого исследователя, невзирая на его политические взгляды… Сожалею и о том, что профессор Баков, находясь в моих руках во время перехода границы, еще не сделал своего открытия.
– Вы говорите страшные вещи, господин Кадасима!
– Служение долгу, только служение долгу, Иван Алексеевич! И вот теперь мой долг повелевает помочь вам достигнуть берегов Америки.
– Мне тяжело пользоваться вашей помощью.
– О, не переоценивайте моей помощи! – загадочно улыбнулся японец.
Пока шофер стирал с кузова знаки красного креста, Кадасима и Кленов гуляли по пустынной отмели. Уже рассвело. Далеко в море – берега Ютландии отличаются мелководьем – виднелся моторный бот. От него к берегу шла шлюпка.
– Я позаботился обо всем, – говорил Кадасима. – Спрячьте ваши новые документы. Полагаю, что они уберегут вас от Вельта. Осмелюсь пожелать вам тысячу лет жизни! Любите человечество, заботьтесь о нем и храните свою тайну!
Кленов взял протянутый ему Кадасимой бумажник и потер свой бритый, порезанный подбородок.
– Пусть кошка научится плавать, если я знаю еще где-нибудь такое чертово мелководье! – послышался голос из шлюпки. – Тысяча три морских черта! Джентльмену придется промочить ноги, чтобы добраться до шлюпки.
– Прощайте, господин Кадасима. – Кленов решительно вошел в воду.
– Счастливейшего плавания! – расплылся в улыбке Кадасима, выставляя редкие зубы. – Наука бездонна. Почтительно желаю вам достичь невиданных глубин! Осмелюсь напомнить, что бот должен курсировать в заданном квадрате близ американских берегов. За вами придет, извините меня, береговой катер! – И Кадасима снова обнажил свои выпяченные зубы.
Кленов, зайдя по колено в воду, неловко перебрался в шлюпку.
– Пусть мне повесят якорь на шею, если вы не сбрили бороду, сэр!
– сказал встречавший Кленова моряк. – Когда я видел вас в последний раз, вы боялись промочить ноги и носили удивительную обувь.
– А, это вы, – рассеянно отозвался Кленов. – Да, тогда на мне были галоши. Надеюсь, вы не в претензии за тот дождь?
– Дождь? Это был единственный случай, когда моряк мог достойно утонуть, находясь на суше. Если доберетесь до тех мест, передайте почтение боссу Холмстеду и его дочке, которая очень мило советовала кошке плавать.
– Ваш привет некому передавать… – мрачно сказал Кленов и посмотрел на берег.