Собрание сочинений в семи томах. Том 6. Рассказы, очерки, сказки
Шрифт:
Я спросил у одного человека, который побывал у покойного Толстого, какие получились сапоги, которые Толстой сам себе шил. Оказывается, очень плохие. Если человек что-нибудь работает, так он должен делать это либо для собственного удовольствия, либо оттого, что умеет делать именно это дело, либо наконец, ради куска хлеба; но шить сапоги из принципа, работать из принципа и из моральных соображений — значит попросту портить материал. Я хотел бы, чтобы на празднике труда превозносились и возвеличивались человеческие способности и сноровка тех, кто умеет по-настоящему браться за дело. Если бы мы сегодня чествовали искусников и умельцев всей земли, этот день прошел бы особенно весело; это был бы настоящий праздник, день торжества жизни, день, когда все молодцы-ребята — именинники.
Ладно. Но теперешний праздник труда — день важный и строгий. Однако ты не обращай на это внимания,
Май садовода
Ну вот мы так захлопотались с копкой и рыхлением, высаживанием и подстрижкой, что до сих пор все никак не доберемся до предмета, составляющего величайшую радость и тайную гордость садовода: до его горки, или альпиниума. Альпиниумом эта часть сада называется, видимо, потому, что дает возможность своему владельцу совершать головокружительные альпинистские трюки: задумает ли он, к примеру, высадить вот тут, между двумя камнями, крохотный проломник, ему приходится легонько встать одной ногой на тот чуть-чуть шатающийся камень и, подняв другую, изящно балансировать ею в воздухе, чтобы не раздавить подушечку желтушника либо цветущей торицы; он вынужден прибегать к самым смелым разножкам, приседаниям, оборотам, прогибам, стойкам, скокам, выпадам, наклонам, захватам и прочим гимнастическим упражнениям, чтобы сажать, рыхлить, копать и полоть среди живописно скомбинированных, но не слишком надежно пригнанных камней своей горки.
Уход за горкой является, таким образом, захватывающим и благородным видом спорта. Но, помимо того, он заставляет вас пережить тысячу волнующих неожиданностей, когда, скажем, вы на головокружительной высоте одного локтя обнаружите среди камней цветущий кустик белого эдельвейса, или ледовой гвоздики, или других, так сказать, деток высокогорной флоры. Да, что говорить: кто не выращивал всех этих миниатюрных колокольчиков, камнеломок, смолевок, вероник, песчанок, крупок, иберисов, и ториц, и римских ромашек, и дриадок, и желтушника, и заячьих лапок, и лаванды, и гусиной травки, и ветрениц, и флоксов, и резухи, и качима, и эдраянта, и всяких богородицыных травок, и ириса пумилы, и олимпийского зверобоя, и оранжевой ястребинки, и девятильника, и горечавки, и роговика, и армерии, и льнянок (не забывая также альпийской астры, ползучей полыни, эринуса, молочая, и мыльнянки, и журавельника, и гутчинсии, и приноготовника, и ярутки, и этионемы, а равно львиного зева, бесчисленного количества других прекрасных цветов, как например, петрокалис, воробейник, астрагал и прочих, не менее важных, таких, как первоцвет, горные фиалки и т. д.), — кто не выращивал, говорю я, всех этих цветочков, не считая многих других (упомяну хотя бы оносму, ацену, герань, багию, и мшанку, и херлерию), тот пусть лучше не говорит о красоте мира: он не видел самого прелестного, что эта суровая земля создала в минуту разнеженности (длившуюся всего каких-нибудь несколько сот тысяч лет). Если бы вы увидели этакую славную подушечку гвоздики Musalae, усеянную самыми розовыми цветочками, какие когда-либо…
Да разве объяснишь? Только тому, кто ухаживает за альпиниумом, ведомы эти наслаждения, доступные одним посвященным.
Дело в том, что владелец альпиниума — это не просто садовод, это коллекционер, что ставит его в один ряд с самыми безнадежными маньяками. Скажите ему, что у вас принялась, допустим, кампанула Мореттиана; вооруженный до зубов, он залезает к вам ночью,
Или найдет вдруг в питомнике растеньице без названия, с каким-то зеленоватым торчком.
