«Всяк солдат слуга ПрестолаИ защитник от врагов…Повтори!.. Молчишь, фефёла?Не упомнишь восемь слов?Ну, к отхожему дневальным,После ужина в наряд»…Махин тоном погребальнымОтвечает: «виноват!»«Ну-ка, кто у нас бригадный?»Дальше унтер говорит —И, как ястреб кровожадныйВсе глазами шевелит…«Что — молчишь? Собачья морда,Простокваша, идиот…Ну-ка, помни, помни ж твердо!» —И рукою в ухо бьет.Что же Махин? Слезы льются,Тихо тянет «виноват»…Весь дрожит, колени гнутсяИ предательски дрожат.«Всех солдат почетно званье —Пост ли… знамя… караул…Махин, чучело баранье,Что ты ноги развернул!Ноги вместе, морду выше!Повтори, собачий сын»…Тот в ответ все тише, тишеЖалко шепчет: «господин»…«Ах, мерзавец!
Ах, скотина!»В ухо, в зубы… раз и раз…Эта гнусная картинаОбрывает мой рассказ…<1906>
Трепов — мягче сатаны,Дурново — с талантом,Нам свободы не нужны,А рейтузы с кантом.Сослан Нейдгарт в рудники,С ним Курлов туда же —А за старые грехиАлексеев даже…Монастырь наш подарилНищему копейку,Крушеван усыновилСтарую еврейку…Взял Линевич в плен спьянаТри полка с обозом…Умножается казнаВывозом и ввозом.Витте родиной живетИ себя не любит.Вся страна с надеждой ждет,Кто ее погубит…Разорвался апельсинУ Дворцова моста…Где высокий господинМаленького роста?Самый глупый человекЕдет за границу;Из Маньчжурии калекОтправляют в Ниццу.Мучим совестью, ФроловС горя застрелился;Губернатор ХомутовСледствия добился.Безобразов заложилПерстень с бриллиантом…Весел, сыт, учен и милПахарь ходит франтом.Шлется Стесселю за честьОт французов шпага;Манифест — иначе естьВажная бумага…Интендантство, сдав ларек,Все забастовало,А Суворин-старичокПерешел в «Начало».Появился Серафим —Появились дети.Папу видели за симВ ложе у Неметти…В свет пустил святой синодБез цензуры святцы,Витте-граф пошел в народ…Что-то будет, братцы?..Высшей милостью трухаХочет общей драки…Все на свете чепуха,Остальное враки…<1905>
Кровь ударяет горячей волною в виски,Некуда скрыться от острой, щемящей тоски…Мертвая жизнь без значенья, холод души, пустота…Прошлое — яркая сказка, манит к себе, как мечта…С жалкой улыбкой безверья, хмурый, заглянешь вперед —Вздрогнешь и прочь отвернешься… долгий, безрадостный год.Люди восстали и ропщут, люди к свободе идут,Право и волю добудут, светлый и радостный труд.Видишь бесстрашные лица, слышишь горячую речь,Но в потухающем сердце пламя опять не зажечь…Время торопит решеньем, дерзко врывается в дверь.Что же? Решай, малодушный, — иль никогда, иль теперь!Люди восстали и ропщут, люди к свободе идут;Вышли живые на битву, мертвые в ямах гниют.С смелой, призывною речью к братьям восставшим иди!Честный решает недолго — честный всегда впереди…Кровь ударяет горячей волною в виски,Некуда скрыться от острой, щемящей тоски…С горькой улыбкой безверья смотришь тоскливо вокруг…Что это — только безверье иль перед жизнью испуг?..<1906>
СТИХИ 1905–1906 ГОДОВ, НЕ ВОШЕДШИЕ В КНИГУ «РАЗНЫЕ МОТИВЫ»
Приходит первый раз ночь в глубине могилы…О где весь блеск твоей сверкавшей силы?В сырой земле пришлось тебе постлать.Как в эту ночь ты будешь почивать?Последний дождь смочил твои подушки,Испуганы грозой кричат во тьме пичужки,Лампада не горит — лишь холодно печальныйКрадется лунный луч в твоей опочивальне.Часы скользят — ты будешь спать до света?Ты слышишь ли, как я, на башне звоны где-то?Как я могу на миг уснуть и не страдать,Когда, моя любовь, тебе так плохо спать?<1905>?
