Собрание сочинений в семи томах. Том 4. Пьесы
Шрифт:
Любви игра роковая [2]
Пролог.
Жиль, или Пеппе Наппа.
Тривален.
Доктор Балоардо.
Скарамуш.
Бригелла, он же Фичетто, Финочетто, или Дзанни.
2
22 ноября 1910 года Чапек писал из Берлина редактору журнала «Люмир» Виктору Дыку: «Будьте так любезны, опубликуйте нашу Commedii лишь в февральском номере и, если возможно, всю сразу. Обращаю Ваше внимание на то, что пьеса была написана раньше, чем пантомима пана Лангера (речь идет о пантомиме Франтишека Лангера „Похищение Эвелины Майер“, опубликованной в журнале „Люмир“ 18 ноября 1910 г. — О. М.), и только решительное желание сжечь ее удержало нас от того, чтобы вручить Вам ее уже в июне. Но чтобы читатели не думали чего-то такого, что было бы для нас абсолютно невыносимо, будьте настолько любезны и припишите под заголовком: „Написано в июне 1910 года…“» [L'iter'arn'i archiv Pam'atn'iku n'arodn'iho p'isemnictv'i v Praze. Pozustalost Viktora Dyka, 5 M.].
Редакции
Пьеса была опубликована в журнале «Люмир», 1911, №№ 4, 5 и 6.
В журнальной публикации после перечня действующих лиц следовал авторский текст, опущенный во всех книжных изданиях:
«Да, они не более чем куклы, эти фигурки с итальянскими и французскими именами, а наша „грациозная пьеса“ является не чем иным, как марионеточной игрой ума. Жизнь вокруг нас не так горька, как эта премудрая пьеса. Настоящий Тривален, правда, не был бы здесь в особой чести, но живой Жиль наверняка был бы утешен каким-нибудь драгоценным счастьем, особенно в нашей сентиментальной, прекрасной, маленькой Праге, а реальный Бригелла, не растрачивая своих высоких практических способностей на невыгодное актерство, внес бы в нашу лавочную коммерцию более экспансивный и предприимчивый стиль. Доктор и Скарамуш уже совсем куклы, вроде мюнхенских заводных игрушек, которые, к сожалению, так плохо отвечают детской склонности к фантастическому…
И куклы имеют право на существование, хотя и меньшее, чем люди с вечным человеческим сердцем. Поэтому мы считаем необходимым заранее попросить о снисхождении к нашим героям».
Воскрешая традиционные персонажи комедии масок XVI–XVIII веков, братья Чапеки учитывали историю этого жанра на итальянской и французской почве. Это сказывается в именах действующих лиц, то чисто итальянских (Доктор Балоардо, Бригелла, Изабелла, Зербина), то офранцуженных (Жиль, Скарамуш, Тривален). В различных названиях одной и той же маски авторы как бы прослеживают ее историю.
Пьеса была включена в первое издание книги «Сияющие глубины и другие прозаические произведения» (Прага, Франтишек Боровы, 1916), а в 1922 году вышла отдельным изданием в издательстве «Авентинум».
Премьера комедии состоялась на любительской сцене. 25 марта 1920 года ее поставила в пражском зале «Моцартеум» группа учащихся реальной гимназии на Кршеменцовой улице под руководством М. Веселика. На профессиональной сцене ее впервые поставил в брненском Национальном театре режиссер Вл. Шимачек (премьера — 6 июня 1925 г.). 15 мая 1930 года состоялась премьера комедии на сцене пражского Национального театра (режиссер — Иржи Фрейка). На сюжет комедии чешский композитор Зденек Фольпрехт (1900–1961) написал одноименную оперу.
На русском языке пьеса публикуется впервые.
Изабелла.
Зербина, ее тетя.
Время действия — наши дни. Место действия — сцена профессионального театра.
На сцене театральный пейзаж. На заднем плане, впрочем, пока затемненном, беседка для обеих женщин, сбоку — скамейка для актеров, не занятых в действии.
Соблаговолите представить себе костюмы отнюдь не исторические, их покрой современный, однако фасоны весьма необычны. Жиль носит широкий костюм из белого атласа с кружевами на груди и рукавах, лицо его густо напудрено, у него красивые нежные руки и короткие, курчавые, как у барашка, волосы, он декадент серафического толка, существо симпатичное, но не Пьерро. На Тривалене болеро из желтого атласа с широкими черными горизонтальными полосами, шелковый пояс, свободные белые штаны с черными генеральскими лампасами и черной каймой, американские ботинки и на груди пестрый пластрон, волосы жесткие, волнистые, как у быка между рогов, лицо кирпичного цвета, мощная атлетическая фигура; держится героем, весьма непринужденно. Костюм Бригеллы серый, а тонкую вертикальную полоску, длиннополый сюртук, черное пальтецо, лакированные туфли с узкими, как лисья морда, носами, по всему видно, что человек он двуличный; лицо желтое, лоб вытянутый и плоский, как у змеи, в целом он выглядит попроще остальных. Поскольку Бригелла придерживается сепаратистских взглядов, то предпочитает держаться в стороне, у стены просцениума. Что касается Пролога, то это обычный театральный директор, толстый, добродушный, одним словом, нечто среднее между обывателем и представителем богемы, что типично для провинциальных актеров. Доктор — весь в черном, как пастор, носит касторовую шляпу, воротник а-ля Палацкий [3] и черную пелерину; он несколько комичен, как каждый моралист, не пользующийся авторитетом. Наконец Скарамуш, который в своем реформированном клоунском костюме в черную с белым клетку напоминает американского эксцентрика.
3
Палацкий Франтишек (1798–1878) — чешский историк и политический деятель.
Что же касается дам, то платье Изабеллы, с небольшим декольте, в меру короткое, украшено розовыми лентами и воланами (стиль танцкласса), в руке черная сумка, как у некоторых независимых девиц. У нее нежные, весьма невинные синие глаза и нежные, весьма греховные синие круги под ними. Играет она плохо, но хочет нравиться. Натура весьма примитивная.
Зербина выглядит как старая монахиня или сводница. Она состоит из воланов, рюшек, сборок и чепца с кружевами, почти совсем седая; костюм ее дополняют четки и ридикюль с вязанием — начатый чулок.
(Кланяется.)
А это, с позволения, актеры. Я повторяю, что они актеры. Помост у нас дощатый, посмотрите, земли здесь настоящей нет, деревья намалевали мы; красотка эта,(похлопывает Изабеллу по щеке)
хоть и румяна, но лишь от румян, а белизна от пудры. Повторяю, мы без обмана, — это лишь актеры. Мы вас не собираемся дурачить и делать вид, как делают иные, что мы не те, кто есть на самом деле. Ни тот не скажет, что Антоний он, ни этот: «Цезарь я», иль, может, Брут, нет и Джульетты здесь, они не врут. Не скажут, что тут дерево растет, что дом не нарисован, а пейзаж и вовсе настоящий. Ах, господа, не стану я таить, хотят актеры всем вам угодить. Что пожелаете? Иль вам угодно увидеть страсть на сцене, — это модно, или измену, или преступленье, что вызывает слезы и волненье? Увидеть, как судьба людьми играет, девичью честь, невинность искушает? Иль показать смешные злоключенья тех, чья беда не стоит огорченья? Нам все равно. Но нынче мы сыграем пред вами драму роковой любви. Господ актеров попрошу поближе, чтоб я вас мог представить. Перед вами здесь Пеппе Наппа, по прозванью Жиль. Талант его лиризма преисполнен. Он ночью родился под знаком Девы, когда сошелся месяц серебристый с мерцающей Венерой. Вот причина того, что он застенчив, как девица. Душою поэтичной он прекрасен, любите же его. Теперь, позвольте, почтеннейшие господа, представить вам Тривалена, это богатырь эпический, страстей он бурных полон. О дамы, вот мужчина настоящий, взгляните