Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть: Повести
Шрифт:
Скоро вся школа была на берегу, у переправы: школьники, учителя, технички. Пришел даже старенький учитель математики Захар Петрович. Алеша Репейников, который, с тех пор как привезли кроликов, только и делал, что сидел перед ними на корточках и разговаривал с ними, кормил, чистил им клетки или, упустив, ловил их, прибежал тоже. Живой и нетерпеливый, он не мог сидеть спокойно: бегал по берегу, влезал на крышу Васильевой будки, чтобы поскорее увидеть машину.
— Идет! Идет! — вдруг крикнул Алеша и кубарем скатился с крыши.
Все вскочили. На шоссе
На этот раз первой услышала машину Чечек. Она встала и замерла, подняв руку. И тут же закричала:
— Идет! Идет! Идет!
На той стороне снова появилась машина. На этот раз она не промчалась дальше, а остановилась. И снова все вскочили.
Ребята замахали руками, и дружный крик раздался над Катунью:
— Ура-а! Ура-а! Сад приехал!
Коренастый Федя Шумилин тотчас принялся сталкивать на воду лодку. Товарищи помогали ему. Андрей Киргизов и Ваня Петухов взялись за весла, Федя сел к рулю… Лодка завиляла, не слушаясь руля, и Федя напрягал все свои силы, чтобы справиться с нею.
Вдруг с берега раздался сердитый окрик:
— Стойте! Стойте! Разве так управляют? Я сам! — И Григорий Трофимович крупными прыжками сбежал вниз, к воде. — Куда отправились без меня? Почему не позвали? Да вы разве сдержите? С ума сошли!
Он бросился к лодке и, прошлепав прямо по воде в своих желтых ботинках, перевалился через борт и схватился за руль. Лодка сразу выправилась, словно норовистая лошадь, почуявшая руку хозяина, и, качаясь на кипучих волнах, медленно тронулась через реку.
У подножия Чейнеш-Кая целый день не умолкали голоса:
— Анатолий Яковлевич, а я так сажаю?
— Анатолий Яковлевич, а это какой сорт — «ранетка»?
— Анатолий Яковлевич, а «пепин-шафрановый» — какое яблоко?
— А у моего саженца очень корешки длинные, в ямку не влезают!..
Анатолий Яковлевич, уже успевший загореть под весенним солнцем, с потным лбом и засученными рукавами, носился по всему участку. Показывал, как надо сажать, как расправлять корешки, как привязывать колышки… и тут же объяснял, что «пепин-шафрановый» — яблоко очень красивое, глянцевитое, а что вот эти саженцы — «Ермак — покоритель Сибири» — это яблоко очень хорошее в лежке, а вот эти саженцы — «китайка»: она совсем не боится мороза и крепка на ветках.
Вокруг Настеньки, которая раздавала саженцы, толпились ребята:
— Настенька, мне «пурпуровую ранетку» дай, у нее яблочки красные!
— Мне «пепин-шафрановый»!
— А мне «Ермака», «Ермака»!
— А мне разных — и «Ермака», и «ранетку», и «янтарную»!..
Школьники совсем забыли, что такое усталость. Они бережно разбирали яблоньки, разминали руками землю у корней, привязывали
Кроме яблонек, Анатолий Яковлевич привез из Горно-Алтайска несколько десятков смородиновых кустов и несколько сотен кустиков клубники «виктория». Все это тоже надо было немедленно сажать, пока не засохли корни…
Вместе со школьниками работали и учителя: и Марфа Петровна, и Анна Михайловна, и старенький учитель математики, и Григорий Трофимович…
Говор и смех весь день не умолкали под горой. И никто не замечал, что Чечек, чем-то очень огорченная, молча и без радости сажает свои яблоньки.
Но Костя заметил это:
— Что, бурундук, устала?
— Вот ишо! — сердито ответила Чечек.
— Не «ишо», а «еще»!
— Ишо!
— Вот так — заупрямилась! Устала, так отдохни. А злиться нечего, однако.
Костя ушел. Чечек проводила его мрачным взглядом и принялась расправлять корешки своей четвертой яблоньки: у каждого ученика было их по четыре. Чечек осторожно присыпала корешки землей, пока Мая держала колышек, и потом долго и ласково своими теплыми руками приминала землю вокруг саженца. Но тонкие черные брови ее по-прежнему хмурились и пухлые губы выражали обиду.
Сумерки застали школьников в саду. Огромная задумчивая Чейнеш-Кая со своим мохнатым венком на вершине словно устала целый день глядеть на эту суету: она погасила на себе все краски — лиловые и оранжевые оттенки камней, зелень трав, белизну берез — и накрыла сад своей голубой тенью. Но это не помогло. Долго еще перекликались голоса, гремели ведра — ребята бегали за водой на Катунь и поливали саженцы.
Ведер в школе оказалось мало — на всех не хватало. Чечек, видя, что ей ведра не дождаться, побежала в деревню, к Костиной матери, и попросила у нее бадеечку. Оттуда она сразу прошла на реку, зачерпнула воды; рассеянно поднимаясь по тропочке к саду, шла и плескала воду, шла и плескала, обливая свое пестрое, с красными цветочками платье.
Чечек подошла к своим яблонькам, приподняла бадейку, чтобы полить их. Вдруг какой-то зверек шмыгнул у нее из-под ног в густой куст боярышника.
— Ай! — крикнула Чечек и с размаху поставила на землю бадейку. — Кто это?
В сад с громким криком неожиданно вбежал сынишка Анатолия Яковлевича, маленький Сашка.
— Алеша! Алеша! — закричал он что есть мочи. — Скорей! Твои кролики убежали!
Алеша Репейников бросился из сада.
— Тише! Тише! — кричали на него со всех сторон. — Яблоньки — гляди! Налетишь — сломаешь!
Алеша ничего не слышал. Он ринулся в сарай, где стояли кроличьи клетки. Одна была приоткрыта: кролик перегрыз веревочку на дверце и убежал. А за ним убежали и еще три.
Алеша в отчаянии оглянулся кругом. Одного он увидел сразу — кролик жевал травку у садовой изгороди и пошевеливал длинными ушами. Он был очень доволен, что может побегать в вечерней прохладе по росистой траве. Алеша подкрался к нему и, с размаху упав на землю, схватил кролика, запер в клетку и побежал в сад: