Собрание сочинений в семи томах. Том 3. Романы
Шрифт:
— Почему Адам пошел?
— Я ж тебе объясняю — потому что он шахтер. И еще скажу — он забойщик, каких мало.
— А мне Адам сказал, что не любит в шахту спускаться.
— Не люби-ит? — удивился дед Суханек. — Вот это для меня новость. Ну да, Адам мало разговаривает… Такой умелый человек, — покачал дед головой. — Его всегда в пример другим ставят, а он, оказывается, не любит… Да-а, дела-а-а!
— А вы не думаете, что Адам сделал это… из-за своей жены… потому что она его не любит?
Дед Суханек глубокомысленно промолчал.
— Послушай, Станда, — заговорил он
«Молод! — обиделся Станда. — Милый дед, молодости-то я почти и не видал».
— Легко сказать: из-за бабы, — недовольно ворчит дед. — Молодой холостой человек, тот думает: в воду прыгну, лишь бы девчонке своей понравиться. А хоть и прыгай, так что толку… у молодых это все несерьезно. Жизнь или смерть — им все едино. А человек постарше… — И дед раздумчиво покачал головой. — Ты мне даже и не говори. Такого я бы пожалел.
— Почему?
— А-а! — махнул дед жилистой рукой. — Адам-то понимает, что и почему делает! А я тебе скажу — будь у него дома все в порядке, имей он хоть шестерых детей, — все равно пошел бы. Да, Адам пошел бы. У Адама, голубчик, все обдумано, и он видит глубже, чем любой из нас. Только никому не говорит, что думает. И знаешь, оставь-ка ты его в покое!
Станда встал.
— Да ведь все равно видишь, что происходит. Пепек вон тоже заметил.
— Как же без Пепека, — обозлился дед Суханек, — когда тут юбка замешана! Вот тебе и весь Пепек! Оставили б вы лучше Марию в покое оба — и ты и Пепек, вот что я вам скажу!
Станда обиделся.
— Разве мы ей что-нибудь плохое делаем?
— Очень уж она вас занимает, — проворчал дед. — Берегись, Станда, а если одиноко тебе, так здесь девчонок молодых, ей-богу, хватит.
Станда краснеет до корней волос, сердясь и на себя и на деда.
— Да что вы, мне и во сне не снилось… Просто замечаешь, что у этих двоих… нет счастья. И все. А вы сразу — невесть что.
Дед Суханек понимающе кивает.
— Вот и оставь их, Станда, не к чему голову-то ломать. Говорят, у Покорных хорошую комнату сдают, взглянул бы…
— Переехать мне, что ли? — грубо оборвал его Станда.
— Да, так-то оно лучше будет, — сказал дед Суханек и улыбнулся, показав беззубые десны. — А как хорошо мы с тобой потолковали, верно ведь?
Крепильщик Мартинек живет далеко, там, где уже начинается поле. «Пойду к нему днем», — решил Станда и отправился обедать, будто барин, в так называемый «загородный ресторан»: в тени деревьев, за редкими запыленными кустами боярышника, заменяющими изгородь, поставлено несколько столов, накрытых длинными красными скатертями; за одним из них расположился Станда со своей газетой, чтобы еще раз прочитать: «Работать на сильно поврежденном и особенно опасном северном участке первыми добровольно вызвались…»
— Что прикажете, сударь? — строго спрашивает кельнер, отгоняя салфеткой осу.
«Сударь» покраснел и насупился, никак сразу не сообразит, что ему заказать; хорош «сударь», нечего сказать — о нем в газете столько пишут, а он робеет перед кельнером! Станда зол
За соседним столом торопливо едят двое, тоже, вероятно, шахтеры; тот, что сидит спиной к Станде, разложил перед собой ту же газету и читает ее на той же странице. У Станды забилось сердце, он готов провалиться сквозь землю — сейчас этот человек прочитает о нем — и, быть может, вдруг обернется: «Это не вы, часом, В. Пулпан?» — «Тут ошибка, там должно стоять С. Пулпан, С., то есть Станислав!» — хочется закричать Станде; он сдерживается изо всех сил, лишь бы сидеть как ни в чем не бывало, спокойно и скромно; а в действительности он перестал есть и испуганно глядит на соседний стол. Второй шахтер заметил это и оглянулся на Станду не то неуверенно, не то укоризненно.
— Мартинек, — произносит читающий газету, — какой это, крепильщик или тот, льготецкий Мартинек?
— Да вроде крепильщик, — равнодушно отвечает второй. — Льготецкий болен.
— Ага. Я этого крепильщика знаю.
И больше ничего. Человек перевернул газетную страницу и стал просматривать объявления. Вот и все. «Ага, я его знаю». А те, кто его не знает, даже не скажут «ага» и перевернут страницу…
Станде вдруг становится горько, он разочарован. Не станет он показывать газету Мартинеку…
Мартинек встречает Станду широкой улыбкой; он сидит на крылечке и держит между колен голубоглазую девчушку с двумя золотыми косичками — вылитый отец, но до того маленькая, хрупкая, что просто смешно: от земли не видать, а осмеливается походить на такого великана!
— Как тебя зовут?
— Ну, скажи, Верунка, — подбодряет отец, похлопывая девочку по животику.
— Верунка, — беззвучно шепчет ребенок, не сводя изумленного взгляда с господина в воротничке.
— Я тебя с утра ждал, — приветливо говорит крепильщик. — Такой чудесный день…
— Что ты делал?
— Ничего. Понимаешь, когда у тебя дети… Даже за табаком не сходил. Мы с Верункой тут читали, правда, Верунка?
Девчушка кивнула и прислонилась к отцовским коленям.
— Я тоже принес тебе прочесть кое-что, — говорит Станда с самым небрежным видом и подает Мартинеку газету.
Крепильщик читает, и на его спокойном лице не дрогнет ни одна черточка.
— Так… — произносит он в конце концов и, тыкая толстым пальцем в газету, обращается к дочери: — А ну-ка, Верунка, сумеешь вот это прочитать?