Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Статьи, очерки, юморески
Шрифт:
Тут я не могу удержаться, чтобы не воздать хвалу методу. Пусть другие воспевают страсти романтических демонов, красоту женских глаз или восход солнца, я восхваляю ясность, согласованность и порядок, силу разума, который сравнивает, сопоставляет, выстраивает в систему и увязывает; метод — это мудрый гид, который ведет пас за руку сквозь хаос фактов: и вот они расступаются.
Хочу заметить также, что детектив — в известном смысле героический тип современного человека. Он деятелен и подвижен, он чего-то хочет и добивается своего настойчиво и методически, кроме того, он много знает, он универсален, начитан, держит в голове массу конкретных знаний. Это человек, который разбирается, что к чему, человек дела и знаний. Все знать, находить выход из любого положения, во всем доискиваться сути, а когда дойдет до дела, одним ударом повергнуть наземь дюжего молодца, — кто из нас устоял бы перед таким идеалом? Детективу не нужно заниматься собой, он сам для себя не проблема, он не обращает внимания на свои чувства, потому что его внимание занято делами и действиями. Он не спрашивает, сподобится ли он удачи, он задается вопросом, как разумнее поступить в данный момент.
Он вне человеческих отношений. Стоит ему влюбиться, как он сразу же утратит свою интеллектуальную чистоту.
Мотив случайности. Но чего стоил бы весь этот разум, вся эта методичность, универсальность познании, если бы детективу особым, чудодейственным образом не служила случайность. Случай приводит его в нужную секунду на нужное место, случай посылает ему в руки нежданные улики. Поскользнувшись, он непременно падает прямо на след убегающего преступника, вместо того чтобы просто расквасить себе нос, как это случилось бы со мной или с вами. Мне часто кажется, что я столь же сообразителен, как и детектив, но мне просто не везет, и в этом-то вся беда.
Есть люди, которые считают случайность в детективном романе, так сказать, недозволенным приемом, недостойным трюком, которым автор unfair [201] помогает своему фавориту. Это грубая ошибка. Теоретики-криминалисты, такие сухие и по-немецки дотошные, как Грос [202] и Хоплер, перечислив все, что следователь должен знать и уметь, обрисовав, каким надлежит ему быть и что он должен делать в таком-то и таком-то случае, твердо и открыто заявляют, что прежде всего он должен родиться в сорочке. Иначе-де он гроша ломаного не стоит. У одних людей рука легкая, другие — неудачники и недотепы. Это неоспоримо. В конце концов секрет успеха — это секрет случая. Осуществление любой мало-мальски сложной операции (как-то: отправка на почте письма с адресом и маркой, ограбление банка или прикрепление к стене картины) чревато тысячью коварных и непредвиденных осложнений, которые ставят под угрозу успех дела. Без капли везения вам и ботинка не зашнуровать. В то же время, как бы ни был загадочен и непредвиден случай, он в известной мере обусловлен вашими взглядами на жизнь, вашим темпераментом, вашим настроением, храбростью, энергией и предприимчивостью. Счастье любит смелых, но чтобы быть смелым, для этого, братцы, необходимо обладать определенной практической философией, светлой головой, живой заинтересованностью, уверенностью в себе и массой других оптимистических качеств. Хотя успех — это случайность, однако сама случайность — отнюдь не просто случайность. Случайность можно заслужить, случайность можно призвать. Спросите об этом великих людей дела.
201
лукавя (англ.)
202
Грос Ганс (1847–1915) — немецкий ученый, автор фундаментальных трудов по криминалистике.
Детектив обязан быть везучим, у него должна быть соответствующая натура: он должен обладать известным запасом оптимизма и не должен быть тугодумом, не должен иметь личных пристрастий; он должен быть деятельным и отличаться некоей свободой духа. В нем воспет современный герой — человек преуспевающий.
Протоколирование. В романтической литературе человек либо прекрасен, либо отвратителен по своей сути. В детективных романах подобные крайности отсутствуют. В разговоре с девушкой детектив отмечает не то, что ее руки созданы для любви, а что этими руками она пишет на машинке: он даже не заметит робкого взгляда воплощенной невинности, но зато возьмет на заметку несколько веснушек на носу или грязь на туфле. В романтической литературе по башмаку никогда не видно, кто во что вляпался. Здесь же мир совершенно иной. Даже у преступника на носу написано не то, что он преступник, а что он пьет можжевеловую водку и потому, по всей видимости, является торговцем-разносчиком. Даже Каинова печать была бы тут не знамением божьим, а «характерной приметой» и следом прежней профессии (скажем, лоб был разбит о плуг или во время падения с сеновала).
