Собрание сочинений. Т. 12. Земля
Шрифт:
Он начинал умиляться, взор его, увлажнившись слезами, блуждал где-то в далеком прошлом. Он говорил правду: г-жа Шарль часто тосковала о маленьком домике на Еврейской улице, скучая в своем буржуазном уединении, несмотря на полное довольство и изнеженность ее теперешнего существования на воздухе, среди цветов и птиц. Закрывая порою глаза, г-жа Шарль снова видела старый Шартр, раскинувшийся на склоне холма, от Соборной площади до берегов Эр. Она входила в город по Сорочьей улице, затем шла через Зольные Ворота по Конюшенной и, чтобы сократить путь, спускалась по лестнице с Плоского Холма, и тут, на
— Да, это очень досадно, очень досадно, — повторял Бюто, в самом деле расстроенный тем, что Шарли не придут к нему на свадьбу.
Но может быть, кузина напишет тете, чтобы она вернулась?
Элоди, которой шел пятнадцатый год, подняла свое бледное, слегка опухшее личико, обрамленное редкими волосами. Она была до того малокровна, что деревенский воздух, казалось, только подчеркивал ее анемичность.
— О нет, — пробормотала она, — бабушка говорила мне, что ей хватит работы больше, чем на две недели. Она должна привезти мне целый мешок конфет, если я буду хорошо себя вести.
Это была ханжеская ложь. После каждой поездки ей привозили мешочек драже, якобы сделанного в кондитерской родителей.
— Ну, тогда, — предложила наконец Лиза, приходите без нее, дядя, приходите с девочкой.
Но г-н Шарль снова пришел в возбуждение и уже не слушал. Он то и дело подходил к окну, как бы подстерегая кого-то и подавляя в себе готовый разразиться гнев. Не будучи больше в силах сдерживать свое негодование, он одним словом выслал девочку из комнаты.
— Иди поиграй немного, милочка.
Затем, когда она, привыкшая к тому, что ей не позволяют присутствовать при разговорах взрослых, вышла, г-н Шарль встал посреди комнаты и скрестил руки. Его полное желтое лицо, своей благообразностью напоминавшее лицо отставного чиновника, передергивалось от негодования.
— Можете себе представить? Вы, наверно, никогда не видали подобной гадости… Обрезаю я свои розы и поднимаюсь на самую верхнюю ступеньку лестницы, машинально перегибаюсь через стену — и что же я вижу?.. Онорина, да, моя прислуга Онорина с мужчиной, — он на ней, а она уже задрала ноги… Ах, свиньи! Ах, свиньи! Подумайте, ведь у самой стены моего сада…
Он задыхался
— Я жду ее, чтобы вышвырнуть за дверь… Шлюха несчастная! Такие твари нам не нужны. Нашим служанкам всегда кто-нибудь ухитряется начинить брюхо. Проходит шесть месяцев, и их, с их распухшими животами, уже нельзя держать в порядочном доме. А какова эта, ведь я же ее застал за самым делом… Нет, нет, наступает конец света, разврат переходит все границы.
Ошеломленные Бюто и Лиза сочли нужным разделить его негодование.
— Конечно, это безобразие, настоящее безобразие!
Ко он снова остановился перед ними.
— А представьте себе, что Элоди влезла бы на лестницу и все увидела! Она такая наивная, она ровно ничего не знает… Ведь мы следим за всем, даже за тем, о чем она думает. Я просто дрожу при мысли, что это могло случиться… Какой удар для госпожи Шарль, если бы она была здесь!
В эту минуту он посмотрел на улицу и заметил, что девочка, движимая любопытством, поставила ногу на первую ступеньку лестницы. Он бросился к окну и закричал сдавленным от ужаса голосом, как будто Элоди стояла на краю пропасти:
— Элоди! Элоди! Спустись и, ради бога, отойди оттуда!
У него подкосились ноги, он опустился в кресло, продолжая изливать свое возмущение распутством служанок. Разве он не накрыл одну из них в курятнике, когда та объясняла малютке, как устроен куриный зад? Довольно уж было хлопот с тем, что происходило вне дома: приходилось оберегать девочку от грубости крестьян и животных. Но то обстоятельство, что безнравственность свила себе прочное гнездо и в самом доме, приводило его в полное отчаяние.
— Вот она возвращается, — резко сказал он. — Сейчас увидите.
Он позвонил и встретил Онорину сидя, со всей строгостью, стараясь держаться спокойно и с достоинством.
— Мадемуазель, складывайте свои вещи и отправляйтесь немедленно. Я уплачу вам за неделю вперед.
Служанка, тщедушная и худенькая, с несчастным и растерянным видом, пыталась что-то объяснить и бормотала извинения.
— Совершенно излишне. Все, что я могу сделать, — это не отдавать вас в руки властей за нарушение правил нравственности.
Тогда она возмутилась:
— Скажите, значит, все дело в том, что вам не заплатили за вход!
Он поднялся и, выпрямившись во весь рост, указал ей властным жестом на дверь. Затем, когда она вышла, он утешил себя тем, что выругался:
— Вы подумайте только, такая шлюха бесчестила мой дом!
— Разумеется, шлюха! Совершенно верно, — любезно согласились Лиза и Бюто.
Бюто вернулся к начатому ранее разговору:
— Так, значит, дядюшка, решено? Вы придете к нам с девочкой?
Господин Шарль все еще не мог успокоиться. Он подходил к зеркалу и затем, довольный своим видом, снова отходил от него.
— Куда это? Ах да! К вам на свадьбу?.. Это очень хорошо, дети мои, что вы решили пожениться… Можете на меня рассчитывать, я приду, но только не обещаю вам привести с собой Элоди. Знаете, ведь на свадьбах любят иногда распускать языки… Не правда ли? А как я только что выставил эту шлюху за дверь, а? Бабам нельзя давать безобразничать. До свиданья, рассчитывайте на меня.