Собрание сочинений. т.1. Повести и рассказы
Шрифт:
Профессор превратился в спелый помидор. Он готов был провалиться и чувствовал себя, как школьник, пойманный учителем во время списывания задачи. Он ответил еле слышно.
— Я… это было… то есть меня… уговорили… Хозяин магазина… он уверил, что этот фасон очень… идет ко мне.
Если бы профессор смотрел не в пол, а в лицо прокурора, он при всей своей близорукости увидел бы, что бесстрастная прокурорская маска передернулась на мгновение судорогой сардонического смеха. Но прокурор успел соблюсти достоинство судебной власти и вытер предательскую
— Что же!.. Я не вижу в этом ничего особенного. У каждого из нас бывают необъяснимые иногда вкусы. Я знал одного человека, который мог есть чайную колбасу только тогда, когда она, поверите, начинала уже пахнуть, — сказал он учтиво, надеясь ободрить профессора, и добавил. — Во всяком случае, я не могу поздравить грабителя со слишком большой и выгодной добычей. Но все же это темное дело требует разъяснения, и я с вашего разрешения вызову сейчас же сюда начальника бригады уголовного розыска.
Профессор уныло повел рукой.
— Был я у них. Никакого толку. Во мне заподозрили вора и даже по альбомам сличали, не имел ли я приводов.
Прокурор разрешил себе наконец засмеяться:
— Ну, не беспокойтесь, профессор. В моем присутствии я могу гарантировать вас от таких выводов. Кроме того, вы говорили с простым дежурным агентом, а я вызову европейскую величину, изумительного специалиста высокой квалификации.
Прокурор снял телефонную трубку.
— Откуда? Угрозыск? Попросите мне Павла Михайловича… А, Павел Михайлович, здравствуйте. Не сможете ли вы приехать ко мне сию минуту? Да, да, в кабинет. Чрезвычайно любопытное дело. Да. Думаю, что вы очень заинтересуетесь, в вашем вкусе. Хорошо! Жду!.. Вы меня извините, — обратился он к профессору, — если я предложу вам пока посидеть вот здесь, а я приму остальных посетителей, — он указал профессору на диванчик в глубине кабинета, за круглым столом, — а чтобы вы не скучали, разрешите предложить вам любопытнейшую вещь, альбом редчайших случаев фотографической экспертизы. Могу вас уверить, что второго такого нигде нет.
Профессор поблагодарил и уселся в угол с альбомом.
Прокурор принимал посетителей. Александр Евлампиевич рассматривал альбом, изредка бросая косые взгляды в сторону прокурора. Тот сидел спиной к окну. Ослепительное весеннее солнце било в окно, заполняя кабинет дымным золотым туманом, и от этого моментами прокурор становился прозрачным, и сквозь него профессор явственно видел деревья Летнего сада и полированный красный порфир этрусской вазы на высоком цоколе. Голос прокурора вернул Благосветлова к действительности.
— Вот, профессор. Разрешите вам представить? Павел Михайлович Пресняков, наш лучший детектив.
Представленный был человеком очень высокого роста с гуттаперчево-гибкой сухой фигурой. Он сжал ладонь профессора длинными цепкими пальцами и, с размаху согнувшись, бросил свое легкое худощавое тело в кожаную ванну кресла.
— Вы позволите, — сказал прокурор, — если я сам изложу Павлу Михайловичу все известные мне обстоятельства, чтобы не утруждать вас вторичным пересказом, а вы поправите или дополните меня, если найдете нужным.
Пресняков сидел, утонув в кресле, скрестив руки на колене. В зубах у него ритмически качалась короткая прокуренная трубка. Темные вишневые глаза его казались апатичными и отсутствующими, но в самой глубине зрачков таилось настороженное внимание. Время от времени он поднимал руку и выколачивал пепел из трубки.
— Вы имеете что-нибудь добавить к рассказу прокурора? — спросил он, подавшись резиновым броском вперед.
— Нет… все как будто точно и полно.
В глазах Преснякова не осталось апатии. Они переливались зоркими лиловатыми огоньками.
— Один вопрос! Где вы купили ваш картуз?
— Я не помню, к сожалению, фамилии хозяина магазина. Но он в Апраксином рынке, напротив желтого дома с колоннами. Еще в окне огромная фуражка с малиновым околышем.
— Благодарю вас! Достаточно! Ну, я еду! — Пресняков поднялся и набил трубку новой порцией крепчайшего табаку.
— Ну, что вы можете сказать, Павел Михайлович? — заинтересовался прокурор.
— Хм… Пока ничего!
— А когда же?
— Завтра… Кстати, профессор, как мне можно достать вас, если вы понадобитесь для развязки?
Профессор дал номера телефонов лаборатории и квартиры.
— Чудесно. Думаю, я поставлю вас в известность о благополучном разрешении.
Пресняков простился и вышел. Профессор с невольным страхом посмотрел ему вслед.
— Неужели он знает?
— Ого!.. Я говорю вам — это исключительный человек, если он обещал, значит, дело в шляпе… или, вернее, в картузе, — позволил сыронизировать прокурор.
— Я очень вам благодарен. Может быть, наконец эта глупая история прекратится. Позвольте выразить вам мою глубокую благодарность.
— Не стоит, профессор! Моя обязанность охранять права и жизнь граждан. Очень счастлив, что мог увидеть вас у себя, хотя и по неприятному делу.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Привязанная за лапки к растопыренным металлическим держателям рыжая собачонка в панической дрожи скосила круглый прозрачно-коричневый глаз на блеск ланцета в руке профессора.
Познающие физиологию студенты любопытно вытянули шеи.
Профессор взмахнул рукой и коснулся ланцетом голого собачьего живота, который судорожно вобрался под прикосновением стали. Собачонка тонко и жалко завизжала.
Но собачий срок еще не истек на часах судьбы, и ей было определено получить незначительную, но существенную отсрочку.
За спинами студентов неожиданно прогудел пивной голос Пимена:
— Алехсан Лампович, вас к телехону требовают.
Профессор положил ланцет и прошел к аппарату.
Студенты смотрели на него с не меньшим любопытством, чем минуту назад на собачонку, ибо на их глазах всегда хладнокровный профессор побежал к телефону почти курцгалопом, споткнулся, покраснел, беря трубку, и вообще имел жалко растерянный вид.