Собрание сочинений в двух томах. Том I
Шрифт:
Он рассказывает, что живет у себя, выходит раз в неделю для моциона и главным образом когда стемнеет. В доме — в этом он уверен — никто его не выдаст. Присманова сходит за „арийку“, как и их сыновья. Он сидит дома и ждет, когда все кончится. Мне делается ужасно беспокойно за него, но сам он очень спокоен и повторяет, что ничего не боится.
— Меня святая Тереза охраняет.
Я страшно рассердилась:
— Ни святая Тереза, ни святая Матрена еще никого не от чего не охранили. Может быть облава на улице, и тогда вы пропали.
Но он совершенно уверен, что уцелеет. Мы обнимаем друг друга на прощание» (Берберова, с. 496). Судьба, действительно, хранила поэта: см. в очерке Г. Газданова, рассказывающем о том, что во время немецкой оккупации Парижа Гингера «приходили арестовывать четыре раза — и каждый раз совершенно случайно его не было дома» (Г. Газданов. Памяти Александра Гингера. IN: НЖ, № 82, 1966, с. 126). «Я и в самом деле еврей» — Эта сцена приобретет еще большую остроту, если знать, что еврей Гингер исповедовал буддизм, и, стало быть, играл с огнем не из-за одной лишь национальной гордости, но и по несгибаемому убеждению личной философии, что человек, даже в минуты смертельной опасности, должен следовать естественному праву быть тем, кто он есть. «Разврат обезволошивает темя…» — Двустишие из стихотворения Гингера «Amours» (см. упоминание о нем в коммент. № 61 к стихотворению «Где наших предков игры и забавы»). «…от еврейки-полукровки…» — речь идет о А. С. Присмановой, еврейки наполовину.
С Ходасевичем, Мережковским и Гиппиус. Печатается по газ. «Гаарец» (1953, 28 августа). «Владислав Ходасевич… редактировал журнал ‘Беседа’» — Основанный М. Горьким, журнал «Беседа» издавался в Берлине в 1923–1925 гг. (всего вышло семь номеров, последний выпуск — №№ 6 и 7, сдвоенные в одной книжке) при участии проф. Б. Ф. Адлера (до № 5), А. Белого (до № 4), проф. Ф. А. Брауна, М. Горького и В. Ходасевича. Главная цель журнала, как ее понимали авторы, заключалась в сближении разных идеологических полюсов, в создании целостной картины расколотого революцией мира. Провокационная политика Москвы, на словах предоставившей журналу советский рынок, а фактически не допустившей ввоз «Беседы» в страну, привела к финансовому краху издателя С. Г. Каплуна и прекращению издания; более подробно об этом: Иосиф Вайнберг. Берлинский журнал Горького «Беседа», его издатель С. Г. Каплун, поэт В. Ф. Ходасевич и другие (по неизвестным архивным материалам и неизданной переписке). IN: ЕКРЗ. T. IV, с. 187–207; его же. Беседа. IN: Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918–1940). Т. 2. Ч. 1. М., 1996, с. 60–81; его же. Жизнь и гибель берлинского журнала Горького «Беседа» (по неизвестным архивным материалам и неизданной переписке). IN: Новое литературное обозрение, № 21 (1996), с. 361–376. Сотрудничество в издании «Беседы» способствовало развитию дружеских отношений между Горьким и Ходасевичем, что, кроме прочего, выражалось в их тесном житейско-бытовом соседстве (сначала, весной-летом 1923 г., в берлинском предместье Саарове, а затем, с 9 октября 1924 г. по 18 апреля 1925 г., под одной крышей на вилле под Сорренто). Разрыва как такового, по крайней мере внешне выраженного, между ними не происходило, скорее наступило взаимное охлаждение, объяснявшееся политическими причинами (разными взглядами на будущее России — безыллюзорно-проницательным Ходасевича и идеализированным — Горького; в письме к Ю. Айхенвальду, датированном 28 октября 1926 г. Ходасевич писал: «За три года жизни с Горьким узнал я столько и такого, что хватило бы на троих. Тут и причина моего разъезда с Горьким (при неомраченных личных, чаепитийных отношениях), и того, что уже больше года мы даже не переписываемся. Он недоволен мной, я — тем, что признаюсь, за три года не добился от него того, что почитал своей „миссией“. Я все надеялся прочно поссорить его с Москвой. Это было бы полезно в глазах иностранцев. Иногда казалось, что вот-вот — и готово. Но в последнюю минуту он всегда шел на попятный. После моего отъезда покатился тотчас по наклонной плоскости и докатился до знаменитого письма о Дзержинском. Природа взяла свое, а я был наивен, каюсь», В. Ф. Ходасевич. Собр. соч. В 4 т. Т. 4. М., 1997, с. 504). В определенном смысле сказались творческие разногласия, вообще специфика личностных отношений двух крупных художественных индивидуальностей, но никак не измышленное Кнутом появление в середине 20-х гг. воспоминаний Ходасевича «Горький в Италии». Воспоминаний под таким названием у Ходасевича вообще нет, хотя к образу Горького, в том числе к периоду их совместного проживания на соррентийской вилле, он обращался не раз. Однако, написанные после горьковской смерти, статьи на эту тему — «Горький» (СЗ, 1937, кн. 63; частично ранее в В, 1936, 28 ноября; вошла в книгу Ходасевича «Некрополь», 1939), «’Беседа’ (из воспоминаний)» (В, 1938, 14 января), «О смерти Горького» (В, 