Мне снилось, что Плеве с печальным лицом Со мной говорил о России,Портсмутского графа назвал он глупцом, Про прочих промолвил: «Слепые!До мелочи вижу ошибки их тут, И страшно за них мне обидно —Они к революции сами идут, Забыв о последствиях, видно.И мне самому приходилось спасать Россию от вредных учений,Давал и приказы сажать и стрелять, Но мера была для гонений…Устроишь приличный еврейский погром, Закроешь три высшие школы,—Но нынче играют огнем и мечом Они, как лихие монголы.Они малолетних ссылают в Сибирь, Они города выжигают,—И скоро вся Русь превратится в пустырь, Где совы одни обитают.Кто ж будет налоги и штрафы платить? Чем заняты будут жандармы?Кто будет начальство высокое чтить И строить дома и казармы?..Нет, надо сознаться, что беден умом Мой новый преемник безбожно,—Опасно играть отточенным мечом, Опасно, порезаться можно…»И вспомнил фон Плеве карьеру свою, Свои министерские розы,И жал он сочувственно руку мою, И лил крокодиловы слезы.Я в страхе проснулся… уж день наступал (Три четверти пятого было),И
долго плевался, и долго шептал: «Спаси, сохрани и помилуй!»<1906>
Моя жена — наседка,Мой сын, увы, — эсер,Моя сестра — кадетка,Мой дворник — старовер.Кухарка — монархистка,Аристократ — свояк,Мамаша — анархистка,А я — я просто так…Дочурка-гимназистка(Всего ей десять лет)И та социалистка —Таков уж нынче свет!От самого рассветаСойдутся и визжат —Но мне комедья эта,Поверьте, сущий ад.Сестра кричит: «Поправим!»Сынок кричит: «Снесем!»Свояк вопит: «Натравим!»А дворник — «Донесем!»А милая супруга,Иссохшая, как тень,Вздыхает, как белуга,И стонет: «Ах, мигрень!»Молю Тебя, Создатель(Совсем я не шучу),Я русский обыватель —Я просто жить хочу!Уйми мою мамашу,Уйми родную мать —Не в силах эту кашуОдин я расхлебать.Она, как анархистка,Всегда сама начнет,За нею гимназисткаИ весь домашний скот.Сестра кричит: «Устроим!»Свояк вопит: «Плевать!»Сынок шипит: «Накроем!»А я кричу: «Молчать!!»Проклятья посылаюРодному очагуИ втайне замышляю —В Америку сбегу!..<1906>
От российской чепухиЧерепа слетают,Грузди черные грехиКровью заливают…На печи поет сверчок:«Есть для всех веревка»,Раз не пишет дурачок,Значит, забастовка…Две вороны на крестеКрыльями махали,Но в толпу по добротеВовсе не стреляли…Выбирают полякиДушечку Скалона,Напоролась на штыкиГлупая ворона…В Риге столб сооружен —«Павшим полицейским».Граф Портсмутский награжденЗванием лакейским…Дали франкам мы в заёмПод процент обычный,Предварительный же домОбращен в публичный…В Думе правым мужикиНаплевали в кашу,С жерновом на дно рекиБросили мамашу…Петр Великий на НевеМолвил: «Упустили»…Только что прочел в «Молве» —«Зритель» разрешили…Пожилой и хилый врачВысек генерала,Как-то дурень съел калачИ… его не стало…Конституцию ввелиИ у Менелика,Три студента в баню шли —Тяжкая улика!Сам сиятельный сифонБегает на корде;По-французски — «mille pardons» [17] ,А у нас — по морде!Жан Кронштадтский — чудеса! —Сделался гусаром,Мужиков на небесаПринимают даром.Потащили на допросМилое семейство,На жандарма был донос,—Экое злодейство!Радость людям, радость псам —Думу открывают!Льются капли по усам,В рот не попадают…Стал помещик у сохи —Градом пот катится,Ох, от русской чепухиГолова кружится…<1906>
Дух свободы… К перестройке Вся страна стремится,Полицейский в грязной Мойке Хочет утопиться.Не топись, охранный воин,— Воля улыбнется!Полицейский! будь покоен,— Старый гнет вернется…<1906>
скучая, один испан., воен., мол., крас., вполне обеспеч., жел. познаком. с такою же дамой, чтобы изредка езд. катат., в теат., конц. и т. п.
«Нов. Вр.» № 10759
О, испанец благородный!Прочитавши эти строки,Признаюсь, я был поверженВ бесконечное смущенье…Разве в той стране чудесной,Что Испанией зовется,Воин, стыд и честь забывши,Ищет ласки по газетам?Нет, гидальго, вы испанцемНазвались лишь для рекламы,Чтобы грузную купчихуСоблазнить огнем испанским.О, испанец из военных.О, скучающий красавец!Не из тех ли вы испанцев,Что Альфонсами зовутся?..<1906>
Когда поэт, описывая даму,Начнет: «Я шла по улице. В бока впился корсет»,Здесь «я» не понимай, конечно, прямо —Что, мол, под дамою скрывается поэт.Я истину тебе по-дружески открою:Поэт — мужчина. Даже с бородою.<1909>