Собрание сочинений. Т. 16. Доктор Паскаль
Шрифт:
Клотильда спала у ложа мертвого Паскаля, и ничто не нарушало покоя спальни. Туда не доносилось никаких звуков, только часы на камине легонько пробили три раза. Свечи горели длинным ровным пламенем; воздух был недвижим. Но сквозь тяжелый сон без сновидений Клотильда все же расслышала какой-то шум, все нарастающую кошмарную пляску. Открыв наконец глаза, она сначала ничего не поняла. Где она? Почему такая тяжесть на сердце? И вдруг она с ужасом вернулась к действительности; она увидела Паскаля, услышала крики Мартины где-то рядом и бросилась
Еще с порога Клотильда мгновенно все поняла: широко распахнутый, опустошенный шкаф, Мартина в безумном страхе перед пожаром, ликующая Фелисите, которая толкает ногой в огонь последние обрывки папок. Дым, летающие хлопья сажи наполняли комнату, а вой пламени казался хрипом жертвы среди сатанинской пляски, только что услышанной Клотильдой сквозь сон.
И с ее губ сорвался крик — те самые слова, которые грозовой ночью выкрикнул Паскаль, застав ее за кражей бумаг:
— Воровки! Убийцы!
Клотильда стремительно бросилась к камину; невзирая на злобное гуденье, на раскаленные куски сажи, рискуя опалить волосы и обжечь руки, она схватила кучку еще не уничтоженных пламенем листков и мужественно затушила их, прижав к груди. Но рукописей было совсем мало, жалкие остатки, едва набралась страница, крохи огромной работы, исполинского, терпеливого труда целой жизни, который огонь уничтожил за два часа. Клотильду охватил гнев, порыв яростного негодования.
— Вы воровки, убийцы!.. То, что вы сделали, — хуже убийства! Вы осквернили смерть, убили мысль, убили дух!
Старая г-жа Ругон не смутилась. Напротив, она выступила вперед, не испытывая никаких угрызений, подняв голову, готовая защищать вынесенный ею и приведенный в исполнение приговор.
— Это так ты разговариваешь со мной, твоей бабушкой?.. Я сделала то, что должна была сделать, то, в чем и ты когда-то хотела нам помочь.
— Тогда вы довели меня до сумасшествия. Но с тех пор я жила, любила и поняла… К тому же это священное наследство, вверенное моему попечению, последняя мысль усопшего, все, что осталось от великого ума и чем я должна была поделиться со всеми… Да, верно, ты моя бабушка! Но знай, ты только что сожгла своего сына!
— Ты считаешь, что я сожгла Паскаля, потому что сожгла его бумаги! — вскричала Фелисите. — Ну что ж, я не задумываясь спалила бы весь город, только бы спасти славу нашей семьи!
Она все еще наступала, воинствующая, ликующая; а Клотильда, положив на стол спасенные ею почерневшие обрывки, защищала их всем своим телом, боясь, как бы Фелисите не бросила их снова в камин. Но г-жа Ругон не обращала на них внимания, не замечала она и пламени камина, которое, к счастью, гасло само по себе, а Мартина, вооружившись лопаткой, тушила сажу и последние искры горячего пепла.
— Ты отлично знаешь, — продолжала старуха, маленькая фигурка которой, казалось, выросла на глазах, — что я помышляю только об одном, лелею одну мечту, одну страсть — преуспеяние и владычество нашей семьи. Я билась за это,
Широким жестом она указала на пустой шкаф, на камин, в котором затухали последние искры.
— Теперь все кончено, наша слава спасена, эти мерзкие бумаги больше не станут нас обвинять, умирая, я буду знать, что больше ей ничто не угрожает… Ругоны победили.
Служанка направилась за нею, но, обернувшись, уловила движение молодой хозяйки. Она вернулась.
— Я уйду отсюда, барышня, послезавтра, как только похоронят хозяина.
Наступило молчание.
— Но я не собираюсь рассчитывать вас, Мартина. Я знаю, что не вы главная виновница… Вот уже тридцать лет, как вы живете в этом доме. Оставайтесь же, оставайтесь со мной.
Старая дева, измученная, бледная как полотно, покачала седой головой.
— Нет, я служила хозяину и после него не буду служить никому!
— Даже мне!
Мартина подняла глаза, посмотрела в лицо молодой женщине — этой девочке, которую так любила и которая выросла у нее на глазах:
— Вам, нет!
Клотильда смешалась, хотела было рассказать о ребенке, которого носила, о ребенке Паскаля, ему-то Мартина, быть может, согласится служить. Но старуха угадала ее мысли, вспомнила подслушанный разговор, кинула взгляд на живот будущей матери, у которой беременность еще не была видна. Одно мгновенье она, казалось, размышляла. Потом четко сказала:
— Вы о ребенке? Нет!
И тут же сообщила Клотильде расчеты, которые сделала, как оно и полагается практичной женщине, знающей цену деньгам.
— Мне есть на что жить, я поселюсь где-нибудь на покое и буду тратить проценты со своих сбережений… А вас, барышня, я могу оставить, — нужда вам больше не угрожает… Завтра господни Рамон объяснит вам, как удалось спасти у нотариуса годовой доход в четыре тысячи франков. А пока что вот ключ от секретера, где вы найдете пять тысяч франков, их оставил хозяин… О, я отлично знаю, у нас с вами не будет недоразумений. Хозяин не уплатил мне за три месяца, но у меня есть расписки, которые это подтверждают. Кроме того, в последнее время я из собственного кармана истратила около двухсот франков, а он даже и не знал, откуда шли деньги. Все это у меня записано, и я спокойна — вы, барышня, не захотите обсчитать меня ни на один сантим… А послезавтра, когда хозяина уже не будет здесь, уйду и я.