Собрание сочинений. Т. 4. Дерзание.Роман. Чистые реки. Очерки
Шрифт:
Иван Иванович заметил ее взгляд, и его тоже охватило беспокойство: куда же сбежал Алеша?
«Видно, очень нервный мальчик. Сколько ему? Пятнадцать лет? Самый трудный возраст! Еще и пятнадцати-то нет. Да-да, после той сталинградской бомбежки ему пять лет исполнилось…»
Иван Иванович уже не раз ловил пытливый взгляд Вари, и это вызывало в нем досаду на нее. Разве можно шутить с чувствами? Все равно что с огнем играть!
В коридоре раздался телефонный звонок.
— Алеша звонил, — сообщил Решетов Ларисе. — Он домой поехал, просил передать, чтобы вы не тревожились.
— Почему он убежал от нас? Видно,
— За девчатами еще не ухаживает? — спросил Злобин.
— Пока не заметно, хотя знакомых девочек у него много. Он конькобежец хороший, в волейбол играет, да и в музыкальной школе есть друзья. Но говорит, что еще ни разу в жизни не влюблялся.
Все засмеялись, а Иван Иванович мягко сказал, не глядя на Ларису:
— Алеша обиделся бы на вас. Он ведь с вами, наверное, по душам говорил.
Лариса смутилась:
— Да, обиделся бы. Он очень серьезный мальчик.
— Отразилась на нем военная обстановка? — спросила Варя.
— Еще бы! Столько пришлось пережить!
В голосе женщины прозвучала такая боль, что Иван Иванович невольно поднял глаза. Внешне Лариса действительно мало изменилась за прошедшие десять лет. Но тогда, в Сталинграде, несмотря на невыносимую тяжесть обстановки, она в полной мере обладала обаянием молодости, даже горе придавало ей трогательную прелесть. Сейчас все в ней выражало силу и ум, но она уже перешагнула пору расцвета, и прежнее женственное очарование как бы потускнело со временем. Еще горел румянец, ярко блестели серые глаза и золотистые искры по-прежнему светились в пышных, просто причесанных волосах, но той прежней, нежной и огневой Ларисы, какой она осталась в памяти Аржанова, уже не было. Суровым казалось лицо, спокойно лежали на краю стола ее руки хирурга с чуть сморщенной, суховатой от постоянного мытья кожей. Все было знакомым и в то же время иным. Едва успев осознать это, Иван Иванович понял, что такая Лариса для него еще ближе и дороже.
«И лучше бы не видеть ее совсем!» — прозвучало в его душе. Он отвернулся и снова встретился с взглядом Вари, которая сидела с Мишуткой возле Галины Остаповны.
Она тепло улыбнулась мужу, а он не улыбнулся в ответ: не смог. В этот момент Решетов поднял рюмку и сказал серьезно:
— Давайте выпьем за здоровье Тартаковской.
— С великим удовольствием! — отозвался Злобин.
— И за здоровье нашего Про Фро, — добавил Иван Иванович, — без него мы сели бы на мель.
Фирсова тоже оживилась и так похорошела сразу, что Мишутка неожиданно спросил:
— Эта тетя красивая, да? — и показал на нее пальчиком.
Выбравшись из рук матери, он бочком пролез к стулу Ларисы.
— Ты мне что-то сказать хочешь? — спросила она с улыбкой.
— У тебя ямочки на лице… Кто их сделал?
— Вот так вопрос! — воскликнул Злобин со смехом.
— Леонид, это пошлость! — сразу взорвалась Раечка. — Нельзя так извращать наивный вопрос ребенка!
— Помилуй, почему пошлость?
— А ты даже не замечаешь?! Понятно: вы на фронте привыкли вести себя как жеребчики!
Злобин покраснел до корней светлых волос.
— Ну, знаешь!.. Если ты привыкла не стесняться при собственных детях, то хоть бы при чужих постыдилась!
— При чужом ребенке, ты хочешь сказать? Ну конечно, не женщину же ты имеешь в виду!.. Фронтовая подруга! Мы в тылу
— А мы там веселились! — перебил Злобин, и нехорошо, неловко стало людям, помнившим его хладнокровие и невозмутимость в военной обстановке, — так нервно исказились черты его лица, с такой ненавистью посмотрел он на свою малютку жену, на ее искусные локоны и бантики ее прозрачной блузки. — Ты сама опошляешь все: и верность, и дружбу, и даже любовь к родине.
— Я?! — Раечка разразилась истерикой, но никто не тронулся с места, чтобы помочь ей.
— Ни стыда, ни совести! — пробурчал Злобин, сумрачно глядя, как изгибалась она на стуле, то хохоча, то рыдая.
Только Галина Остаповна подошла к ней со стаканом воды и, взяв за руку, сказала:
— Пойдемте в спальню, там посидите, успокойтесь, перестаньте, а то ребенка напугаете.
Раечка нехотя повиновалась: чувствуя, что снова хватила через край.
Что касается ребенка, то Мишутка совсем не испугался. Наоборот, он с живейшим любопытством наблюдал дикую сцену этого «куража», уверенный, что дядя Леонид сейчас отшлепает свою капризную Раечку.
— Вы уж простите! — сказал Злобин, с горькой, виноватой усмешкой посматривая то на Ларису, то на друзей.
— Полно, Леонид Алексеевич! — сердито ответил за всех Решетов. — Разве мы не знаем твою взбалмошную супругу! Не в ней дело. За тебя больно, дорогой!
«Как это возмутительно!» — думала Варя, глядя на Ларису, которая сидела, опустив голову, точно стыдясь смотреть на окружавших ее людей.
Ларисе было очень тяжело. Ведь такое нередко встречалось в ее жизни. Пусть в иной форме, но ее уже не раз оскорбляли. За что же? За то, что она красива и одинока? Но разве она виновата в своем одиночестве? Разве она сама разрушила свою семью?
Она выпрямилась и встретилась со взглядом Аржанова. Он смотрел на нее явно расстроенный, но что-то большее, чем жалость, чем простое человеческое сочувствие, светилось в его глазах. Если бы он посмотрел на нее так до выходки жены Злобина!.. Если бы Лариса ощутила эту теплоту при первой встрече, или когда приходила к нему по поводу Наташи, или сегодня, когда он здоровался с нею! А сейчас… Можно ли так смотреть на нее после нанесенного ей оскорбления?!
Брови Ларисы нахмурились, и взгляд ее стал задумчиво далеким.
— Я часто думаю о судьбе миллионов женщин, так же как я, лишенных семейного счастья. Кто мы? Матери и кормилицы своих детей, труженицы, отдающие силы общему делу, а в личной жизни мы однокрылые птицы. Война обломала нам крылья, и, конечно, мы не можем летать вместе со стаей. — И еще у нее вырвалось с глубокой грустью: — Как хорошо, что здесь не было Алеши!
Часть вторая
Ошеломленная многолюдством и суетней, Елена Денисовна поглядела вслед такси, снова покатившему по московской улице, просторно огороженной каменными громадами домов. По горячему асфальту тротуара сплошным потоком текла толпа людей, а между тротуаром и точно под гребенку подстриженной живой изгородью, за которой зеленели липы бульвара, бежали автомобили. И в центре широченного проспекта среди бульваров, протянувшихся вдаль своими аллеями, тоже катились машины. Как перебраться на ту сторону через этот поток, если понадобится? Как тут не растеряться?