Собрание сочинений. Т. 9.
Шрифт:
— Вам сегодня ничего не угодно, сударыня?
— Нет, благодарю вас, — отвечала Анриетта. — Я просто прогуливаюсь, мне вздумалось посмотреть, что у вас тут делается.
Когда она остановилась, он заговорил, понизив голос. Внезапно у него зародился план. Он принялся льстить ей и бранить «Счастье»: хватит с него, он предпочитает уйти, чем продолжать работать в таком хаосе. Анриетта охотно слушала и, воображая, что переманивает его из «Дамского счастья», предложила поступить к Бутмону на должность заведующего отделом шелков, когда магазин «Четыре времени года» будет вновь отделан. Соглашение было заключено; они перешептывались, обсуждая подробности, а г-жа Гибаль тем временем рассматривала выставленные товары.
— Позвольте предложить вам букетик фиалок, — громко произнес Гютен, указывая на лежащие на столе три-четыре букетика-премии, которые он взял в кассе, чтобы самому поднести дамам.
— Ах нет, ни за что на свете! — воскликнула Анриетта,
Они поняли друг друга и, обменявшись многозначительным взглядом и улыбкой, расстались.
Разыскивая г-жу Гибаль, г-жа Дефорж неожиданно увидела рядом г-жу Марти. Последняя уже битых два часа носилась по магазину со своей дочерью Валентиной в припадке бешеной расточительности; после таких приступов она всегда чувствовала себя сконфуженной и разбитой. Она обошла мебельный отдел, превратившийся в огромный девичий будуар благодаря устроенной в нем выставке лакированной белой мебели; затем отдел лент и фишю, где вздымались белые колонны, между которыми был натянут белый тент, осмотрела отдел приклада и позументов, где белая бахрома окаймляла сооружения, искусно сложенные из карточек с пуговицами и пакетиков с иголками, и, наконец, трикотажный отдел, где толпа задыхалась, глазея на гигантскую декорацию, на блистательное название «Дамское счастье», начертанное трехметровыми буквами, которые были составлены из белых носков, расположенных на фоне красных. Но особенно привлекали г-жу Марти новые отделы; стоило открыться какому-нибудь отделу, как она спешила почтить его своим присутствием, устремлялась туда и покупала все, что попадалось под руку. Только что она провела добрый час в отделе мод, находившемся в новом салоне второго этажа; она заставляла опустошать шкафы, снимать шляпы с палисандровых подставок, стоявших на двух столах, и без конца примеряла себе и дочери белые шляпы, белые капоры и белые токи. Потом она спустилась в обувной отдел, помещавшийся в глубине галереи нижнего этажа непосредственно за отделом галстуков и впервые открытый в этот день; тут она перевернула вверх дном все витрины; ее охватывало какое-то болезненное вожделение при виде всех этих белых атласных туфель с оторочкой из лебяжьего пуха, ботинок и белых атласных башмачков на высоких каблуках в стиле Людовика XV.
— Ах, дорогая моя, вы себе и представить не можете, — лепетала она, — какой здесь исключительный выбор капоров! Я один взяла себе, другой — дочери… А какая у них обувь, правда, Валентина?
— Изумительная! — подхватила девушка тоном опытной женщины. — Там есть высокие полусапожки по двадцать франков пятьдесят. Ах, какие полусапожки! За ними все время следовал приказчик, волоча стул, уже заваленный ворохом покупок.
— Как поживает ваш муж? — спросила г-жа Дефорж.
— Да как будто неплохо, — отвечала г-жа Марти, застигнутая врасплох этим ядовитым вопросом, заданным в минуту, когда она была охвачена горячкой трат. — Он все там же, дядя должен был сегодня утром его навестить.
Вдруг она воскликнула в экстазе:
— Посмотрите только, что за прелесть!
Пройдя несколько шагов, наши дамы очутились в новом отделе цветов и перьев, размещенном в центральной галерее, между отделами шелков и перчаток. Под лучами яркого солнца, проникавшими сквозь стеклянную крышу, отдел казался гигантским цветником или огромным белым снопом цветов, размерами со столетний дуб. Он был опоясан бордюром из мелких цветочков — фиалок, ландышей, гиацинтов, маргариток, всевозможных цветов нежно-белых оттенков, — вроде того как обсаживают дорожки сада. Над всем этим поднимались букеты белых роз телесного оттенка, крупные белые пионы, чуть окрашенные алым, и белые пушистые хризантемы с золотыми звездочками тычинок. Цветы поднимались все выше и выше; тут были стройные мистические белые лилии, ветви цветущих яблонь, огромные букеты благоухающей сирени, а над этим буйным цветением, на высоте второго этажа, трепетали султаны из страусовых перьев, словно легкое дыхание, исходящее от всех этих белых цветов. Целый угол был занят венками и украшениями из флердоранжа. Тут были металлические цветы, серебристые репейники, серебряные колосья. В листве, над цветами, среди всего этого муслина, шелка и бархата, где капли клея казались каплями росы, порхали птички с Антильских островов, предназначенные для отделки шляп, пурпуровые тангара с черными хвостами и райские птицы, у которых брюшко переливает всеми цветами радуги.
