У Сены («Свинцовый вечер, тоска и одиночество»), 17
«Уже давно я не писал стихов», 81
«Уже ничего не умею сказать», 77
Хайфа, 116–117
1. «Среди бесплодных дел и тучного безделья»
2. «О, бедный Кармил! Гробовые кубы»
Холодно («На мосту фонарь»), 18
Цфат («Бугры горбатых рыжеватых гор»), 119
«Чаять нечаянных прикосновений!», 45
«Я был пылинкою в игре миросмешений», 38
«Я все веселье отдаю — и рад», 48
«Я вышел. Вкруг меня, как по приказу», 33
«Я, Довид-Ари бен Меир», 1
«Я не умру. И разве может быть», 23
«Я помню тусклый кишиневский вечер», 80
ПРИЛОЖЕНИЕ
Ариадна Скрябина.
Стихи (Париж, 1924)
«Моим дыханьем мир мой жив…»
Моим дыханьем мир мой жив.Какой в душе, воскресшей снова,Нежданный радостный порыв!Живу, блаженства нет иного.На этой сладостной травеЛежу, как сверженное знамя.Любовно солнце в синевеПовисло прямо над глазами.Пусть это солнце и траваИсполнятся на век мгновеньем,Когда вселенная живаОдним моим прикосновеньем.
«Паденье тела на закованную грудь…»
Паденье тела на закованную грудь,Как ударяющий по наковальне молот.Но дух расплавленный не может быть расколот,Пока сомнения его смертельный холодНе в силах будет жердью разогнуть.Был свергнут государь, но жив НаполеонВеликолепием и тяжестью металла.И не смутит меня паденье с пьедестала,Познавшую, что ты, как древняя Валгалла,Погибнешь, мой возлюбленный Сион.
«Мягкостью своих прикосновений…»
Мягкостью своих прикосновенийСон к земле мое склоняет тело.Я не раздеру покровов лени,Что меня покойницей одела.Ах, цветы в руках моих увяли.Дух застыл в безмолвных чарах тлена.Или зори утра не взорвалиСвода моего ночного плена?
«Как на суку повисший плод…»
Как на суку повисший плод,Зарей насыщен небосвод.Земли беременное телоПредчувствием отяжелело.Мой клич избранников зовет.
«Лобзаньями горячих губ…»
Лобзаньями горячих губМанят ночные небесаМеня в чернеющую глубь,Где чахнет звездная краса.Я в силах чистой устоять.Как вызов брошу гордый взглядВ телесно-бархатную гладь,Где звезды блудные горят.
«Тихий вечер прокрался в мой сад…»
Тихий вечер прокрался в мой сад,И запахло от яблонь и груши.В бледном небе чуть звезды горят.Снова боль беспредельная душит.Наклоняет головки сирень,Засыпают в траве маргаритки,И какая-то черная теньИспугала меня у калитки.Мой уснувший недвижимый садСторожат у забора крапивы.В бледном небе чуть звезды горят.Сердце сжалось — и ждет боязливо.
«Не солнце огненным вином…»
Не солнце огненным виномПлеснуло в сердце. Взгляд удаваВ грудь, опаленную огнем,Проник томительной отравой.Дрожу в безвыходной тоскеНа легкой ветви робкой птицей.Где ж меч в воинственной руке,Победоносная царица?
«И каждый член пронзает гвоздь…»
И каждый член пронзает гвоздь.Сочится кровь такой струей,Как будто винограда гроздьЗажата крепкою рукойНад брачной чашей роковой.Кричу в безвыходной тоске:Лукавый и неверный род,Как мог на гладкой сей доске,Где даже желудь не растет,Созреть такой прекрасный плод?
«Не услышь души моей стона…»
Не услышь души моей стона,Гордый Бог, Господь Саваоф!Пусть до горнего в высях тронаНе дойдет мой зов.Пусть позор моего унынья —Липкий червь — по земле ползет.Не услышь меня, Боже, нынеСо своих высот!Дуб мой срублен, но я восстану.Пьедесталом будет мне пень.И услышь мою осаннуВ тот победный день.
«И не кляняся Иерусалимом…»
Б. Шлецеру
И не кляняся Иерусалимом,Престолом Божиим, войду в твой домИ буду лишь свидетелем незримым,Ночным хранителем твоих хором.О, этот взгляд затравленного зверяИ бледность злополучного лица!Не знаешь, по чьему веленью двериОткрылись настежь твоего дворца.
«В лесу дремучем заблудилась в ночь я…»
В лесу дремучем заблудилась в ночь я.Шумит гроза. Глаза горят от слез.Об сук душа изодралася в клочья.О, где тебя искать мне, мой Христос?В лицо мне дождь и ветер хлещут грубо.У всех людей есть дерево иль куст,А у меня пень срубленного дуба,И сердце выжала по капле грусть.Но окруженная травою сорной,Я обнимаю пень мой, как мечту,И, к черному его прижавшись корню,Изнемогаю от любви к Христу.