1938, 18 марта), «Прогресс» (В, 1938, 8 апреля), «Завтрак в Сорренто» (В, 1938, 6 мая), «Горький» (СЗ, 1940, кн. 70, опубликована посмертно), уже никак, понятное дело, не могли повлиять на их отношения (были, правда, еще две статьи Ходасевича, «Максим Горький и СССР» [В, 1927, 20 октября] и «Письмо М. Горького» [В, 1928, 15 марта], но их авторство носило анонимный характер: первая была подписана одной буквой М [авторство Ходасевича было «разоблачено» в памфлете «Заметки журналиста (Бей, я его знаю)», появившемся в ПН от 20 октября 1927 г., который принадлежал перу журналиста С. И. Португейса, писавшего под псевдонимами В. И. Талин и Ст. Иванович; Ходасевич ответил на него статьей «Нравственность г. Талина», см. В, 1927, 27 октября], вторая — вообще без подписи, что изначально исключало всякий намек на мемуарность). Нина Николаевна Берберова (1901–1993) — писательница, литературный критик, профессор; в 1922 г. уехала с Ходасевичем в Берлин (разошлась с ним в апреле 1932 г.), с 1925 г. в Париже; сотрудничала в ПН; в 1926–1927 гг. вместе с Кнутом, Ю. Терапиано и В. Фохтом основала и редактировала ж. «Новый дом»; основная творческая тема 30-х гг. связана с эмигрантской жизнью: романы «Последние и первые: Роман из эмигрантский жизни» (1930), «Повелительница» (1932), «Без заката» (1938) (на него Кнут отозвался рецензией, см.: РЗ, 1938, № 10); другие книги: сборник рассказов «Облегчение участи» (1949), две беллетризованные монографии о жизни и творчестве великих русских композиторов: «Чайковский, история одинокой жизни» (1936) и «Бородин» (1938), роман «Мыс бурь» (НЖ, № 24, 1950, №№ 25–27, 1951), мемуары «Курсив мой» (первоначально на анг. языке, первое рус. изд. 1972, второе, доп. 1983), «Железная женщина: Рассказ о жизни М. И. Закревской-Бенкендорф-Будберг, о ней самой и ее друзьях» (1981), «Люди и ложи: Русские массоны XX столетия» (1986); с 1950 жила в США, преподавала в американских университетах русскую литературу. «Ходасевич был сыном поляка и еврейки…» — Об отце поэта Н. Берберова писала, что он «…был сыном польского дворянина (одной геральдической ветви с Мицкевичем), бегавшего „до лясу“ в 1833 году, во время польского восстания. Дворянство у него было отнято, земля и имущество тоже» (Нина Берберова. Памяти Ходасевича. IN: СЗ, 1939, № 69, с. 257); мать — дочь крещеного еврея Я. А. Брафмана, составителя «Книги Кагала» и «Еврейского братства», воспитывалась в польской католической семье, приняла католичество. «…что не помешало ему опубликовать сборник замечательных переводов современной ивритской поэзии» — Речь идет о книге «Еврейская антология. Сборник молодой еврейской поэзии» /Под ред. В. Ходасевича и Л. Яффе. Предисл. М. Гершензона (выходила тремя изданиями: 1-е и 2-е — М., 1918, 3-е — Берлин, 1922), позднее, в 1922 г., на ее основе и с добавлением трех переводов Ходасевич издал еще один сборник — «Из еврейских поэтов» (2-е изд. — Берлин; Пб., 1923); находясь уже в эмиграции, в 1924 г., он перевел поэму С. Черниховского «Свадьба Эльки» (опубликована в «Беседе», 1924, №№ 4, 5), а в 1928 г. напечатал новую редакцию перевода стихотворения Д. Шимоновича «На реке Квор» (В, 1928, 20 дек.). Лев Борисович Яффе (1876–1948, погиб в результате террористического акта — взрыва, произошедшего в здании еврейских национальных учреждений [Еврейское Агентство и др.] на улице Короля Георга V в Иерусалиме) — поэт и переводчик (писал и переводил стихи на трех языках: русском, иврите и идише), видный сионистский деятель; редактор московской еженедельной газеты «Еврейская жизнь» (1916–1918); основатель издательства «Сафрут», пропагандировавшего еврейскую культуру и сионизм; в 1920 г. репатриировался в Палестину; входил в редколлегию газеты «Гаарец» (1920–1922, в 1921–1922 — ее главный редактор); являлся одним из директоров Керен Га-Иесод (основного финансового органа Всемирной сионистской организации и Еврейского Агентства) (ценная информация о творческой деятельности Яффе содержится в статье: Роман Тименчик,Зоя Копельман. Вячеслав Иванов и поэзия Х. Н. Бялика. IN: Новое литературное обозрение, № 14, 1995, с. 102–118). Помимо творческих контактов, Ходасевича и Яффе связывали теплые дружеские отношения: в 1948 г. Яффе опубликовал в Палестине воспоминания о выдающемся русском поэте (на иврите), см. также письма Ходасевича к нему: В. Ф. Ходасевич и современная еврейская поэзия /Публ. и коммент. Луиса Бернхардта. IN: Russian Literature, 1974, № 6. Книга «Поэтическое хозяйство Пушкина» вышла в Петербурге в 1924 г., когда автора уже не было в России; Ходасевич публично отказался признать книгу своей, поскольку она была издана без его участия. Ольга Борисовна Марголина (1890–1942), на которой Ходасевич женился в 1933 г., погибла в Освенциме. «Это я, тот, кто каждым ответом…» — Строчки из стихотворения Ходасевича «Перед зеркалом» (1924) (сб. «Европейская ночь»), ср. в его письме Б. К. Зайцеву от 3 сентября 1925 г.: «’Клуб молодых поэтов’ уговорил меня редактировать ихние сборники, стихотворные. На днях я должен получить материал первого выпуска. Боюсь, что дело этим и кончится, потому что после моей „редакции“ может ничего не остаться, кроме обложки» (В. Ф. Ходасевич. Ibid. Т. 4. с. 490). «…юный, робкий и молчаливый Владимир Вейдле…» — В.Вейдле (см. о нем в коммент. к статье «Опыт Гатарапака‘») познакомился с Ходасевичем в 1922 г., еще в Петербурге, затем встречался с ним в Берлине. Несмотря на разницу-в возрасте (Ходасевич был старше Вейдле на 9 лет), в Париже они близко сошлись и подружились. Многие годы спустя, Вейдле писал в своих воспоминаниях: «…Думаю, он согласился бы сказать, что я был ему другом. Был и он мне другом. Лучшего друга никогда у меня не было» (Владимир Вейдле. Ходасевич издали — вблизи. IN: НЖ, № 66, 1961, с. 136); см. также статью Вейдле «Поэзия Ходасевича» (СЗ, 1928, кн. 34), ставшую книгой с тем же названием (Париж, 1928), позднее — очерк «Ходасевич» в его книге «О поэтах и поэзии» (Париж, 1973). Со своей стороны, и Ходасевич любил и высоко ценил В. Вейдле, см., напр., положительную оценку, которую он ему дает в письме к редактору журнала «Благонамеренный» князю Д. А. Шаховскому (судя по содержанию, письмо относится к 1926 г.): Архиепископ Иоанн Шаховской. Биография юности. Установление единства. Париж, 1977, с. 192–193 или в рецензии на его книгу «Умирание искусства» (В, 1938, 14 ноября). «…в салоне четы Мережковских… царили и иная атмосфера, и совсем иной состав участников» — Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) — поэт, прозаик, драматург, религиозный философ, литературный критик; Зинаида Николаевна Гиппиус (1869–1945) — поэт, прозаик, литературный критик; вместе с Д. В. Философовым покинули Петроград 24 декабря 1919 г., путь через Минск, Бобруйск, затем нелегальный переход польской границы привел их в январе 1920 г. в Варшаву, с октября того же года и до конца жизни жили в Париже; их квартира стала центром идеологической, культурно-философской и литературной жизни «русского Парижа» (в первые годы эмиграции собрания устраивались каждое воскресенье с 4 до 7 пополудни, а 5 февраля 1927 г. на их основе возникло более открытое и публичное литературно-философское общество «Зеленая лампа»; Ходасевич, хотя и сделал доклад на первом заседании, относился к этому предприятию иронически: «Не желая участвовать „в безответственных разговорах на духовные темы“, он постепенно отстранился от всех кругов, где такие разговоры велись, и перестал ходить к Мережковским и на собрания Зеленой Лампы», Ю. Терапиано. Встречи. Нью-Йорк, 1953, с. 87). Владимир Ананьевич Злобин (1894–1967) — поэт, литературный секретарь Мережковского и Гиппиус; см. его, во многом мифологизированные, воспоминания о них — «Тяжелая душа» (Вашингтон, 1970). «…наступала очередь для задушевных дружеских бесед, литературных сплетен и воспоминаний» — Сама Гиппиус, по-видимому, далеко не всегда оценивала эти беседы с присущим Кнуту сентиментальным умилением, см. ее дневниковую запись от 6 марта 1932 г.: «Масса зародышей <так она именовала молодых литераторов>. За столом тесно, а болтают о пустяках» (З. Н. Гиппиус. Из записных книжек 1932–1939 /Публ. Т. Пахмусс. IN: НЖ, №№ 203–204, 1996, с. 127). «…потому как „из букв можно складывать всякие-разные слова“…» — В «Мертвых душах» Н. В. Гоголя: «…что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь слово…» (Н. В. Гоголь. Собр. соч. В 7 т. Т. 5. М., 1978, с. 19). «…выступив на моем творческом вечере» — Текст выступления З. Н. Гиппиус на творческом вечере Кнута, посвященном выходу ПН, приведен в т. 2. Хиллел Златопольский (1868-1933) — сионистский деятель, промышленник, публицист; оказывал финансовую поддержку школам с преподаванием на иврите (с этой целью вместе со своей дочерью и зятем основал издательство «Оманут», выпускавшее учебную литературу на иврите); субсидировал театр «Габима» в его московский период; в годы первой мировой войны в доме Златопольского размещались сионистские организации; уехал из России в 1919 г.; один из основателей Керен Га-Иесод (входил в его первый совет директоров); умер в результате трагического происшествия, о котором сообщалось в заметке «Покушение на Г. С. Златопольского» (Р, 1932, № 49, 11 декабря): «В Париже тяжело ранен известный сионистский деятель Гиллель Соломонович Златопольский, инициатор движения „Тарбут“ и идеи Керен-Гайесода.
Утром 7-го декабря в бюро Г. С. Златопольского явился бывший директор сахарного завода в г. Рибекур, по имени Леон Леволь, и выстрелил из револьвера <так в тексте> ранил Г. С. Златопольского в живот, а затем выстрелил себе в висок.
Положение обоих раненых тяжелое, особенно Леволя.
Известие о покушении произвело огромное впечатление в самых разнообразных кругах и еврейского, и французского общества» (после смерти останки Златопольского в 1933 г. были перевезены и захоронены в Эрец-Исраэль). Еврейскому вопросу было посвящено в общей сложности три заседания «Зеленой лампы».
Иван Бунин в быту. Печатается по газ. «Гаарец» (1953, 9 октября). «…с 1920 или 1921 года» — Бунин отплыл на пароходе из Крыма в Константинополь 26 января (по ст. стилю) 1920 г. и 1 апреля прибыл в Париж. «В 1909 году Бунин становится членом Российской Академии наук…» — 1 ноября 1909 г. разряд изящной словесности АН избрал писателей И. Бунина и Н. Златовратского почетными академиками. «…которую получил когда-то Лев Толстой…» — Нобелевской премии Л. Толстой никогда не получал, хотя вопрос об этом встал еще в 1897 г., сразу же после смерти ее учредителя Альфреда Нобеля (1833–1896). Писатель от нее в категорической форме отказался и в своем открытом письме в шведскую газету «Стокгольм Тагеблат» предлагал присудить премию не ему, а преследуемым царским правительством духоборам. Позднее, в 1902 г., когда Нобелевскую премию получил французский поэт Сюлли-Прюдом, представители шведской интеллигенции, среди которых были такие известные писатели, как Август Юхан Стриндберг и Сельма Лагерлёф, выразили протест по поводу того, что премия не присуждена Толстому. В 1906 г. кандидатура русского писателя рассматривалась вновь. Узнав об этом, Толстой в письме к своему шведскому знакомому А. А. Ернефельту просил его «…постараться сделать так, чтобы мне не присуждали этой премии» (Л. Н. Толстой. Поли. собр. соч. В 90 т. Т. 76. М.-Л., 1956, с. 202). Летом — осенью 1909 г. европейская общественность выступила с новым предложением — о присвоении Толстому Нобелевской премии мира. Писатель был приглашен на XVIII конгресс мира в Стокгольме, который был, однако, отложен из-за забастовки рабочих в Швеции (как полагал сам Толстой, одной из действительных причин, по которой не состоялся конгресс, был подготовленный им доклад; напечатан в кн.: Л. Н. Толстой. Собрание статей по общественным вопросам за 1909 г. Лос-Анжелес, 1910). Свое резко негативное отношение к самому факту присуждения ему Нобелевской премии и мотивированный этим отказ ее принимать Толстой односложно изложил в письме М. Левину от 24 сентября 1910 г.: «Отказываюсь же я потому, что убежден в безусловном вреде денег» (Л. Н. Толстой. Поли. собр. соч. Т. 82, с. 167). «…перекраивать как заблагорассудится» — После войны в московском Гослите был набран том избранных произведений Бунина с грубыми искажениями авторского текста. Своим возмущением по этому поводу писатель поделился в письме к Н. Телешову (от 30 января 1946 г.), в котором резко протестовал против того, чтобы стать «полной собственностью Москвы во всех смыслах» (Литературное наследство. Т. 84. Кн. 1. М., 1973, с. 628); чуть позднее (12 марта 1946 г.) он затрагивает ту же тему в письме к М. Алданову: «…Ведь все-таки не в деньгах дело, а в том, что выберут и как будут сокращать, выкидывать им неподходящее!» (НЖ, № 152, 1983, с. 161. — Выделено Буниным). «…служит визит к нему Константина Симонова в 1947 году» — Кнут ошибается: Бунин встречался с К. Симоновым летом 1946 г.; о приезде Симонова в Париж см. также в воспоминаниях А. Даманской «На экране моей памяти. Франция 1939–1946» (НЖ, № 203–204, 1996, с. 257–258). «…но в Россию не вернулся и поныне живет во Франции…» — Движение за возвращение в Советский Союз началось после обнародования 14 июня 1946 г. Указа Президиума Верховного Совета СССР «О восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской империи, а также лиц, утративших советское гражданство, проживающих на территории Франции». Однако ни настойчивая советская пропаганда, призывающая эмигрантскую интеллигенцию вернуться на родину, ни обращенные лично к нему уговоры и обещания не сумели посеять в Бунине политических иллюзий. В начале декабря 1946 г. он был вынужден обратиться с открытым письмом в редакцию «Русских новостей» (газета просоветского направления, возникшая во Франции после второй мировой войны, ред. — А. Ф. Ступницкий), чтобы решительно опровергнуть распространившиеся слухи по поводу его якобы примиренческих настроений: «Весьма прошу редакцию „Русских новостей“ дать место моему заявлению, что появившееся в некоторых французских газетах сообщение о моем отъезде в Россию лишено основания» (Русские новости, 1946, № 82, 6 декабря). Эти слухи распространялись не без участия Н. Я. Рощина (см. о нем в коммент. к статье «Маргиналии к истории литературы»), см., напр., дневниковую запись В. Н. Буниной от 2 декабря 1946 г. в кн.: Устами Буниных. В 3 т. Франкфурт-на-Майне, 1972–1982. Безусловно одобрившая выбор Бунина, Н. Тэффи писала ему, что он швырнул «в рожу советчикам» «миллионы, славу, все блага жизни. И площадь была бы названа Вашим именем, и статуя. Станция метро, отделанная малахитом, и дача в Крыму, и автомобиль, и слуги. Подумать только! Писатель-академик, Нобелевская премия — бум на весь мир… И все швырнули в рожу. Не знаю другого, способного на такой жест, не вижу…» (Устами Буниных. Ibid. Т. 3, с. 186–187). «Вся эмиграция считает своим долгом превратить меня в соучастника ее бед…» — О том, что Бунин помогал многим своим соотечественникам, деятелям культуры, существует немало свидетельств, см., напр., в воспоминаниях писателя-эмигранта Вл. Крымова: «Между прочим, Бунина ругают за то, что он не раздает денег. Это неверно — Бунин отдал десять процентов полученной премии, то есть около семидесяти пяти тысяч франков для раздачи нуждающимся писателям и другим организациям по усмотрению комиссии, председателем которой был профессор Кульман» (Вл. Крымов. Портреты необычных людей. Париж, 1971, с. 196) (по другим источникам, сумма, отданная Буниным на благотворительные цели, была намного выше и равнялась примерно 120.000 франков). «…водились „национальные стрелки“ подобного рода» — Одного из таких «стрелков» Бунин запечатлел в рассказе «Месть» (цикл «Темные аллеи») в эпизодическом образе мужа главной героини. «С этим же связано и неприязненное отношение к чете Мережковских…» — Гораздо в большей, нежели метафизические причины, степени «неприязненное отношение» определялось мотивами сугубо житейскими и по-земному прагматическими: Бунин был конкурентом Мережковского на получение Нобелевской премии, а затем ее счастливым обладателем. До того как она была присуждена Бунину, Мережковский предлагал ему подписать соглашение о разделе ее поровну, если кто-либо из них двоих станет лауреатом (об их отношениях см. в кн.: Александр Бахрах. Бунин в халате. По памяти, по записям. N.Y., 1979, с. 143–145). «…о якобы негативном отношении Бунина к евреям» — Ср. в воспоминаниях того же А.Бахраха (еврея по национальности): «Парижские антисемиты из „Возрождения“, по его <Бунина> словам, прозвали его „жидовский батько“ за его дружбу с евреями, за то, что в личных отношениях у него подлинно „несть эллина, ни иудея“, хотя иногда он не прочь над евреями иронизировать — впрочем, вероятно, не больше, чем над поляками, финнами или латышами. Но он любит пойти иногда в еврейский ресторан и отлично осведомлен о многих патриархальных еврейских обычаях, которые практикуются только в очень ортодоксальной среде. Не знаю, где он мог эти обычаи изучить.
— Вот вам прекрасный обычай: глава семьи, почтеннейший старец с седой бородой и в ермолке, после какой-то праздничной трапезы торжественно обмакивает свой палец в стакан палестинского вина — уж очень оно на мой вкус крепкое — и потом резким движением стряхивает осевшие на пальцы капли с возгласом: „Да погибнут враги Израиля!“
Он часто делает это сам, посылая цветистые проклятия по адресу политических врагов» (Александр Бахрах. Ibid., с. 98–99). Серж (Сергей Михайлович) Лифарь (1905–1986) — танцовщик, хореограф, педагог, ведущий солист балетной труппы С. Дягилева «Русский балет», балетмейстер парижской Гранд Опера. Александр Ефремович Богомолов (1900–1969) — в 1944–1955 гг. — посол СССР во Франции. «…но здесь на сцену поднялся Иван Бунин…» — Бунин входил в Президиум Пушкинского Комитета, проводившего серию мероприятий, связанных со 100-летней годовщиной гибели поэта; о пушкинской выставке см. в кн.: Сергей Лифарь. Моя зарубежная Пушкиниана. Пушкинские выставки и издания. Париж, 1966, с. 23–70. «…давал приют журналисту-еврею…» — Кнут имеет в виду писателя и журналиста А. Бахраха (1902–1985); кроме того, в его доме в Грассе в течение нескольких дней скрывались пианист-еврей А. Либерман и его жена, которым грозили арест и депортация в Германию (см.: Юрий Мальцев. Бунин. Frankfurt/Main-Moskau, 1994, с. 324). Давид Соломонович Шор (1867–1942) — пианист и музыкальный педагог, профессор московской консерватории, основатель и участник знаменитого не только в России, но и в Европе музыкального трио (вместе со скрипачом Д. Крейном и виолончелистом М. Альтшулером [после отъезда в Америку его сменяли Дубинский, Эрлих]), просуществовавшего с 1892 г. вплоть до большевистского переворота и внесшего весомый вклад в русскую художественную культуру; в 1912 г. создал в Москве музыкальное училище им. Бетховена, превратившееся в один из главных центров музыкального образования в столице; после 1917 г. продолжал музыкально-педагогическую и концертную деятельность и, пользуясь своим авторитетом и известностью, а также личными связями (близость к Л. Б. Каменеву), помогал сионистам избежать репрессий, в особенности начиная с 1923 г., когда борьба с сионизмом приобрела в Советской России масштабно-государственный характер: так, группа активистов из движения халуцим (от древнеевр.
Встреча с Алексеем Ремизовым. Печатается по газ. «Гаарец» (1953, 23 октября). «Его постоянные чудачества снимают с него подозрение в позерстве» — О смене литературных масок Ремизова см.: А. Синявский. Литературная маска Алексея Ремизова. IN: Aleksey Remizov: Approaches to a Protean Writer. Colombus (Ohio), 1987. «Еще в дореволюционной России Ремизов основал „Великую и Вольную Обезьянью Палату“» — «Обезьянья Палата, — писала Н. В. Резникова, — созданная А. М., была для него, прежде всего, выходом из ограниченной трехмерности, неприятием нормальной „нормы“, обязательной для человека… В жизни Ремизова игра, шутка, выдумка занимали большое место. Придуманный им „неправдошний“, „непохожий“ мир Обезьяньей Палаты давал богатую тему его творческой фантазии… Люди становились друзьями Ремизовых и принимались в Обезвелволпал по тому же самому признаку: влечению к чему-то необычному, оригинальному, „бесполезному“…» (Н. А. Резникова. Огненная память. Berkeley, 1980, с. 25–26). Обезвелволпал, во главе которой стоял легендарный обезьяний царь Асыка, а сам Ремизов выполнял обязанности канцеляриста, возникла в 1908 г., когда писатель работал над «Трагедией о Иуде, принце Искариотском» (после того, как «Иуда» был поставлен на сцене, первые «обезьяньи» свидетельства получили режиссеры Ф. Ф. Комиссаржевский, А. П. Зонов и В. Г. Сахновский), о создании Обезьяньей палаты см.: С. С. Гречишкин. Царь Асыка в «Обезьяньей Великой и Вольной палате» Ремизова. IN: Studia Slavica (Budapest), 1980. T. XXVI; В. Морковин. Приспешники царя Асыки. IN: Ceskoslovenska rusistika, 1969, № 4, s. 178–183; о том, сколь нешуточные драмы возникали из шуточных выходок писателя см.: Е. Р. Обатнина. От маскарада к третейскому суду (Судное дело об обезьяньем хвосте в жизни и творчестве А. М. Ремизова). IN: Лица: Биографический альманах. 3. М.;Спб., 1993, с. 448–465. «…находившейся в большом доме в парижском квартале Отей» — Этот квартал, в котором жил целый ряд русских писателей-эмигрантов, упоминает, например, В. Ходасевич в своей статье «Литература в изгнании» (1933): «Казалось, писатели перенесли свои столы с Арбата в Отей, чудесным образом не сдвинув с места ни одной чернильницы, ни одного карандаша, и уселись писать как ни в чем не бывало» (Владислав Ходасевич. Литературные статьи и воспоминания. Нью-Йорк, 1954, с. 263). «…на проходивший в Праге конкурс ‘Живопись писателей’…» — Выставка «Живопись писателей», организованная Н. В. Зарецким, состоялась в Праге в сентябре 1933 г. (стало быть, посещение Кнутом Ремизова, как можно заключить из данных воспоминаний, состоялось в этом же году). Как сообщалось в заметке В. Куковникова (псевдоним самого Ремизова) «Рукописи и рисунки А. Ремизова» (Ч, 