Собрание сочинений. Т.23. Из сборника «Новые сказки Нинон». Рассказы и очерки разных лет. Наследники Рабурдена
Шрифт:
Некоторое время дядюшка молчал, затем обратился ко мне:
— Помнишь, Жан? Прошло уже более двадцати лет с тех пор, как ранним майским утром я привел тебя сюда. В тот день я показал тебе долину, поглощенную кипучей работой, она трудилась ради осеннего плодоношения. Взгляни: долина теперь завершает свой труд.
— Помню, дядюшка, — отвечал я. — Я очень вас боялся в тот день; но вы были добры ко мне, вы мне дали наглядный урок. Я вам обязан всем своим счастьем.
— Да, ты вступил в осеннюю пору своей жизни, ты трудился и теперь пожинаешь плоды. Человек
Я слушал дядюшку и думал о Бабэ, которая спала в большой кровати на белоснежных полотняных простынях. Моя любимая жена должна была рожать, подобно этой могучей земле, которая принесла нам благополучие. Бабэ тоже вступила в осеннюю пору своей жизни: у нее была ясная улыбка и цветущий вид — как у плодоносной долины. Я видел ее перед собой, освещенную солнцем, усталую и счастливую, познавшую высшую радость материнства. И я не мог разобрать, говорил ли дядюшка о дорогой мне долине или о дорогой мне Бабэ.
Мы медленно поднимались на холм. Внизу, в пойме реки, ярко-зеленым ковром раскинулись луга, чуть повыше простирались желто-бурые пашни, кое-где перерезанные рядами пепельно-серых олив и тощих миндальных деревьев. Еще выше раскинулся виноградник с мощными приземистыми лозами, клонившимися вниз.
На юге Франции с виноградником обращаются запросто, как с крепышом-приятелем, не холят, словно барчука, как на севере. Виноград здесь растет, так сказать, наудачу, и все зависит от милости солнца и дождя. Посаженные длинными рядами приземистые лозы одеваются темной зеленью. Междурядья засевают пшеницей и овсом. Такой виноградник походит на огромное полотнище полосатой материи: зеленые ряды лоз чередуются с желтыми полосками жнивья.
Мужчины и женщины, согнувшись, срезали спелые гроздья и складывали их в большие корзины. Мы медленно шли по длинной полосе сжатого поля. Когда мы проходили мимо сборщиков винограда, они оборачивались к нам и здоровались. Дядюшка иногда останавливался поболтать со старыми работниками.
— Скажи, папаша Андре, виноград-то совсем поспел? Хорошее будет вино в нынешнем году? — спрашивал он.
Работники, высоко подняв голые руки, показывали крупные гроздья черного, как чернила, винограда, где прижатые друг к другу ягоды чуть не лопались от сока.
— Посмотрите, господин кюре, — кричали они, — эти гроздья еще не из крупных, попадаются и такие, что тянут несколько фунтов. Уже добрых десять лет не видали мы этакого урожая.
И они снова принимались за работу. Темные куртки мужчин выделялись на зелени лоз. Женщины с непокрытой головой, накинув на плечи легкие синие косынки, согнувшись, собирали виноград и все время пели. Были тут и ребятишки, они резвились на солнце, катались по жнивью, звонко смеялись, оживляя своим гомоном виноградник, где трудились взрослые. На
Признаюсь, стоя среди виноградника, я испытывал горделивое чувство. Я ощущал под ногами чреватую плодами землю; зрелая, всемогущая жизнь разливалась по артериям виноградника и наполняла воздух своим могучим дыханием. Горячая кровь бурлила в моих жилах, я был как бы подхвачен этим плодородием, которое струилось из недр земли и входило в меня. Тяжелая работа виноградарей — это мой собственный труд, эти лозы — мои дети, эти поля стали моей семьей, богатой и послушной. И мне было приятно, что ноги мои ступают по тучной земле.
Я окинул взглядом земли, спускавшиеся к Дюрансе, и словно вобрал в себя эти виноградники, поля, луга, плантации олив. Мой дом белел невдалеке от дубовой аллеи; река походила на серебряную оторочку, окаймляющую зеленую мантию моих пастбищ. В какой-то миг мне показалось, что я расту все выше и выше и стоит мне раскинуть руки, смогу обнять все свои владения, деревья, луга, дом и возделанные земли.
Продолжая смотреть вдаль, я внезапно увидел, что по узкой тропинке, поднимавшейся к холму, сломя голову бежит наша служанка. Она натыкалась на камни и на бегу отчаянно размахивала руками, подавая нам знаки. Невыразимый страх перехватил мне дыхание.
— Дядюшка, дядюшка, — закричал я, — смотрите, вот бежит Маргарита!.. Наверно, началось…
Дядюшка сразу побледнел. Служанка наконец поднялась на холм, подбежала к нам, перепрыгивая через лозы. Она задыхалась и стояла, прижав руки к груди, не в силах выговорить ни слова.
— Говори! Что случилось? — вскричал я.
Она тяжело вздохнула, опустила руки и наконец выдавила из себя:
— Хозяйка…
Но я уже не слушал ее.
— Скорей, скорей, дядюшка!.. Ах! Моя Бабэ…
И я помчался по тропинке, рискуя свернуть себе шею. Сборщики винограда, выпрямившись, смотрели, как я бегу, и улыбались. Дядюшка Лазар, который не мог поспеть за мною, растерянно размахивал тростью.
— Стой, Жан! Черт возьми, я не хочу прибежать последним.
Но я не слушал дядюшку, я мчался все быстрей.
Я подбежал к ферме, запыхавшись, полный страха и надежды. Мигом поднявшись по лестнице, я очутился у комнаты Бабэ и стал стучать кулаком в дверь; потеряв голову, я плакал и смеялся. Акушерка, приоткрыв дверь, сердито сказала мне, чтобы я не шумел. Я был подавлен и пристыжен.
— Я не пущу вас, — продолжала она. — Подождите во дворе.
И, видя, что я не двинулся с места, она добавила:
— Все идет хорошо. Я вас позову.
Дверь захлопнулась. Я остался стоять перед ней, не решаясь спуститься вниз. Я слышал, как слабо стонала Бабэ. Но вдруг она так отчаянно закричала, что мне показалось, будто меня пуля ударила в грудь. Мне безумно захотелось высадить дверь плечом. Чтобы не поддаться искушению, я заткнул уши и опрометью бросился вниз по лестнице.