Действительность здесь тоже фиксируется. С нее попросту снимается протокол. Когда детектив входит в комнату, его привлекают не царящая там атмосфера многолетней мирной жизни, а царапины на двери или отсутствие пыли на камине. Все окружающие предметы существуют лишь для того, чтобы запечатлевать чьи-то следы, и даже люди — всего-навсего носители следов собственных деяний. Детектив не посмотрит мне в глаза, чтобы сказать: «Послушайте, вы хороший, вы прекрасный человек, это сразу видно». Он взглянет на меня и скажет: «Вы зарабатываете себе на жизнь пером, думаете, опершись головой о спинку кресла (догадка, подсказанная, видимо, моими взъерошенными на затылке волосами), и любите кошек. Сегодня вы были на Индржишской улице [203] — когда там наконец закончат строительство дома? — и отправили письмо в Англию» (как он об этом проведал, до конца дней останется для меня загадкой). Для детектива весь земной шар — лишь «место преступления», покрытое изобличающими следами. И я жду великого детектива, который узрит на звездах отпечатки пальцев господа бога, а в покрытой росой траве измерит следы его ступней. И схватит его.
203
На Индржишской улице в Праге находится главный почтамт.
Уникальность.
204
Гальтон Френсис (1822–1911) — английский антрополог, путешественник и писатель. В 1889 г. предложил метод установления личности по отпечаткам пальцев, получивший название — дактилоскопия.
205
Божий перст оставил бы знак бесконечности. (Прим. автора.)
206
Бубенеч — район в северной части Праги.
207
Еврейские Печи — в те годы — холмистая пустошь в рабочем предместье Праги — Жижкове, место отдыха бедноты.
Напротив, перипетии детективных романов — это криминальные уникумы, не укладывающиеся ни в какие правила, не поддающиеся обобщению и проверке ранее известной практикой. Каждый ход должен быть абсолютно оригинальным изобретением мастера, плодом находчивости и новым мировым рекордом. Необходимо искать новые и новые повороты, такие, каких еще не бывало, такие, которые превосходят все известные, такие, по сравнению с которыми все предыдущие — ноль, такие… такие… короче говоря, сногсшибательные. Это имманентное проклятие детективных романов, их злой дух, их муки, их погибель. Ибо знайте, что они уже при последнем издыхании, они до смерти измотаны сумасшедшей гонкой. В отчаянии они ухватились за политику великих держав, за немецкого императора, за мировые войны, но и это все уже обсосано, и если их не спасет папа, марсиане или конец света, мы сможем говорить о бывшем литературном жанре. Fueramus Pergama, [208] аминь.
208
Были и мы когда-то Пергамом (лат.) — Пергам — Троя; сожаление о славном, но безвозвратном прошлом.
Будем же благодарны судьбе мы, остальные писатели, кто, вопреки своему стремлению проявить себя по-новому, пишет на извечные темы. Извечные темы у нас никто не отнимет. Извечные темы неисчерпаемы, ибо, учтите, мы сами постоянно множим их, и когда будем подводить свои личные итоги, то увидим, что и мы — староваты, хотя много лет тому назад притязали на некую новизну. Можно изобрести много чего нового, но в прежней действительности столько неоткрытого и невообразимого, что мы всегда можем отправиться туда, как в золотое Эльдорадо.
Кажется, что и в самом деле детективный роман уже миновал свой апогей, оказавшись всего лишь скоропреходящей модой. Но примечательно, что в каждой преходящей моде заключено нечто извечное. Между тем, если в моду вошли меховые шубы, ни один из наших современников даже самого преклонного возраста не вспомнит, что они были в моде еще в каменном веке. Если носят, к примеру, короткие юбки, то забывают, что они были в моде уже у праобитателей Соломоновых островов. В известном смысле любая мода — это возвращение вспять и атавизм.
Мы видели, что в детективном романе оживают древние мотивы: находчивый судья, тайна, Уленшпигель, эпическая охота. В то же время мы заметили, что здесь с прямо-таки документальной наглядностью отражается исторический переворот в современном мышлении. Практический рационализм, методичность, всесторонняя образованность, абсолютный эмпиризм и страсть к наблюдению, анализ и увлечение экспериментом, философская констатация и подавление всякой позорной субъективности, — не напоено ли это все молозивом и молоком священной коровы нашего века? Честное слово, я говорю это и в хорошем и в дурном смысле: детектив — собирательный тип нашего века, так же как Сид — собирательный тип рыцарского средневековья. Полно и жадно живет он современностью, всегда up to date [209] , неизменно употребляя в дело все, что дают ему наука, техника, газеты, опыт только что протекшего мгновения. Нет человека более современного, чем он. Что для него Гекуба? [210] Но если кто-нибудь выкрадет из музея ее золотой треножник… Вот это уже достойно внимания! Facts! Facts! Facts! Ибо настало время фактов, а отнюдь не слов.
209
с учетом требований сегодняшнего дня (англ.)
210
Что для него Гекуба? — Гекуба — одна из героинь «Илиады». Гамлет в трагедии Шекспира говорит об актере, читающем монолог о страданиях Гекубы: «Что он Гекубе, что она ему?»