на посадку головы. Наш Тривален всегда готов на подвиг. Классический герой! Вот Скарамуш, наш Скарамуш, талантливейший комик. Скажу вам смело: это просто шут, не маска, что порой скрывает грусть, иль мудрость, иль тенденцию, иль святость. Он не из тех, что за гроши играет. Ведь настоящее искусство может создать лишь настоящий мастер сцены. Таков наш Скарамуш. Поверьте, стоит он вашей благосклонности. А это, благожелательные зрители, смотрите, вот Изабелла. Но не инженю, не героиня и не интриганка, а просто женщина, и только. В этом вся роль ее. Вы можете спросить: комична роль ее или трагична? Не знаю, милые, ну, как когда, зависит это все от сути пьесы, однако прелести ее и чары всегда любви достойны. Невозможно ее не полюбить. А вот Зербина, она стара и тетка Изабеллы. Давно уж вне игры. Теперь представлю, почтеннейшие, Доктора. Зовется он Балоардо и весьма учен. Диплом в руках, то есть ума палата. Играл любовников сей муж когда-то, потом шутов, но постарел, и ныне он ходит в резонерах, изрекает сентенции, морали, поучает. В ансамбле он тенденции блюститель и нравственности главный наш глашатай. Знакомьтесь, вот Бригелла, иль Фичетто, иль Финочетто, а порою Дзанни. Он интриган, но не судите строго, на сцене зло подчас бывает нужно. Сплетается с интригой страсть обычно, как нити у искусного ткача, что хитроумные плетет узоры, которые судьбой мы называем. Но Дзанни наш, поверьте мне, добряк.Жиль(возмущенно). Он — добряк? Боже мой, не будь я так слаб, не будь я так застенчив, как утверждал здесь господин Пролог, я убил бы его!
Пролог. Но, добрый Жиль…
Жиль. Я не могу быть добрым. Прошу вас, дайте мне сказать хоть слово.
Пролог. Но, Жиль, вы же должны говорить стихами.
Жиль. Я не могу говорить стихами, и, пожалуйста, оставьте меня в покое.
Пролог. Ради бога, господин Жиль, перестаньте сводить личные счеты хотя бы перед публикой!
Жиль. Нет, именно пусть публика слышит, каков Бригелла, пусть составит свое мнение о Дзанни! Пусть знает о нем все, — и то, что Бригелла рисует и пишет порнографические вещи и продает их из-под полы, и то, что Фичетто чернит нас перед директором, и пусть узнает кое-что еще!
Пролог. Дорогой мой Жиль, ведь это же неправда. Перестаньте! Или хотя бы излейте свои жалобы в стихах, как вам и подобает.
Жиль. Не стану говорить стихами. Пусть публика знает, что Бригелла за вознаграждение водит к Зербине провинциалов, а Зербина знакомит их с Изабеллой!
Тривален(с угрозой). Это правда, Жиль?
Пролог. Неправда, господин Тривален. Как вы можете так дурно думать о Зербине?
Зербина (ведет Изабеллу за руку). Но, господа, ведь она еще дитя. Она так невинна, посмотрите, какая рослая девушка! Это я ее вырастила. Я, ее тетя.
Тривален. Вы ей не тетя, Зербина, и вообще вы лжете!
Зербина. Ради всего святого, господин Тривален, я правду говорю. Богом клянусь, Изабелла еще девица.
Бригелла. Да, да, девица! Кто не верит, пусть спросит у доктора.
Доктор (растерянно). Что вы говорите, Бригелла? Откуда мне знать?
Бригелла. Понятия не имею, доктор. Тогда пусть спросят у Скарамуша!
Скарамуш(тоже растерянно). Боже упаси, я ничего не знаю, спросите лучше у Бригеллы.
Бригелла. А я и знать ничего не хочу. Простите, что вмешался в ваши дела. Мне-то что до этого?
Пролог. Хватит, прекратите спор, лучше начинайте играть. Прошу!
Простите, господа, что спор пустейший вас задержал, но мы сейчас начнем как полагается. Мы вам покажем волнующие сцены. В них столкнутся противоречия: радости и горе, добро и зло, реальность и мечта, ворчанье доктора и смех шута. — Все так, как в жизни. Будьте ж благосклонны. И если что-то вас вздохнуть заставит, исторгнет слезы или позабавит, вот и награда лучшая для нас за тот спектакль, что мы начнем сейчас.