Собрание сочинений в шести томах т.5
Шрифт:
– Не могу знать, – отвечаю уклончиво, – ибо не был в свое время допущен ныне снятым и посаженным руководством до важной деловой информации.
– Так вот, теперь ты, Озеров, обходись без Бульда, ибо допущен и соответственно знай: жепепенака – это не хер собачий, а жестокий период первоначального накопления капитала. Добавляю от себя лично: очень жестокий, жесточе природа не придумает, даже если захочет, это тебе не так называемый всякими лейбницами Бог, как учит нас атеизм. Поэтому поголовно от каждого требуется понятие духа времени и неизбежная при этом чисто перестроечная ломка нравственных, как говорится, стереотипов. Главное, учти следующее: суммы потекли за бугор и из-за бугра небывалые, и все они в баксах, футах, марках, франках, лирах, не говоря о золотишке, камешках, антиквариате, ювелирке, иконах и так далее. Если же, скажем, я, ты да
3
Ну что ж, отлично. Как пожелало начальство, так я и приказал поступать своим подчиненным по смене, но вынужден был однажды зажмуриться: получек нам, как и шахтерам, тоже не выдавали, а конверты между тем раз в две недели, о предпраздничных не говорим, клали, например, на мой стол, где фунт марку подгонял, а бакс их подстегивал, – словом, бабло потекло немеряное.
Тут, скажу я вам, поневоле станешь попристальней присматриваться к физиям выезжающего контингента. Физии же пошли не то что раньше, как у выездных артистов, фигуристок, хоккеистов и прочих, образно говоря, евтушнок, которые вынужденно экспортировали за бугор черную икорку, «столицу», матрешек, твердокопченку, заодно и банки тушенки говяжьей с белыми сухарями. Поэтому они умудрялись не тратить валюту, а хавали а отелях простую свою и скромную, как Ленин в Мавзолее, бациллу. На зверски же сэкономленные средства импортировали на родину антисоветский дефицит, как то: порнографию, зажигалки, дамские сапоги, нейлон, капрон, полупроводники, магнитофоны, Набокова, Солжа, поэта Бродского и других бывших врагов народа, сегодня наконец-то ставших истинно действующими прорабами перестроечной гласности.
Самые разные, в общем, как во всех лицах нашего народа, физии пошли у несусветных толп выезжающих. Но преобладающе виднелись среди них ушлые, шустрые, нагловатые, безжалостно-бычиные; в глазах, понимаете, мерцает волчий блеск обещания от брюха отблагодарить стоящего на посту чиновника за гуманное с его стороны допущение щадящего режима выезда с незаконно провозимым ассортиментом не только в багаже и в карманах, но и с бруликами в желудках, а в противном случае, то есть если что не так, замочить, завалить, стереть тебя с лица земли к общеизвестной матери.
Да, да, да, Ваша Честь, истинная правда: волчий этот блеск ихних глаз ясно давал тебе въехать в то, что у людей этих все крепко схвачено на верхних этажах прогрессирующего беспредела. Эти препровождались к начальству, а оно затем уж не успевало меня нахваливать, выплачивало за вредность сверхурочных смен и награждало премиями в честь как застойных, так и вновь учрежденных праздников, включая сюда тщательно скрываемый от широких масс День убийства поголовно всей Царской Фамилии подручными исполнителями несгибаемо твердой воли Ленина-Сталина… не прерывать, я сказал,
Ближе к делу: те начинающие химики экспорта-импорта, которые потели от страха, то лыбясь угодливенько, то всерьез на лбах выглаживая морщины и заранее извиваясь в ожидании шмона, – эти сами с удовольствием отстегивали щедрый нашему брату нал за различные вывозимые суммы, вещицы и, скажем так, за предметы мирской и духовной роскоши, лишь бы таможка отцепилась.
Не скрою, что было, то было, тут ни убавить, ни прибавить, как сказал поэт, видимо, мельком знакомый с бухгалтерией высшего по рядка.
Бульд-Озеров, согласно новаторской идее своевременно мелькнувшей в голове его, ныне травмированной медбратьями мирового зла, рационализаторски предложил подчиненным следующее нововедение: настала, господа офицеры и сержанты, необходимость так переоборудовать столы наши и верстаки для шмона, чтоб при легчайшем нажатии на крышки овальных отверстий, нами же вырезанных лобзиками, это позволило крышкам вдавливаться внутрь, как это происходит с конторскими мусорными устройствами, куда будут проскальзывать отстегиваемые нарушителями суммы, не стану уж тут скрывать, официально называемые взятками в особо больших размерах для обедневшего населения нашей страны. А то, понимаете, господа, – подбавляю данному рацпредложению убедительной логики, – на рабочих у нас местах и на полу иногда валяется инвалюта, пачки ваучеров, понимаете, там и тут разбросаны, категорически которые запрещаю брать, – это фикция в квадрате. Дело-то, в натуре, до того дошло, что старшина Сидоркина вывесила на стенке одну из незаконно провозимых ценных икон, изображающую поголовный – об стенку же головками – геноцид младенцев, зверски разысканных карательными органами царя Ирода… не прерывать, это у меня не религиозная пропаганда, не агитация мракобесия, Ваша Честь, а исторически положительный факт… хорошо, пусть он будет клеветой, Бульд-Озеров официально берет обратно заклейменные Вашей Честью эпитеты определений…
Таким образом, проходит какое-то отчетное время. У Бульд-Озерова, как говорят орудовцы, появились в загаишнике более чем приличные бабки, что вызвало налет на последние продажно-покупных и падких на это дело сикопрыг эпидемии секса, заброшенного нам с Запада. Естественно, подумываю насчет обмена неимоверно скучной коммуналки на трехкомнатную с евроремонтом, само собой, пошли вечеринки, завелась юзовая «Тойота». Зубрю английский с одной бабкой, чтоб не тратить время и деньги на охочих до этих дел студенток-беженок с периферии распада на-шей державы. Иногда посиживаю в классных кабаках, начал заходить в казино, принадлежавшее крутому урке известной, скажем так, национальности, чтоб уж лишний раз не впадать в антирасизм.
А в казино, сами знаете, лоховатому, как Бульд-Озеров, контингенту – долго ли попасть есть-во весь? Вот и попал. Заглядывал он туда, заглядывал, пока однажды не попал за всю масть, за весь цвет, за все, сучий потрох, номера – даже отыграться не на что, хоть иди к Большому театру на поиск богатого ночного пидараса, чтоб встать перед рожей его плюгавой на коленки и возопить в пустыне столичной ночи: «Мужчина, весь я твой, всего за пару стольников баксов невинность тебе свою я отдаю, гадом быть, супертелесную, а вслед за ней жертвую всей своею духовностью – лишь бы только отыграться и на этом завязать!» Могу заплакать.
И это, уверяю вас, не легенда наших дней, но таким вот мармеладовским аргументом один из знакомых бухгалтеров отмазал казенные бабки, потом завязал, но его все-таки замочили – бухгалтерия есть бухгалтерия, тут, повторяю, ни убавить, ни прибавить, а тело до сих пор не в морге на балансе. Родственники его только ради горстки памятного пепла сожгли по блату в крематории всего лишь туфли от «Скорохода», выходной костюм и велюровое пальто страдальца всенародного азарта.
4
Стенографируем дальше. В тот раз, помню, еле я дотянул в печально неотмазанном своем виде до следующего вечера. Хотя в ту смену драл я с нарушающих вполне бессовестно и безжалостно – нечего, понимаете, предполагать, сволочи, что ворота родины больше не на замке, когда нам тоже надо кушать, ловить кайф, делать погоду будущего, играть и отыгрываться, чтоб навсегда завязать с хитрым этим делом различных наперсточников разврата, ибо не вы, а мы располагаем, что к чему и как с вами быть, – ваше дело отстегивать.