Собрание сочинений в шести томах т.5
Шрифт:
Тут слышу следующее внушение свыше: «Линяй отсюда, Карлыч херов, куда подальше, хоть на Южный полюс, пока не захомутали, там никто тебя искать не станет, кому ты нужен, разве что пингвинам, лучше пусть съедят тебя белые медведи и темные моржи, чем отпетушат в КПЗ сводным оркестром МВД…»
Это был очень неприятный, но крайне разумный голос судьбы, но, как всегда, я внял ему послушно и со всей серьезностью. Имея ведь в кармане свою долю за разгон расхитителей ископаемых недр отчизны, а это больше ста штук налом плюс счета на офшорах, – можно ничего больше не выслушивать из похабных уст толпы, а жить на одни проценты. Учтите еще и ужас перед случившимся обвалом, который подгонял меня превратиться в беглое, но обеспеченное жепепенакой инкогнито.
Срочно заезжаю на своей «тойотке» домой, опустошаю конурку от всего, что нужно на черный день, ликвидирую заначки, беру спецзагранпаспорт с русско-английским базарником типа словарь и рву когти во Внуково, там все у меня схвачено за одно место, а если нужно, к кобчику приставлю ствол бесшумный, залитый ипоксидкой.
Все шло у меня, как сулико в момент массажирования увеличенной простаты, подведенной, это вы уже знаете, под монастырь лживым коварством юной шлындры, беру билет в Сочи, которые, слава тебе господи, остаются нашими после позорного отступления русских войск из Крыма.
Прилетаю, снимаю длинный лимузин, достаю там из бардачка пинту «Мартеля», винтом его вливаю в горло – ух, полегчало, чтоб вам всем провалиться… нет, нет, не вас, Ваша Честь, имею в виду, а врагов и преследователей.
Что потом? Потом поселяюсь в тоже ранее схваченном санатории и все от того же ужаса начинаю дымить, как крейсер «Варяг» перед самоутонутии в глубинах. Было не до девушек, ибо, как сказал поэт, гвардейский секс не любит суеты, прекрасное должно быть величаво, во что никак не въедет всякая шмакодявка, желтый билет которой положен, а не аттестат половой зрелости. Так и лезла в голову пакость кареглазая, в основании лежащая всех бедствий судьбы…
Хорошо. Плевать на последствия – продолжаю глотать коньяк, потом валюсь в койку, руки-ноги мандражат, напрасно пытаюсь представить: что теперь будет?.. что будет?.. каковы они – подлые тенденции конца моей карьеры?
Подобный мозговой процесс, Ваша Честь, заводит, оказывается, наш одиночный психоз в тупик вместе с толпой различных маний и фобий, потому что – и в этом вопросе совершенно я согласен с врачами, бестолково тешущими кал на голове моей – потому что вообразить все подробности картины безотрадного будущего личности и народа никому еще никогда не представлялось возможным ни в Библии, ни в Программе дальнейшего строительства воздушных замков для населения – вот как, а не иначе, обстоит мировая история на местах преступления и наказания.
Короче, места я себе не находил ни днем ни ночью, хотя резь прошла и можно было бы испытать себя по части самцовости на ниве гостиничного разврата. Фактически это был гвоздь, если не винт, форменный гвоздь ужаса, нетерпения и неутолимой жажды превращения знания в силу, без которой не жить – все пойдет кувырком.
Не выдерживая свербежа души, спешу на Междугороднюю, там они меня соединяют с Анастасией Ильиничной, сорок два года, случайная близость на 8 Марта, расход из-за несходства возрений на сексприключения, администратор по слежке за воришками в дьюти-фри и бомжами, очищающими в сортирах карманы поддатых командировочных обоего пола.
Ясное дело, спешу взять быка за рога, что и делаю:
– Дорогая, ты знаешь все параметры моей честности, ни в чем не виновен, в интересах дела стараюсь, как видишь, держаться на чужбине, но что там, умоляю, происходит?
