Собрание сочинений. Т. 17.
Шрифт:
Но она, очевидно, забыла одну подробность, потому что сестра Гиацинта, предупредив выразительным взглядом аудиторию, тихонько шепнула Софи:
— А что вы сказали графине, начальнице вашей палаты, Софи?
— Ах да!.. Я взяла с собой слишком мало тряпок, чтобы обертывать ногу, вот я и сказала: «Пресвятая дева хорошо сделала, что исцелила меня в первый же день, а то у меня кончился бы весь мой запас».
Снова раздался смех. Девочка была так мила и так чудесно было ее исцеление! Ей пришлось, по просьбе г-жи де Жонкьер, рассказать еще историю про башмаки, красивые новенькие башмаки, которые ей подарила графиня; девочка пришла в такой восторг,
Пьер задумался, побледнел; ему было как-то не по себе, он продолжал разглядывать девочку. Немного спустя он задал ей еще несколько вопросов. Она, безусловно, не лгала, но он подозревал некоторое искажение истины; от радости, что она выздоровела и стала значительной маленькой особой, Софи, очевидно, приукрасила правду, что было вполне понятно. Кто знает теперь, не потребовалось ли на самом деле много дней на это якобы мгновенное и полное зарубцевание? Где свидетели?
— Я была там, — рассказывала между тем г-жа де Жонкьер, — Софи находилась не в моей палате, но я видела ее в то самое утро: она хромала.
Пьер с живостью перебил ее:
— Ах, вы видели ее ногу до и после погружения в источник?
— Нет, нет, я не думаю, чтобы кто-нибудь видел ее ногу, так как она была в компрессах… Софи сама сказала, что тряпки упали в бассейн… — И, обращаясь к девочке, она добавила: — Да она покажет вам ногу… Не правда ли, Софи? Расшнуруйте башмак.
Девочка уже снимала башмак и чулок; движения ее, быстрые и непринужденные, доказывали, что это вошло у нее в привычку. Она вытянула чистую, беленькую, даже холеную ножку с розовыми, ровно подстриженными ногтями и принялась поворачивать ее, чтобы священнику удобнее было ее осмотреть. Над лодыжкой отчетливо виднелся длинный белый рубец, свидетельствовавший о том, что здесь была когда-то большая язва.
— Ну, господин аббат, возьмите пятку, жмите ее изо всех сил, мне не больно!
У Пьера вырвался невольный жест, и можно было подумать, что могущество святой девы восхитило его. Но его мучило сомнение. Какая же действовала здесь неведомая сила? Вернее, какой неправильный диагноз врача, какое стечение ошибок и преувеличений привели к этой прекрасной сказке?
Всем больным захотелось посмотреть на чудесную ножку, на это очевидное доказательство благодатного исцеления, к которому все они так стремились. Первой прикоснулась к ней Мария, — она уже меньше страдала, сидя в своем ящике. Затем г-жа Маз, оторвавшись от тоскливых дум, посмотрела и уступила место г-же Венсен, а та готова была поцеловать эту ножку за надежду, которую она вселила в нее. Г-н Сабатье слушал девочку, разинув рот; г-жа Ветю, Гривотта, даже брат Изидор с любопытством открыли глаза, а лицо Элизы Руке приняло необыкновенное выражение, вера преобразила его, сделала почти красивым: разве исчезнувшая язва не была ее собственной язвой, затянувшейся, сглаженной, и ее лицо, на котором останется лишь небольшой шрам, не будет ли снова таким, как у всех?
Софи все еще стояла, держась за железную перекладину, подпиравшую полку, и без устали поворачивала ногу то вправо, то влево, с гордостью и радостью наблюдая, какой трепетный восторг, какое благоговейное почтение вызывала частица ее особы, эта маленькая ножка, ставшая как бы священной.
— Должно быть, нужно крепко верить и обладать большой духовной чистотой… — вслух подумала Мария. И, обращаясь к отцу, добавила: — Я чувствую, папа, что
— Да ведь тебе и впрямь десять лет, милочка! Не правда ли, Пьер, и у десятилетней девочки душа не может быть чище?
Господин де Герсен, увлекавшийся несбыточными мечтами, обожал рассказы о чудесах. А священник, глубоко взволнованный беспредельной чистотою девушки, не стал спорить и оставил ее во власти утешительной иллюзии, парившей над всеми.
После отъезда из Пуатье воздух отяжелел, медно-красное небо предвещало грозу, поезд, казалось, мчался сквозь раскаленную печь. Под палящим солнцем мелькали угрюмые, пустынные деревни. В Куэ-Верак снова прочли молитву и пропели славословие святой деве. Однако религиозное рвение притупилось. Сестра Гиацинта, не успевшая позавтракать, решилась наконец съесть маленький хлебец и фрукты, не отходя от больного, — его тяжелое дыхание стало ровнее. Только в три часа в Рюфеке прочли вечернюю молитву богородице.
— Ora pro nobis, sancta Dei Genitrix, ut digni efficiamur promissionibus Christi [10] .
Когда кончили молитву, г-н Сабатье, наблюдавший за Софи, пока та надевала чулок и башмак, обратился к г-ну де Герсену:
— Случай с этой девочкой, несомненно, представляет интерес, сударь. Но в этом еще нет ничего особенного, бывают гораздо более примечательные… Вы знаете историю бельгийского рабочего Пьера Рюдера?
Все умолкли, прислушиваясь.
10
Молись за нас, пресвятая матерь божья, дабы стали мы достойны обетований Христовых (лат.).
— Этот человек сломал ногу, упав с дерева. Восемь лет кости не срастались и торчали из раны, которая постоянно гноилась, нога безжизненно повисла и болталась, как обрубок… И вот! Стоило ему выпить стакан чудотворной воды, как кости встали на место и срослись, он начал ходить без костылей, и врач сказал ему: «Нога у вас совсем здоровая, словно вы только что родились». И в самом деле нога как будто и не болела.
Никто не произнес ни слова, только глаза горели восторгом и надеждой.
— Кстати, — продолжал г-н Сабатье. — Эта история напомнила мне случай с каменотесом Луи Бурьеттом, он одним из первых исцелился в Лурде. Вы не знаете?.. Его ранило при взрыве мины. Правый глаз он потерял безвозвратно, опасность угрожала и левому… И вот однажды он послал дочку набрать мутной воды в источнике, который тогда еле сочился. Потом, горячо помолившись, он промыл глаз этой грязной водой. И вдруг вскрикнул: он прозрел, он стал видеть так же хорошо, как мы с вами… Лечивший его врач написал об этом обстоятельную статью, не вызывающую ни малейшего сомнения.
— Изумительно! — пробормотал восхищенный г-н де Герсен.
— Хотите еще пример, сударь? Это знаменитый случай с Франсуа Макари, слесарем из Лавора. Восемнадцать лет он страдал от глубокой гнойной язвы и закупорки вен на левой ноге. Он не мог двигаться, врачи приговорили его всю жизнь быть калекой… И вот как-то вечером, запершись у себя в комнате, он берет бутылку лурдской воды, снимает повязки, моет обе ноги, а остаток воды выпивает. Затем он ложится спать, засыпает и наутро смотрит, щупает — ничего! Все исчезло — и закупорка и язвы… Кожа на колене, сударь, стала гладкой и свежей, как у двадцатилетнего юноши.