1933, № 9, с. 194), на этой выставке «будут показаны до 1000 рисунков и отдельные альбомы Ремизова: „Сны Тургенева“, „Видения Гоголя“, „Из Достоевского“, „Из Лескова“, „Из Писемского“, „Бесноватая Соломония“, „Взвихренная Русь“, „Посолонь“, и портреты современников — писателей, художников и музыкантов: Paris est en nos mains». Многие выдающиеся художники, среди них П. Пикассо, Н. Гончарова, М. Ларионов и др., считали Ремизова талантливым рисовальщиком. «…одно из моих стихотворений — ‘Еврей’» — Стихотворение Кнута под таким названием нам неизвестно. В статье «Константин Бальмонт» упоминается стихотворение «Еврей», которое также не обнаружено; скорее всего, что и здесь и там речь идет об одном и том же тексте — стихотворении «Я, Довид-Ари бен Меир», открывающем МТ. «…она неожиданно оказалась высокой, широкой в кости и дородной дамой» — Серафима Павловна Довгелло (1876–1943) — жена, верный друг и помощник Ремизова; специалист по средневековой палеографии, в эмиграции преподавала славяно-русскую палеографию в Парижской высшей школе восточных языков; выведена под именем Оля в ремизовской трилогии: «В поле блакитном» (Берлин, 1922), «Оля» (Париж, 1927), «В розовом блеске» (в полном виде: Нью-Йорк, 1952). «…подлинные произведения графического искусства…» — См. одну из относительно недавних работ о графическом искусстве Ремизова: Юрий Молок. Графические сны Алексея Ремизова. IN: Око: Вестник Русского института в Париже, 1994, № 1, с. 49–54.
Иван Алексеевич Бунин. Печатается по газ. «Гаарец» (1953, 20 ноября). Бунина не стало 8 ноября 1953 г., и, несмотря на то, что за месяц до этого Кнут опубликовал о нем статью «Иван Бунин в быту», он, в качестве некролога, пишет еще один очерк о писателе. «Он родился в 1870 году в Воронеже…» — С этого места и далее (включая бунинские цитаты) Кнут излагает биографию писателя по его автобиографической заметке, открывающей книгу: И. А. Бунин. Весной, в Иудее. Роза Иерихона (Нью-Йорк, 1953) (другой источник — статья о Бунине в «Литературной энциклопедии» (Т. 1. М., 1930, с. 615–620, автор — Д. Горбов). «…незаконный сын тульского помещика Афанасия Бунина и пленной турчанки…» — Поэт В. А. Жуковский родился от внебрачной связи помещика Афанасия Ивановича Бунина с турчанкой Сальмой (после принятия христианства получившей имя Елизаветы Дементьевны), одной из двух плененных сестер, привезенных в его имение крестьянами-маркитантами; фамилию и отчество получил по крестному отцу, соседскому помещику Андрею Григорьевичу Жуковскому. «Победителю-ученику от побежденного учителя» — Полный текст надписи В. А. Жуковского на своем портрете, подаренном Пушкину после того, как тот прочитал шестую (последнюю) песню «Руслана и Людмилы», был таким: «Победителю-ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, когда он окончил свою поэму „Руслан и Людмила“. 1820, марта 26, великая пятница» (цит. по: П. В. Анненков. Материалы для биографии А. С. Пушкина. М., 1984, с. 392–393). «…были удостоены Пушкинской премии…» — Ошибка то ли Кнута, то ли переводчика: у Бунина сказано: «Затем мои книги три раза были отмечены высшей наградой Российской Академии Наук — премией Пушкина» (И. А. Бунин. Ibid., с. 8). Первый раз Бунин был удостоен Пушкинской премии в 1903 г. за перевод «Песни о Гайавате» Лонгфелло, второй — за стихи и переводы Лонгфелло, Теннисона и Байрона (октябрь 1909 г.; кстати, несколько дней спустя, 1 ноября, он и был избран почетным академиком Российской Академии наук) и, наконец, третий — в 1915 г.; кроме того, в 1911 г. ему была присуждена золотая медаль им. Пушкина. «…только с выходом повести „Деревня“ (1910–1911)…» — «Деревня» печаталась в ж. «Современный мир» в №№ 3, 10 и 11 за 1910 г.; отдельное издание — Моск. кн-во, 1910 (тираж 4000). В датировке выхода в свет бунинской повести Кнут ориентируется на названную выше статью в «Литературной энциклопедии». «…неистовый гнев со стороны критики…» — Вот лишь некоторые из критических отзывов на повесть «Деревня»: «выводы Бунина о деревне безотрадны» ([обзор] В литературном мире. IN: Биржевые ведомости, 1910, 31 марта, веч. вып.), в повести слишком много «жизненной плоти», «не высветленной духовною работою художника» (Л. Гуревич. IN: Русская мысль, 1910, № 5), «Что-то глубоко пессимистическое, отрицательное сквозит почти в каждом густом мазке…» (Н. Г. [Н. Л. Геккер]. IN: Одесские новости, 1910, 13 окт.), «О вырождении деревни вопиет каждая страница этой повести…», автор «рисует все сплошь в безотрадных и отвратительных красках» (Л. Войтоловский. IN: Киевская мысль, 1910, 27 нояб.), «Роман дает удручающий портрет нашего сфинкса <народа>. Картинки, которые он рисует, безнадежно мрачны» ([обзор] Новые книги. IN: Современник, 1911, № 1), у Бунина «одни и те же картины уродливого деревенского житья», характер которых «однотонен, однообразен, пожалуй, несколько тенденциозен» (Е. Колтоновская. IN: Речь, 1911, 7 авг.), и др. «…книга о жизни и учении Льва Толстого» — Речь идет о книге Бунина «Освобождение Толстого» (Париж, 1937). «…его поэма „Листопад“… есть не что иное как развернутый лирический пейзаж» — Почти дословное повторение фразы Д. Горбова о том, что «лучшая книга стихов Б<унина> — поэма „Листопад“, получившая пушкинскую премию Академии наук, целиком принадлежит к пейзажной поэзии» (Литературная энциклопедия, с. 617–618, 1 стлб.). «Характерно, что со временем число персонажей в его рассказах сокращается…» — Кнут вновь воспользовался мыслью Д. Горбова о том, что последним бунинским вещам «сопутствует предельное уменьшение числа действующих лиц, исключительное концентрирование внимания на двух героях — участниках трагически-любовной интриги, смысл к<ото>рой в обреченности подлинного человеческого чувства трагическому концу» (там же). «В одном из рассказов, написанных им…» — Имеется в виду рассказ «Петлистые уши» (1916). «И в 1947 году советский писатель Константин Симонов…» — См. выше (комментарий к статье «Иван Бунин в быту») отмеченную неточность в датировке встречи Бунина и Симонова. «…еще в 1927–1928 гг. там, в издательствах ГИЗ и ЗиФ, вышли его рассказы…» — В конце 20-х гг. в СССР увидели свет некоторые произведения Бунина, написанные до революции и в эмиграции: «Сны Чанга. Избранные рассказы» (М.-Л., ГИЗ, 1927 и 1928), «Худая трава» (М.-Л., ЗиФ, 1928), «Митина любовь» (М., Книжные новинки, 1927), «Дело корнета Елагина» (Харьков, 1927). «Известные советские критики (Д. Горбов)…» — Помимо упомянутой статьи в «Литературной энциклопедии», см.: Д. Горбов. Мертвая красота и живучее безобразие. IN: Красная новь, 1926, № 7; его же. Десять лет литературы за рубежом IN: У нас и за рубежом. М., 1928. «…„Литературная энциклопедия“ … поставила его в первый писательский ряд» — В энциклопедической статье о Бунине говорилось: «Один из крупнейших мастеров новеллы в современной русской литературе и выдающийся поэт… Место Б<унина> в истории русской литературы очень значительно. …выдающаяся даже для классического периода русской прозы чистота языка, отчетливость внутреннего рисунка в образах и совершенная цельность настроения — все эти черты высокого мастерства, присущие Б<унину> как завершителю классического реализма, делают новеллы Б<унина> законченными литературными образцами» (там же, с. 615, 617–618).
Константин Бальмонт. Печается по газ. «Гаарец» (1953, 25 декабря). «…разразился в некотором роде революционными стихами…» — Стихи Бальмонта, направленные против самодержавия, составили два сборника — «Стихотворения» (1906) и «Песни мстителя» (1907), первый из которых был конфискован, а второй, изданный в Париже, не допущен в Россию. Ожидая преследований, поэт по собственной воле перебирается в эти годы за границу, только в 1913 г. К. Р. (великий князь К. К. Романов, сам поэт и музыкант) выпросил у царя для него помилование. «…посвятив их революции и рабочему, ‘надежде родины’» — Кнут перефразирует начало стихотворения Бальмонта «Русскому рабочему» (октябрь 1905): «Рабочий, только на тебя Надежда всей России». «…верленовский принцип „музыки прежде всего“…» — Из стихотворения П. Верлена «Поэтическое искусство» («Art Poetique»). «Горящие здания» (М., 1900) и «Будем как солнце» (М., 1903; фактически конец 1902) — сборники стихов Бальмонта. «Быть может, все в жизни лишь средство Для ярко-певучих стихов» — Из стихотворения В. Брюсова «Поэту» (1907). «Я гений Игорь Северянин… Я повсесердно утвержден!» — Из стихотворения И. Северянина «Эпилог» (1912). «Предо мною другие поэты — предтечи» — Из стихотворения Бальмонта «Я — изысканность русской медлительной речи» (1901). «…хотя я сомневаюсь, знал ли он хорошо язык оригинала» — Ср. в воспоминаниях И. Бунина, далеко, правда, небеспристрастных: «Что до Бальмонта, то он „владел многими языками мира“ очень плохо, даже самый простой разговор по-французски был ему труден» (И. А. Бунин. Воспоминания. Париж, 1950, с. 28; здесь же см. о бальмонтовских поэтических переводах). «…у каждого народа и языка есть свой Бальмонт» — Широко распространенная оценка Бальмонта-переводчика, ср., например, с замечанием Н. Оцупа в его диссертации о Н. Гумилеве: «Что касается Бальмонта, лучше и не говорить о его уважении к творчеству больших поэтов. В своих многочисленных переводах он „бальмонтизировал“ их безжалостно!» (Николай Оцуп. Николай Гумилев. Жизнь и творчество /Пер. с франц. Л. Аллена, при участ. С. Носова. Спб., 1995, с. 43); ср. еще: «Старые песни Египта и стихи Поля Фора в переводе Бальмонта звучали одинаково» (Эренбург, с. 150–151). «…приправленные всякими кветцалькоатли…» — Из стихотворения Бальмонта «Из страны Кветцалькоатля» (1905) (сб. «Птицы в воздухе», 1908); кветцалькоатль (изумрудно-пернатый змей) — божество ацтеков, бог ветра, покровитель культуры и знаний (изображен на фресках знаменитого мексиканского художника, одного из друзей С. Эйзенштейна, Хосе Клементе Ороско «Прибытие Кветцалькоатля» (1932–1934) и «Смешение религий» (1938–1939). «…обращаясь к жене: „Подайте Бальмонту стакан вина“» — Ср. в очерке Н. Тэффи «Бальмонт» (В, 1955, № 47, с. 66): «„Я слишком Бальмонт, чтобы мне отказывали в вине“, — говорил