– Есть мнение, Карлыч, что ты всех подставил, являясь особо важным кротом, подпольно руководившим долговременной операцией Служб по выявлению тутошней коррупции, она войдет в аннал истории экономической нашей контрразведки, поэтому прошу тебя, как руководящего крота, разрушить ложное обвинение в том, что лично я принуждала бомжей делиться с администрацией доходами от сортирных наездов, успокой ты меня, ибо Любка Всячина целит на мое место, а с поличным, клянусь тебе, я не изловлена.
– Безусловно посодействую, но что там, умоляю, происходит конкретного?
– А то, что все начальство и которые помельче взяты с поличными уликами в виде переписанных номеров и туфтовыми драгоценностями. Взятки, которые вам давали, изъяты, это были вовсе не бабки, а фальшак. В Нью-Йорке, Париже, Лондоне, Афинах и в других центрах наездов на граждан повязали несколько вооруженных фармазонов и разгонщиков – словом, накрыта сеть. Если помнишь, у тебя, в твою смену, выезжали старик со старухой, дети фрейлин двора, а при них собачка, и в ту собачку были вшиты неслыханные караты царской фамилии. Так вот, разведка Франции еще в воздухе, то есть на борту, взяла собачку и их обоих под свою защиту. Затем оцепили весь «де Голль», теперь там сенсация на весь Общий Базар Европы, а караты пойдут в музей Лувра в качестве драгоценностей, выпавших из поля зрения большевиков.
– Это все?
– Какое там все, когда служебный дог надыбал труп Сызмальского в помойке квартала красных фонарей, что прямо увязывается с фактом изъятия у него сумм, вывозившихся в особо опасных размерах, и с вами же подделанной на них официальной квитанцией, после чего разница шла в карманы дежурной смены и всего руководства. Ты дурак, если ничего не наварил для себя лично и мне на шоколадку. Но ты, конечно, мавр, за что уважаю, круто сделал кротовое свое дело и умело ушел со сцены перед самым шмоном ОМОНа, ну а затем последовали шквальные аресты подозреваемых лиц, находившихся под колпаком, хотя лично я на свободе и под следствием, поэтому надеюсь, что не оставишь в беде.
Вешаю трубку, общая моя растерзанность была такова, что затерлась в башке мысль: а не был ли я в натуре кротом Служб, но до того, что немудрено, вошел в роль, что крыша, сука, взяла и поехала, а иммунка полетела, таща за собой в тартарары и память, и это ваше поганое чувство реальности, не говоря о том, что плакали все надежды мои на жепепенаку, в результате чего приобрел бы бизнесок по продаже девушкам купальников с трусиками, антиводных очков, кремов, лосьонов, мазей и тампонов, разумеется, шампанское – фри. Мечты, блядь, мечты, где ваш цианистый калий, ибо мне уже не до восточных сладостей.
Долго так стоял, ничего не понимая, затем решился безвременно уйти от всех вас. Сяду, думаю, на теплоход «Абхазия», вечером нажрусь, ночью выйду на верхнюю палубу, взгляну с презрением на звезды и нырну солдатиком в воды изгнания из данного уныния, потому что нет у меня ныне ни прошлого, ни будущего, но одни только уши, Ваша Честь, известно, от какого неодушевленного предмета.
А раз так, то звоню в сервис и делаю дорогой заказ. Бабки, как сказала Ильинична, могут быть фальшаком Служб, но плевать мне теперь на всё с наивысшей палубы презренья к такой жизни. Заказал ужин на двоих, пусть, говорю, его ваша дама на цирлах притаранит через часок в каюту моего класса, шампанского и так называемых презервативов, понимаете, не жалеть. А чего их, думаю, жалеть, когда прощай, мой табор, пою последний раз?! Я ведь так саму Венеру окручу вокруг пальца. И так легко мне стало, так спокойно, такая в смерть влюбленность появилась во всем теле, что стала объяснимой некоторая, научно говоря, эрекция, чем славятся удавленники через повешение, ибо все взаимосвязано и, сказав «А», надо сказать «Б, В, Г, Д» и так далее – все равно ж вешаться, так?