— Я куплю ветку яблони, — продолжала г-жа Марти. — Не правда ли, она восхитительна?.. А эта птичка, посмотри, Валентина! Пожалуй, я ее тоже возьму!
Между тем г-же Гибаль надоело стоять среди движущейся толпы, и она сказала:
— Ну, вы, очевидно, будете тут еще покупать, а мы пойдем наверх.
— Нет, нет, подождите меня! — воскликнула г-жа Марти. — Я тоже наверх… Там парфюмерный отдел. Мне необходимо зайти в парфюмерный отдел.
Этот отдел, открытый лишь накануне, находился рядом с читальным залом. Чтобы избегнуть толкотни
— Ну вот, теперь все кончено, я к вашим услугам, — сказала г-жа Марти, нагрузившись туалетной водой, зубным порошком и косметикой. — Пойдемте к госпоже де Бов.
На площадке большой центральной лестницы ее внимание приковали японские изделия. Этот отдел сильно разросся с того дня, как Муре рискнул устроить здесь небольшой киоск с кое-какими подержанными безделушками; они имели такой успех, какого, никак не ожидал даже сам Муре. Не многие отделы начинали так скромно. Теперь же тут было изобилие старинной бронзы, старинной слоновой кости, старинных лаков; оборот отдела за год достиг полутора миллионов франков; путешественники переворошили весь Дальний Восток, обшаривая ради этого отдела дворцы и храмы. Впрочем, число отделов продолжало расти, и в декабре открыли два новых, предвидя затишье зимнего сезона: книжный отдел и игрушечный, которые, конечно, тоже должны были развиться и со временем смести соседнюю мелкую торговлю. Отдел японских изделий за четыре года существования успел привлечь к себе внимание всего артистического Парижа.
На этот раз г-жа Дефорж, хотя и не без досады на себя, — ибо она только что поклялась больше ничего не покупать, — не устояла перед вещицей из слоновой кости тончайшей работы.
— Отнесите мне ее в соседнюю кассу, — быстро сказала она. — Девяносто франков, не так ли?
Заметив, что г-жа Марти с дочерью поглощены созерцанием какого-то дрянного фарфора, она бросила им, увлекая за собой г-жу Гибаль:
— Вы нас найдете в читальном зале… Я так устала, что хочу немного посидеть.
Но в читальном зале дамам не пришлось сесть: все стулья вокруг стола, заваленного газетами, оказались занятыми. Здоровенные толстяки читали, развалившись, выпятив живот, и им и в голову не приходило вежливо уступить место дамам. Несколько женщин писали, уткнувшись носом в бумагу и словно прикрывая письмо цветами своих шляп. Графини де Бов, впрочем, тут не оказалось, и Анриетта уже начала было терять терпение, как вдруг увидела Валаньоска, который тоже разыскивал жену и тещу. Он поклонился и сказал:
— Они, наверное, в отделе кружев, их оттуда никак не вытащишь… Пойду-ка взгляну.
Он любезно разыскал для дам два стула и удалился.
В кружевном отделе давка с каждой минутой все возрастала. Грандиозная выставка белых товаров достигла здесь своего апогея в ослепительной белизне тончайших драгоценных кружев. Это было наиболее опасным искушением, желания бешено разгорались, женщины прямо сходили с ума. Отдел был превращен в белую капеллу. Тюль и гипюр ниспадали сверху, образуя белое небо, легкую завесу облаков, застилающую своею тонкой сетью утреннее солнце. Вокруг колонн, в белом трепете простершись до самой земли, спускались волны мехельнских и валансьенских кружев, похожие на пачки балерин. На всех прилавках, со всех сторон блистала снежная белизна испанских блонд, легких, как дуновение ветерка, брюссельских аппликаций, с крупными цветами на тонкой основе, кружев ручной работы и кружев венецианских, с более тяжелым рисунком, алансонских и брюггских, блиставших царственным и поистине церковным великолепием. Казалось, здесь находится жертвенник какого-то божества женских нарядов.
Госпожа де Бов, давно уже прогуливавшаяся с дочерью вдоль прилавков, испытывала чувственную потребность погрузить руки во все эти ткани; наконец она решила попросить Делоша показать ей алансонские кружева. Тот сначала вынул имитацию, но она захотела посмотреть настоящие и, не довольствуясь мелкими отделками по триста франков метр, требовала большие воланы по тысяче франков или платочки и веера по семьсот — восемьсот франков. Вскоре на прилавке оказалось целое состояние. Инспектор Жув, стоя с равнодушным видом среди сутолоки, не спускал глаз с г-жи де Бов, хотя она, казалось, просто прогуливалась по магазину.