он своей Елене» (третья жена Бальмонта Елена Константиновна Цветковская, 1880–1943). «…и это приковывало к нему внимание прохожих» — Ср.: «Парижан трудно удивить, но я не раз видел, как на Бальмонта оглядывались, когда он проходил по бульвару Сен-Жермен» (Эренбург, с. 148). «Богема» (1896) — опера Д. Пуччини (либретто по роману французского писателя А. Мюрже «Жизнь богемы» [1851], повествующему о жизни талантливых, но бедных поэтов и художников, обитающих в Латинском квартале Парижа). Виктор Сергеевич Барт (1887–1954) — художник и теоретик искусства; до 1917 г. один из организаторов авангардистских выставок «Бубновый валет» (1910–1911), «Ослиный хвост» (1912), «Мишень» (1913); в начале первой мировой войны, в составе Русского экспедиционного корпуса, был направлен во Францию, после возвращения из Алжира остался в Париже (жил в Латинском квартале, в одном доме с М. Ларионовым и Н. Гончаровой); посетивший Париж в ноябре 1922 г., В. Маяковский писал в неопубликованном при жизни очерке «Семидневный смотр французской живописи»: «Барт рассказывает мне грустную повесть о том, как он был единственным офицером, не согласившимся после Октября с культурной манерой французов хоронить не желающих идти против революционной России в африканских ямах. Худоба и нервное подергивание всем телом — доказательство результатов такого свободолюбия. Эти, конечно, нагрузившись жалким скарбом своих картин, при первой возможности будут у нас, стоит только хоть немножко рассеять веселенькие французские новеллы о том, что каждый переехавший русскую границу не расстреливается ГПУ только потому, что здесь же на границе съедается вшами без остатка» (В. В. Маяковский. Поли. собр. соч. В 13 т. Т. 4. М., 1957, с. 250). Пророчество Маяковского сбылось: в 1936 г. Барт вернулся в СССР. Об А. Гингере см. выше, в комментариях к очерку «Первые встречи, или три русско-еврейских поэта». Эдгар Аллан По (1809–1849) — американский поэт, новеллист, критик; один из самых любимых писателей Бальмонта, издавшего в 1895 г. две книги его переводов: стихотворных («Баллады и фантазии») и прозаических («Таинственные рассказы»), см. также его статью о По «Гений открытия». Бальмонтовский перевод «Ворона» впервые опубликован в 1894 г., В.Брюсова — в 1905, перевод В. Жаботинского выполнен в 1897 г., когда автору было всего 17 лет, см., например, отзыв о нем такого компетентного теоретика и практика литературного перевода, как К. Чуковский (знавшего Жаботинского лично и дружившего с ним), который в письме своему израильскому корреспонденту Р. П. Марголиной писал в мае 1965 г.: «…мне импонировало то, что он отлично знал английский язык и блистательно перевел „Ворона“ Эдгара По…» (Рахель Павловна Марголина и ее переписка с Корнеем Ивановичем Чуковским. Иерусалим, 1978, с. 11); см. еще оценку этого перевода Н. Берберовой, которую она приводит в своей книге «Курсив мой»: «Я знала наизусть его <Жаботинского> перевод „Ворона“ Эдгара По, который он сделал, когда ему, кажется, еще не было двадцати лет… Этот перевод во много раз лучше брюсовского и лучше перевода Бальмонта, хотя у Бальмонта есть свои достоинства» (Берберова, с. 331); кстати, позднее, в 20-е годы, Жаботинский еще раз обращался к «Ворону», на сей раз переведя его на иврит. (В связи с другими переводами стихов По, осуществленными Жаботинским, — «Элалюм» и «Дин-Дон» [«Колокола»], опубликованными под общим заглавием «Рождественские баллады Эдгара По» в «Одесских новостях» [1901, № 5505, 25 декабря], — Брюсов писал Бальмонту в конце января — начале февраля 1902 г.: «В „Одесских новостях“ я нашел удивительные переводы стихов По, — много лучше Ваших; пошлю пример на днях. Подпись Altalena <литературный псевдоним Жаботинского, в переводе с итал. ‘качели’>», на что Бальмонт ему отвечал в письме от 15.02.1902 г.: «Стихи Альталены очень плохи, и как стихи, и как перевод», Литературное наследство. Т. 98. В 2-х кн. Валерий Брюсов и его корреспонденты. Кн. 1. М., 1991, с. 117, 120). «…с ростом равнодушия новых читателей…» — Ср. с аналогичным суждением Г. Адамовича, писавшего в своих «Литературных беседах» о том, что новое поколение «не слышит уже в поэзии Бальмонта того, что слышали старшие, не переживает всем существом своим недель и месяцев исключительной, страстной, тревожной любви к нему» (Г. Адомович. Литературные беседы. IN: 3, 1925, 14 декабря). «В газете… появился короткий некролог…» — Некролог был помещен в газете «Парижский вестник» (ред. С. Ю. Жеребков, услуги которого щедро оплачивались ведомством Геббельса — во время войны он возглавлял «Управление делами русской эмиграции»).
Алфавитный указатель стихотворений
«Адам, не зная скуки и труда», 59 (III)
Апофеоз («Молчать. Замкнуть непристойные губы»), 22
«Бездомный парижский ветер качает звезду за окном», 76
Благодарность («Смиренномудро отвращаю слух»), 27
«В дремучей скуке жизни бесполезной», 35
«В морозном сне, голубовато-снежном», 74
В поле («Кто-то тянет стон на сенокосе»), 123
«В промерзлой тишине», 67
«В сердце — грубых обид неостывшая накипь», 71