Собрание сочинений в пяти томах. Том второй. Луна и грош. Пироги и пиво, или Скелет в шкафу. Театр.
Шрифт:
— Если любовь к тебе его не остановит, что ж, скатертью дорожка, сказал бы я.
Его слова вновь привели Джулию в ярость.
— Поганый евнух, что вы знаете о любви?!
— Ох уж эти мне женщины,— вздохнул Джимми.— Если пытаешься лечь с ними в постель, они называют тебя грязным старикашкой, если нет — поганым евнухом...
— Ах, вы не понимаете! Он так потрясающе красив, они станут влюбляться в него одна за другой, а он так легко поддается лести. За два года многое может случиться.
— За два года?
— Если его хорошо примут, он останется еще на год.
— Ну, насчет этого можешь
— Что вы понимаете в актерах!
— Все.
— Я бы с радостью выцарапала вам глаза.
— Предупреждаю, если ты попробуешь меня тронуть, на этот раз не отделаешься легким шлепком, такую получишь затрещину, что неделю есть не сможешь.
— О господи, и не сомневаюсь. И вы называете себя джентльменом?
— Только когда я пьян.
Джулия хихикнула, и Джимми понял, что худшее осталось позади.
— Ты знаешь не хуже меня, что на сцене ему до тебя далеко. Говорю тебе: ты будешь величайшей актрисой после миссис Кендел. Зачем тебе связывать себя с человеком, который всегда будет камнем у тебя на шее. Вы хотите иметь собственный театр, он будет претендовать на роль твоего партнера. Майкл никогда не станет хорошим актером.
— У него есть внешность. Я могу вытащить его.
— От скромности ты не умрешь. Но тут ты ошибаешься. Если ты хочешь добиться успеха, ты не можешь позволить себе иметь партнера, который не дотягивает до тебя.
— Мне наплевать. Я скорее выйду замуж за него и потерплю провал, чем за кого-нибудь другого, чтобы добиться успеха.
— Ты девственница?
Джулия снова хихикнула.
— Это вас не касается, но, представьте, да.
— Так я и думал. Ну, если это тебе не так важно, почему бы вам с ним не отправиться на пару недель в Париж, когда мы закроемся? Он не отплывет в Америку раньше августа. Может, тогда утихомиришься!
— Он не хочет. Он не такой человек. Он джентльмен.
— Даже высшие классы производят себе подобных.
— Ах, вы не понимаете! — надменно проговорила Джулия.
— Спорю, что и ты — тоже.
Джулия не снизошла до ответа. Она действительно была очень несчастна.
— Я не могу без него жить, говорю вам. Что мне с собой делать, когда он уедет?
— Оставаться у меня. Я ангажирую тебя еще на год. У меня есть для тебя куча новых ролей, и я приглядел актера на амплуа первого любовника. Не актер, а находка. Ты не поверишь, насколько легче играть с партнером, когда есть отдача. Я буду платить тебе двенадцать фунтов в неделю.
Джулия подошла к нему и испытующе посмотрела в глаза.
— И вы все это подстроили, чтобы заставить меня пробыть у вас еще сезон? Разбили мне сердце, разрушили всю мою жизнь только ради того, чтобы удержать в своем паршивом театре?!
— Клянусь, что нет. Ты мне нравишься, я восхищаюсь тобой. И за последние два года дела у нас идут как никогда. Но, черт подери, такой подлости я бы не совершил.
— Лгун, грязный лгун!
— Клянусь, это чистая правда.
— Тогда докажите это! — горячо сказала она.
— Как я могу
— Дайте мне пятнадцать фунтов в неделю, и я вам поверю.
— Пятнадцать фунтов в неделю! Тебе известно, какие у нас сборы. Я не могу. А, ладно... Но мне придется добавлять три фунта из собственного кармана.
— Не моя печаль!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
После двух недель репетиций Майкла сняли с роли, на которую его ангажировали, и три или четыре недели он ждал, пока ему подыщут что-нибудь еще. Начал он в пьесе, которая не продержалась в Нью-Йорке и месяца. Труппу послали в турне, но спектакль принимали все хуже и хуже, и его пришлось изъять из репертуара. После очередного перерыва Майклу предложили роль в исторической пьесе, где его красота предстала в таком выгодном свете, что никто не заметил, какой он посредственный актер; в этой роли он и закончил сезон. О возобновлении контракта не было и речи. Пригласивший его антрепренер говорил весьма язвительно:
— Я бы много отдал, чтобы сквитаться с этим типом, Лэнгтоном, сукин он сын! Он знал, что делает, когда подсовывал мне этого истукана.
Джулия регулярно писала Майклу толстые письма, полные любви и сплетен, а он отвечал раз в неделю четким, аккуратным почерком, каждый раз четыре страницы, ни больше ни меньше. Он неизменно подписывался «любящий тебя...», но в остальном его послания носили скорее информационный характер. При всем том Джулия ожидала каждого письма со страстным нетерпением и без конца его перечитывала. Тон у Майкла был бодрый, но хотя он почти ничего не говорил о театре, упоминал только, что роли ему предложили дрянные, а пьесы, в которых пришлось играть, ниже всякой критики, в театральном мире быстро все узнают, и Джулия слышала, что успеха он не имел.
«Конечно, это с моей стороны свинство,— думала она,— но я так рада!»
Когда Майкл сообщил день приезда, Джулия не помнила себя от счастья. Она заставила Джимми так построить программу, чтобы она смогла поехать в Ливерпуль встретить Майкла.
— Если корабль придет поздно, я, возможно, останусь на ночь,— сказала она Джимми.
Он иронически улыбнулся.
— Ты, видно, думаешь, что в суматохе возвращения домой тебе удастся его совратить?
— Ну и свинья же вы!
— Брось, душенька. Мой тебе совет: подпои его, запрись с ним в комнате и скажи, что не выпустишь, пока он тебя не обесчестит.
Но когда Джулия собралась ехать, Джимми проводил ее до станции. Подсаживая в вагон, похлопал по руке:
— Волнуешься, дорогая?
— Ах, Джимми, милый, я безумно счастлива и до смерти боюсь.
— Ну, желаю тебе удачи. И не забывай: он тебя не стоит. Ты молода, хороша собой, и ты — лучшая актриса Англии.
После отхода поезда Джимми направился в станционный буфет и заказал виски с содовой. «Как безумен род людской» [*69] ,— вздохнул он. А Джулия в это время стояла в пустом купе и гляделась в зеркало.
*69
Шекспир. Сон в летнюю ночь.