— Что это у вас тут? — встрепенется он.
— Это? — нерешительно ответит хозяин питомника. — Колокольчик какой-то… Сам не знаю, что такое…
— Дайте мне, — произносит маньяк с притворным равнодушием.
— Нет, — отвечает хозяин питомника. — Это не продается.
— Ну послушайте, — умоляюще
В результате продолжительных уговоров, бесконечных уходов и возвращений к загадочному безымянному созданьицу, ясно дав понять, что без него он вообще не уйдет, хоть пришлось бы топтаться вокруг девять недель, применив все коллекционерские подходы и наскоки, владелец альпиниума в конце концов уносит таинственный колокольчик домой, выбирает для него самое лучшее местечко на своей горке, с бесконечной нежностью сажает его туда и каждый день ходит поливать и опрыскивать — со всею тщательностью, которой эта драгоценность заслуживает. И колокольчик в самом деле растет не по дням, а по часам.
— Посмотрите, — говорит гордый его обладатель своим гостям, — вот особенный вид колокольчика. Никто еще не сумел его определить. Интересно, какие он даст цветы.
— Это колокольчик? — переспрашивает гость. — Листья у него скорей как у хрена.
— Какой хрен! — возражает владелец. — У хрена листья гораздо больше и не такие блестящие. Это, безусловно, колокольчик… Но, кажется, species nova, [12] — скромно добавляет он.
12
новый вид (лат.)
Благодаря обильному поливанию означенный колокольчик растет с ужасающей быстротой.
— Поглядите, — говорит его обладатель. — Вот вы говорили, что у него листья как у хрена. Но разве вы видели хрен с такими огромными листьями? Это, милый, какой-то campanula gigantea [13] ; у него будут цветы с тарелку.
И вот этот единственный в своем роде колокольчик выбрасывает покрытый цветами стебелек… Да, это всего-навсего хрен. Черт его знает, как он попал в питомник.
13
гигантский колокольчик(лат.)
— Послушайте, — осведомляется гость через некоторое время. — Где у вас этот огромный колокольчик? Как он? Еще не цветет?
— Увы! Он погиб. Знаете, эти редкие сорта так прихотливы. Это был какой-то гибрид.
Вообще с покупкой посадочного материала — сущее наказание. В марте владелец питомника вашего заказа обычно не выполняет из-за того, что еще холодно и культуры не высажены; в апреле тоже не выполняет, так как у него слишком много заказов, а в мае — потому, что почти все уже продано. Примулы больше нет; возьмите вместо нее коровяк: у него тоже цветы желтые.
Но бывает и так, что почта вдруг доставит вам корзину с заказанными культурами — ура! А мне как раз требуется на куртину что-нибудь повыше — между борцом и шпорником. Посажу-ка туда диптамнус — ну да, который еще называется диктамнус [14] , или неопалимая купина. Присланный саженец, правда, какой-то крохотный, но ничего, вырастет — не успеешь оглянуться!
Проходит месяц — саженец не хочет расти; так, что-то вроде низенькой травки: не будь это диктамнус, можно подумать — диантус [15] . Нужно его как следует поливать, чтоб лучше рос. И цветы какие-то розовые…
14
ясенец (лат.)
15
гвоздика (лат.)
— Посмотрите, — говорит садовод опытному человеку, пришедшему к нему в гости. — Какой низкий диктамнус.
— Вы хотите сказать — диантус, — поправляет гость.
— Ну да, диантус, — подхватывает хозяин. — Я оговорился. Мне подумалось, что между этими двумя высокими многолетниками лучше было бы посадить диктамнус. Как по-вашему?..
В любом пособии по садоводству сказано, что «выращивать культуры лучше всего из семян». Но ни одно из них не говорит о том, что в отношении семян у природы есть свои правила. Например, существует закон, по которому у вас либо ни одно семя не прорастет, либо прорастут сразу все. Человек говорит себе: