Собрание сочинений в семи томах. Том 3. Романы
Шрифт:
Полана судорожно ловит ртом воздух и хватается за голову. Конвойные полувыносят, полувыводят ее из зала.
— Прерываю судебное заседание, — объявляет председатель. — В связи с новыми обстоятельствами, выяснившимися в результате признания подсудимого Маньи, суд завтра выедет на место преступления.
Во дворе Гордубала Бигл дожидается приезда суда. Вон они едут, важные господа. Бигл торжественно берет под козырек. С дороги, через забор, глазеет народ, точно ждет бог весть какого чуда.
Сегодня
Он ведет присяжных на чердак.
— Пожалуйста. Чердак как и был, никто сюда не входил со дня убийства. У самой двери еще тогда лежала груда кукурузы. Если бы кто-нибудь попытался открыть дверь, кукуруза высыпалась бы на лестницу.
Бигл нажимает на дверь, и с чердака проливается золотой кукурузный дождь.
— Я надеюсь, вам не трудно будет подняться наверх, господа? — учтиво говорит Бигл.
Чердак завален кукурузой, хочется валяться и прыгать в ней. А вот и оконце. Это через него-то якобы вылез Манья?
— Но ведь окошко заперто изнутри на задвижку, — говорит один из присяжных, деловито оглядывая чердак. — Если здесь со дня убийства никого не было, Манья не мог выбраться через это окно.
И в самом деле не мог, на подоконнике стоит целая батарея каких-то запыленных склянок и жестянок, видно, копившихся годами. Чего только не берегут мужики! Вылезая через окно, Манья должен был сперва убрать весь этот хлам, не правда ли? Ну конечно! А что там внизу, под окном?
— Под нами комната, где произошло убийство, а перед избой садик. Прошу вас проследовать за мной.
Суд степенно направляется в садик. В одном из окон внизу выставлена рама.
— Вот здесь, не угодно ли, было вырезано отверстие в стекле. Прямо над нами оконце чердака, через которое якобы выскочил Манья. — И Бигл добавляет скромно: — Сразу же после убийства я тщательно осмотрел садик и не обнаружил под окном ни одного следа. А грядки были только что вскопаны, и накануне шел дождь…
Председатель суда одобрительно кивает.
— Штепан явно лжет. Но вам бы следовало сразу же после убийства заглянуть на чердак.
Бигл щелкает каблуками.
— Господин судья, я не хотел рассыпать кукурузу. Но для верности я тотчас же забил дверь на чердак гвоздиками, так что туда никто не мог попасть. Сегодня утром я эти гвоздики вынул, а на двери прикрепил кусок нитки.
Председатель доволен.
— Отлично, отлично, я вижу, вы обо всем позаботились, господин… господин…
Бигл выпятил грудь.
— Младший полицейский Бигл!
Еще один милостивый кивок.
— Между нами говоря, господа, нет никаких сомнений в том, что Манья лжет. Однако, поскольку мы здесь, вам, наверное, небезынтересно будет заглянуть в избу?
Из-за стола встает рослый, плечистый, медлительный крестьянин. Семья обедает.
— Это Михаль Гордубал, брат покойного. Он временно хозяйствует тут…
Михаль Гордубал низко кланяется господам.
— Аксена, Гафия, живо подайте господам стулья.
— Не надо, хозяин, не надо. А почему вы не вставите новую раму, холодно ведь, сквозит из окна.
— А зачем новую? В суде рама-то, жалко покупать другую.
— Так, гм… Я вижу, вы заботитесь о Гафии. Она умный ребенок, берегите ее хорошенько, сиротку. Это ваша жена, не так ли?
— Верно, господин, верно. Деметрой звать, Ивана Вариводюка дочка, из Магурице.
— Вижу, вы ждете прибавления семейства.
— Ждем, ждем, коли пошлет господь, да святится имя его.
— А нравится ли вам в Кривой?
— Нравится, — говорит Михаль и машет рукой. — Простите, господа, а нельзя ли и мне на работу в Америку?
— Как Юрай?
— Как он, покойник, дай ему, господь, царствие небесное.
И Михаль провожает господ к воротам.
Суд возвращается в город. (Н-но, лошадки, н-но, важных гостей вы везете! А деревня похожа на Вифлеем, ей-богу!)
Судья наклоняется к прокурору.
— Еще не поздно, коллега. Не закончить ли нам с этим делом на вечернем заседании? Ведь сегодня разговоров будет меньше, чем вчера…
Прокурор слегка краснеет.
— Сам не знаю, что со мной вчера сделалось. Говорил точно в трансе. Словно я не прокурор, а мститель. Хотелось греметь, проповедовать…
— Мне показалось, что я в храме, — задумчиво произносит председатель. — Вся публика затаила дыхание. Странные люди… Я тоже чувствовал, что мы судим нечто большее, чем преступление, — мы судим грех…
Слава богу, сегодня в зале будет пусто. Сенсация миновала. Все пойдет как по маслу.
Все пошло как по маслу. На вопрос — виновен ли Штепан Манья в предумышленном убийстве Юрая Гордубала? — присяжные восемью голосами ответили «да» и четырьмя «нет».
И на вопрос — виновна ли Полана Гордубалова в соучастии в убийстве? — ответили «да» всеми двенадцатью голосами.
На основании этого вердикта присяжных суд приговорил Штепана Манью к пожизненному тюремному заключению, а Полану Гордубалову, урожденную Дурколову, — к заключению сроком на двенадцать лет.
Полана стоит как неживая, подняв голову. Штепан Манья громко всхлипывает.
— Уведите их!
Сердце Юрая Гордубала затерялось и так и не было погребено.
Метеор
Резкий ветер налетает порывами, гнет деревья в больничном саду. Деревья страшно волнуются, они в отчаянии, они мечутся из стороны в сторону, как толпа, охваченная паникой. Вот они замерли, дрожа: ого, как нам досталось! Тише, тише, разве вы ничего не слышите? Бежим, бежим, сейчас он налетит снова…